В «Новом Времени», г. Ксюнин снова возвращается к той пропасти, перед которой стоит Россия и над которой она кажется занесла ногу.
Русския войска бегут с фронта, братаются с немцами и согласны уплатить 50 миллиардов контрибуции, лишь бы прикончить войну.
Верховный главнокомандующий принужден призваться перед всем миром, что родина в опасности, пропал патриотизм, иссякли доверие и дисциплина и армия стоит в роковом бессилии.
Новый военный министр вдохновляет полки, обещает железную дисциплину, а в это время два офицерских съезда препираются о том, кто из них „всероссийский", и голоса собравшихся в тылу с представительством от эвакуационных пунктов, фельдегерскаго корпуса и ортопедическаго института заглушают голос подлинного фронтового съезда, занимающегося не только рабочим вопросом, но и сплочением армии.
Впереди не видно конца съездам и совещаниям, и на июнь месяц, вероятно вместо наступления назначен всероссийский съезд солдатских делегатов. Неизвестно одно, примут ли на этом съезде участие „товарищи-германцы". Или будут в это время заняты аннексией Псковской губернии и сбором контрибуции с Петроградской. Товарищи-германцы не провозглашали никаких разлагающих лозунгов и устами своего фельдмаршала Гинденбурга обещали поговорить об условиях мира только после победы.
В то время, когда все народы кипят действием, боятся пропустить лишний день и час, мы вышли из берегов собственнаго красноречия и в споре о словах думаем добиться если не благополучия родины, то во всяком случае „торжества интернационала".
Но г. Ксюнин не договаривает: вместо всего этого русские солдаты объявили войну русским гражданам и налагают контрибуции на русские города (Царицын).
В то время, как в Петроград прибыла новая партия груза из германских запломбированных вагонов
Военный министр А. Ф. Керенский убеждал гельсингфорских матросов восстановить дисциплину и довести войну до победы. С балтийских судов он отправился в действующую армию, чтобы вдохнуть в нее прежнюю мощь. До Керенского на фронт ездит Гучков, тоже говорил речи, его тоже выносили на руках и бережно сажали в автомобиль. Но очевидно, боясь разучиться ходить, он спустился на землю и снова почувствовать под свовми ногами почву.
Министра Керенскаго одухотворяют лучшия желания, но он один. Если ежедневно будет приезжать даже не 250 циммервальдовских проповедников, а всего пять, если они будут произносить только по три речи, а не по десяти, то и тогда министру Керенскому не справиться со своей задачей. Сразу на все фронты министр Керенский не поспеет, зато издающиеся немцами газеты прямо из-под печатных станков каждое утро попадают во все русские окопы и вместе с нашими „Правдами" добиваются большего, чем военный министр во время своих пятиминутных речей.
По поводу резолюции, вынесенной соединенным совещанием
С. Р. и С. Д. гор. Киева о деятельности вс. военного союза
Киев, 3 мая
Люди тыла сказали мне, проведшему на фронте 2 года, что я служу делу измены свободы.
Это было сказано не только мне, но всем тем солдатам, офицерам, юнкерам, в. врачам, в. чиновникам и гражданам сотрудникам, которые объединились в созидающей организации «всерос. военный союз» —организации надпартийной, поставившей своей единственной целью пропаганду войны до победы—на фронте и мира - внутри страны...
Я не могу молчать...
Я не могу не ответить на это неслыханное оскорбление...
В наши дни мерилом политической ценности человека зачастую служит его тюремный стаж, кара понесенная им при старом режиме за политические убеждения. Таких людей называют красивым именем борцов за свободу...
А мы, те, которые умирают там впереди, те кто отдал России все: свою жизнь и благосостояние своих близких, кто перенес на фронте так много мучений, кто голыми руками отражал врага, вооруженного всеми усовершенствованиями современной техники, кто задыхался в волнах удушливых газов, кто годами жил в сырых, кишащих паразитами землянках и погибал спокойно и деловито, без звучных фраз и красивых поз—мы не борцы за свободу? Наш боевой, кровавый стаж—ничто? Или мало нас умерло? Или море пережитых нами страданий—ничто по сравнению с месяцами и даже годами тюремного заключения и ссылки, что нам нет места среди борцов за свободу?
Те, кто кричит: долой войну! и посылает в окопы агитаторов, пропагандирующих позорное и предательское братанье с врагами, те, кто носит по улицам Петрограда плакат,—«да здравствует Германия»—честные идейные люди, проповедники свободных убеждений?
А мы—боровшиеся с немцами 2 1/2 года, в то время, как за нашей спиной торговали Россией и нашей кровью—отвечайте мне—разве не за убеждения, не за великую идею свободы родины мы боролись?
И теперь, когда мы призываем всех оставить партийные и национальные распри, всю рознь, вспомнить, что поражение на фронте принесет гибель нашей свободе, когда мы выставили программу, под которой может подписаться всякий честный человек, каких бы политических взглядов он не придерживался (кроме Ленинцев, конечно), нам выносят, по какому-то недоразумению, несправедливый и голословный заочный приговор.
