Рождество и святки

(Окончание)

Спускались сумерки и наступал съезд гостей «в тяжких нарядах», т. е. праздничных, зачастую низаных жемчугом, широких и длинных, так как носили их и поджарые, не рослые внуки после тучных, богатырской стати, дедов. Шилась одежда, чтоб всякому было впору. Тоже было и с женскими уборами, переходившими от прабабки, к семи-осьми владелицам, до износа. Разница покроя видна была разве на кокошниках, форма которых бывала у каждого города своя. Калуга, Белев, Осташков, Торжок, Москва, а в сборниках Тула с Москвой, Орлом, Мценском и Ярославлем, существенно разнились. Других отличий не было.

Для приема гостей ставился к переднем углу, но несколько отодвинутый к средине комнаты—стол с бесчисленными закусками. Чего тут не было: и пряники белевские и ковриги вяземские, и жомки, груздики, кругляки, угольнички, сердечки, горошки и т. п. печенье сладкое; и яблоки всех сортов, от мелких арабских, до украинских белого налива; и плоды и ягоды во всех видах, с пастилами всех сортов, заготовлявшимися впрок на целые годы.

Угощение начиналось с прихода гостей; хозяин, внося на подносе в кубках серебряных всякие напитки, от наливов до медов крепких, становился перед гостем и величал его по имени и отчеству, прося прикушать; а хозяйка за мужем, стоя, кланялась в пояс. Ломливый гость не хотел принять от хозяина, а просил—хозяйку, которую, выпив наливку, гость имел право поцеловать. За напитками хозяйка сама разносила закуски, кроме девиц, для которых свои были лакомства присланы из дому.

После угощений являлись шуты испотешить честных гостей; рассказывали свои прибаутки, басенки, сказочки, а чаще всего, острили, не называя по имени, над знакомыми хозяина. За шутами, впускались гости, наряженные в окруты. Самыми забавными персонажами этого, часто без искуственного маскарада бывали: медведь, коза, слепые лазари и бойцы. Окрутники подмазывали лица сажицей, а румянились кирпичем. Коза с медведем щеголяли в нагольных тулупах шерстью вверх; у лазарей, при оборванных кафтанах, должны были быть палки в руках и горбы, набитые подушками под кафтан.

Для потехи, лазари принимались петь стихиры; бойцы дрались и кувыркались перед всей честной компанией, а коза с медведем откатывали в присядку.

Отпустив ряженых, вносили стол. Почетная сваха накрывала его скатертью, ставила посредине комнаты и старшая нянюшка клала на скатерть блюдо с водой. Все молодые особы прекрасного пола снимали с себя кольца, перстни, серьги и клали их на стол, загадывая на них «судьбу» свою. Сама хозяйка приносила скатерть столешник и сваха накрывала ею блюдо, садясь прямо против него. Гостьи рассаживались по местам. Нянюшки клали на столешник кусочки хлеба, соль и три уголька. Сваха запевала песню «хлебу да соли»— начиная

«Слава Богу на небе. Слава!
Государю нашему на сей земле»!

При последних слонах — «Добрым людям на услышанье», она поднимала столешник и опускала в блюдо хлеб, соль, угольки, а гостьи клали свои вещи. Блюдо закрывалось и начинались песни подблюдные, во время продолжения которых сваха разводила рукой в блюде, а с окончанием песни, трясла блюдо и давала вынимать по очереди, одной участнице. Смысл пропетой песни давал ответ загаданному на судьбу. Потому при каждой песне и существует припев

Да кому мы спели тому добро,
Кому вынется скоро сбудется,
Скоро сбудется — не минуется!»

Значения песен были разные; которой девице вынималось кольцо на слова «катилось зерно по бархату», или «идет кузнец из кузницы, несеть кузнец три молота», то верно знали, что ожидает ее скорое замужество.

Вариант «кузнеца» предвещал богатую жизнь замужем; «Летит сокол из улицы»—замужество с милым; «Скачет груздочек по ельничку» брак с чиновным лицом; «У спаса в Чичасах» к богатству; тоже, что и щука. Песни «Уж как кличет кот кошурку, в печурку спать», выражала счастливую долю. «а стоят сани снаряженные» —житье с мужем в чужбине.