Присутствовавшие на соединенном совещании с. р. и с. д. передавали мне, что неудачное выступление в нашу защиту человека, политически скомпроментированного и не имевшего к союзу никакого отношения привело к тому, что нам бросили бессмысленное и незаслуженное оскорбление.
— Позор и стыд!
Я возвращаю слова «измена свободе» тем или тому, кто их произнес и твердо верю, что злыми, но необоснованными словами не запугать тех, кто видел смерть слишком часто и близко—я верю, что в свободной России найдется достаточно истинно-свободных воинов и граждан, чтобы поддержать наше большое и честное дело.
Один из многих.
Письмо из Женевы
Я предполагал набросать в этом письме картину социалистического движения во Франции и обрисовать различные течения в оппозиции. Но события принуждают меня поговорить о другом.
Французская пресса посвящает много места путешествию т. Ленина и его политических друзей.
Возмущение, проявившееся с первого дня русской революции против так называемых «демагогов», «крайних» и «анархистов», еще более увеличилось. Тем не менее, я должен по справедливости признать, что я полагал, что возвращение наших мужественных товарищей в Россию через Германию вызовет большее возмущение и более сильный и бурный поход со стороны клеветников.
Вполне законное возмущение, вызванное у русских социалистов-эмигрантов поведением французских и английских социал-патриотов, о котором я говорил в одном из предыдущих писем, имело следствием некоторое недовольство со стороны буржуазной французской прессы.
Газета «Le Теmрs» («Время»), —орган, наиболее ярко выражающий интересы французского империализма и преданность которого царскому правительству и его парижскому представителю Извольскому проявлялась так неизменно, — пишет в номере от 9 апр.:
«Кинтальцы всех национальностей, не способные порвать узы, которые их связывают с тевтонской социал-демократией, продолжают оказывать ей услуги. Встречаются даже такие русские интернационалисты, которые предают анафеме английских и французских социалистов, считающих мир с Германией угрозой праву и свободе».
Это, как видно, повседневная тема всех газет «Согласия» с начала войны: хотят уверить, что интернационалисты — противники войны и сторонники мира между народами — суть защитники немецкого мира и некоторым образом даже убежденные агенты правительства кайзера; но этот довод так часто употреблялся, что совершенно потерял свою силу.
Прибытие наших товарищей в Стокгольм стало сейчас же известным через посредство агентских и газетных корреспондентов.
Германские газеты представляли их пацифистами, благожелательно относящимися к политике Бетмана-Гольвега и Шейдемана. Союзническая печать старалась доказать, что возвращение русских революционеров было подстроено Германией, что они являются более или менее бессознательными агентами центральных держав и, следовательно, пособниками немецкого милитаризма.
Приведем еще выдержку из «Теmрs»:
«Императорская Германия, отчаявшаяся в достижении „почетного" мира и убедившаяся в неизбежности своего поражения, пытается вероломно использовать русскую революцию в безумной надежде, что невозможная разруха в России заставит Англию и Францию вступить в переговоры о мире. При осуществлении этого чудовищного плана она рассчитывает на пособничество русских революционеров - интернационалистов и пацифистов, уже довольно часто оказывавших ей, через посредство нейтральных, услуги».
Та же газета в передовице от 19 апреля, посвященной «Союзу русской демократии», прославляет возвращение социал-патриота Плеханова в Петроград. Газета, защищавшая с начала франко-русского союза царское самодержавие и бюрократизм, называет бывшего революционера «известным эмигрантом». Само собой понятно, что, если бы г. Плеханов остался верным интернациональному социализму, его возвращение не было бы предметом столь восторженных строк, и, без сомнения, он был бы признан анархистом. Но эта передовица тем замечательна, что обнаруживает беспокойство французских капиталистов относительно русских социалистов, что а той же статье имеются длинные рассуждения о влиянии «анархистских элементов и марксистских теоретиков и пацифистов крайней левой».
И поистине замечательно нижеследующее изречение:
«Люди, как Милюков, Гучков, князь Львов и Керенский, знающие свою страну, полагают, что для того, чтобы разбить эти течения, не нужно сдерживать их преграждениями, но следует канализовать их, введя в свою колею».
Другие газеты придерживаются приблизительно того же мнения, ограничиваясь печатанием тенденциозных телеграмм, объявляющнх Ленина, Зиновьева и других сторонниками мира во что бы то ни стало.
Понятно, что и органы так называемого меньшинства публикуют без проверки эти сообщения. Французские газеты, раньше писавшие по примеру Клемансо: «Немцы в Нуайоне», кричат нынче: «ленинцы в Петрограде».
Но, как и следовало ожидать, самой злобной н клеветническою оказалась газета «Нumаnite» («Человечество») — орган большинства французской социалистической партии. Корреспондент этой газеты «Ноmо» —Грумбах уже давно пытается дискредитировать интернационалистов, объединившихся в Кинтале и Циммервальде.