Обойдя весь круг загадывавших, кончали подблюдные песни и начинали «хоронить золото». Кольцо, оставшееся не вынутым из блюла, одна из девушек брала и ходила вокруг прочих, которые сидели, сложив руки на коленях. Когда пели первые четыре стиха, хоронившая золото девушка в чьи-нибудь руки клала кольцо и сидевшие быстро передавали его друг другу, она же, по окончании песни, должна была отгадать, где оно. Если же не отгадывала — игра повторялась снова; пока не найдет кольца.

Святочные гадания невест происходили еще позднее, когда время склонялось к полуночи. Все эти гадания ведут начало из глубокой древности. В стоглаве уже говорится о слушанье под окнами и предречении, по тону разговора, жизни в замужестве, приятной или грустной. Испытывали судьбу для этой же цели замужества—принося с насестей кур в горницу, где отдельно налита вода, положены: хлеб, кольца золотые, серебряные и медные. Той, чья курица принимались прежде пить, пророчили, что муж будет пьяница, если же птица клюнет там, где кольцо золотое, - быть за богатым замужем.

Бросали башмаки через ворота на улицу, узнавали девушки где быть замужем - в той стороне, куда лег башмак носком. А если к себе на двор? Значит не выходить замуж этот год.

В требнике 1639 г. восколеи и оловолеи называются чародеями. Гадание происходило на гроб и венец. Растопив олово (или воск), опускают в воду на имя загадывающего и смотрят на тень, что вылилось. «Иное выходит подобно домовине (гробу), то предвещает смерть; венец - замужество».

В полночь, гадающие девицы садятся еще в иных местах, под окошко, приговаривая:

«Суженой, ряженой! Проезжай мимо?»

— И уверяют, что слышится поезд с криком и свистом, если будет счастливая жизнь; при бедности же — поезд тих. К этому роду гаданий следует отнести и наведение зеркала. В нем, говорят, будто, показывается в лицо суженой, которого вызывают ужинать с собою и расчесывать косу.

В наши дни относятся ко всему этому, считавшемуся в старину несомненной правдой и очень серьезным делом, —холодно, если не насмешливо. А барышни все же гадать не оставляют на новый год. Даже нигилистки. Предки иное дело. То были темные века безграмотства. Пугала, настроенную к чудесному, доверчивость, всякая примета. Верили чуру и домовому. Просили дедушку-домового «поберечь скотинку», не томить ее и приносили ему в жертву на пустой чердак—считаемый его резиденцией, — разные угощения и сласти, не крестя их. Находились, конечно, и в старину смельчаки-политики, прибиравшие к рукам этот запас, во имя мнимого «дедушки».

Теперь выходят из употребления прежние затеи, даже широкое хлебосольство предков не по плечу чахлым потомкам, занявшим у немцев бездушную потеху, ребячью—елку, обвешанную гостинцами.

Торговля этой новой статьей праздничного рождественского обихода, начинает процветать в столице. Делают елки и не имеющие вовсе детей; чуть не старики собирая гостей. Зажигают елку и дуются в стуколку всю ночь на пролет.

То-то весело!

Всемирная иллюстрация : Еженед. илл. журнал. Т.5, № 2 (106) - 9 января - 1871.

ОТ ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЫСОЧЕСТВА

Московского Генерал Губернатора

25 сего декабря, в день Рождества Спасителя нашего Господа Иисуса Христа и в воспоминание избавления Церкви и Державы Российския от неприятельского нашествия в 1812 году, в кафедральном во имя Христа Спасителя соборе имеет быть совершена архиерейским служением литургия и после оной благодарственное Господу Богу молебствие.

При пении «Тебе Бога хвалим» будет произведена с набережной реки Москвы из орудий 1 гренадерской артиллерийской бригады салютационная пальба 101 холостым выстрелом. Начало литургии в 10 часов утра.

Находящиеся в Москве военные и гражданские чины, дворяне и должностные лица городского сословия приглашаются в этот день в кафедральный во имя Христа Спасителя собор к литургии и молебствию в парадной форме.

Московский листок (большая политическая внепартийная газета) № 357, 23 декабря 1900 г.

Еще по теме:

Рождество и святки, часть 1