Несколько месяцев тому назад наш товарищ депутат Кацлерович возвратился в Белград. Двуличный г. Грумбах, состоящий при г. Реноделе, пустил в печати клевету, использованную всей буржуазной прессой Согласия. Этот же «Ноmо» занимается сближением французских социал-патриотов с оппозицией Гаазе, Ледебура и Бернштейна. Он — из тех, кто воображает, что такой тактикой легко обновить II Интернационал. Вот почему он порицает всех интернационалистов, сторонников нового Интернационала, и в частности русских товарищей, организовавших Циммервальдскую левую.
Потому-то он и позволяет себе то, чего не решаются делать буржуазные журналисты: он подло инсинуирует на русских революционеров, вернувшихся в Россию через Германию, называя их агентами немецкого правительства; известно, что этот господин прослыл специалистом в области клеветы, и я пишу без возмущения, лишь для того, чтобы засвидетельствовать это.
Но если бы этот корреспондент французской социал-патриотической газеты был более последователен, он бы протестовал против бельгийского социал-патриота Гюйсманса, испросившего недавно у военного губернатора Грюсселя г. Биссинга паспорт, который бы ему позволил отправиться в Гаагу для восстановления жалкого «Международного социалистического бюро».
Анри Гильбо.
От редакции. Автор печатаемого выше письма — француз Анри Гильбо—редактор журнала «Завтра», органа, близкого к направлению левых циммервальдцев, издаваемого в Женеве.
Приказ Верховного Главнокомандующего
Верховным Главнокомандующим генералом М. В. Алексеевым издан следующий приказ к действующей армии:
23 апреля в расположение 151-го пех. Пятигорскаго полка, 38-й дивизии, явился немецкий полковник-переговорщик, выразивший желание, чтобы его отправили в штаб армии. Когда ему в этом было отказано, немец высказал сопровождавшему его офицеру сожаление, что его не приняли, так как он хотел поговорить с командиром корпуса и командующим армией, согласен был бы ехать в Петроград. О чем хотел говорить немецкий полковник, он ничего не сказал.
Между тем, среди солдат Пятигорского полка возникло недовольство, что старшие начальники не допускают переговорщиков сговариваться о мире, который невыгоден начальникам и желателен солдатам.
Печальный случай, о котором тяжело и совестно говорить.
Солдаты!
Каждый из нас должен исполнять закон и никто не имеет права своевольничать.
Закон запрещает даже Верховному Главнокомандующему принимать переговорщиков, являющихся будто бы предлагать мир. Кто из начальников нарушит этот закон, тот будет изменником своему отечеству.
Только Временное Правительство может начать переговоры о мире: только оно знает в согласии со всем русским народом, когда и как нужно окончить войну. Переговоры об этом будут вестись не на позициях, не через переговорщиков-полковников, а через особых уполномоченных дипломатов.
Немец хорошо знает это, но он шлет своих переговорщиков, чтобы высмотреть наше расположение, чтобы провокаторски посеять рознь между нами, возбудить подозрение к начальникам.
Солдаты!
Обращаюсь к вашему уму, к вашему здоровому русскому сердцу! Пробудитесь от дремоты, навеянной на вас хитрым врагом и его провокаторами—агентами.
Если бы враг действительно хотел мира, он знал бы, как и через кого нужно начать переговоры с вашим Правительством. Но он к Правительству не обращается: он не ищет мира, а ищет только способа разрушить порядок в наших полках, подорвать веру в начальников, усыпить вас еще более мечтами о скором мире. Проснитесь! Мир можно добыть только одною победою над врагом. Отечество ждет, что мы все дадим ему эту победу.
Верьте же своим начальникам, как старшим товарищам, любящим солдата и живущим одною с вами боевою жизнью.
Горе той армии, которая не верит своим начальникам.
Пятигорскому полку напоминаю его славную прежнюю службу.
Неужели погибли все славные пятигорцы-богатыри и остались в полку только дряблые и малодушные, для которых мир, хотя бы позорный и пагубный навеки для родины, дороже и слаще всего!?
Неужели теперешний состав Пятигорского полка, забыл свой долг перед отечеством и на радость своему врагу омрачит беспорядками свой славный полк?
Вспомните все в армия, что кроме собственного блага есть благо родины, есть долг, есть обязанность!
Храбрые, доблестные и честные русские офицеры и солдаты-граждане, заклеймите позором тех малодушных, которые умеют думать только о себе и спасении своей драгоценной жизни!
Подписал: генерал-от-инфантерии Алексеев.
Еще по теме:
Революция. 1917 год. Предисловие
.............................................................................
Революция и церковь (1917 год)
Революция. Нужно воссоздание армии (май 1917 г.)
Революция. Александр Федорович Керенский, один из самых популярных ныне людей в России (май 1917)
Революция и армия. Россия уже кажется занесла ногу над пропастью (май 1917 г.)
Революция. Вернуть богатства монастырей свободной России (май 1917 г.)
Революция. Мы протестуем против затеи Ленина и Ко. (май 1917 г.)
|