Очерк Ф. Мускатблита.

(Окончание)

V

Усиленное внимание к неприятельским субмаринам, вызванное эффектным дебютом их и поддерживавшееся общей переоценкой силы немцев, сопровождалось досадным недоумением по поводу отсутствия должного ответа со стороны союзников и главным образом англичан.

Отчего английские субмарины не дают о себе знать?

Кто спрашивал так, тот упускал из виду простейшую истину:

Можно иметь великолепное охотничье снаряжение, отлично владеть им и все же, чтобы подстрелить даже самого захудалого зайца, прежде всего нужно, чтобы он показался.

Германский боевой флот, незначительная часть которого, заклейменная названием „детоубийцы Скарборо", дорого заплатила за свои разбойничьи набеги, счел за благо не выходить из своих гнезд в Северное море, а так как тем менее мог отважиться на это германский коммерческий флот, то в результате у англичан и в частности у английских подводных лодок не оказалось здесь объектов для нападения.

Показались у Гельголанда крейсеры "Ариадна", „Кёльн" и „Майнц",—англичане уложили их артиллерийским огнем.
Попались у Доггербанки „детоубийцы Скарборо", — один из них, крейсер „Блюхер", также был расстрелян, а два других, дредноуты „Дерфлингер" и „Зейдлиц", подбиты.

Что же до английских субмарин, то, кроме потопления крейсера „Гела" у Гельголанда, за ними столь яркие дела, как появление в устье р. Эмс, где был взорван истребитель, и особенно переход проливами Скагеррак, Каттегат и Зунд в Балтийское море.

Тут противник меньше прятался, и входящие в состав нашего отряда английские подводные лодки подорвали и пустили ко дну шесть неприятельских судов, в том числе, при входе в Данцигскую бухту, броненосец „Поммерн".

Все это было делом командира Хортона, который уничтожил истребитель в устье р. Эмс и крейсер "Гела" у Гельголанда.
Он был награжден за свои подвиги орденом св. Георгия 4-й степени,—первый английский морской офицер, получивший такую награду за время этой войны, и третий—за время существования названного знака отличия: до него Георгиевский крест (2-й степени) получили адмирал Кодрингтон в 1827 году и адмирал Стопфорд в 1840 году.

Затем был подорван дредноут „Мольтке" и потоплено большое вспомогательное судно, за что командир Лоренс также был награжден орденом св. Георгия 4-й степени.

Наконец—взрыв крейсера „Ундина" между Треллеборгом (Швеция) и Засницом (Германия), следовательно, около неприятельских баз.

Восемь побед Хортона и два успеха Лоренса, как четыре победы неприятельского командира Веддингена, при единичном успехе, выпавшем на долю других, из которых весьма многие не имеют за собой ни одной победы,—показатель выдающегося дарования этих офицеров: в этой трудной области нельзя сделаться мастером, им нужно родиться, необходимы природные данные, которым надлежащая школа даст известное развитие.

Кроме Хортона и Лоренса, английский подводный флот насчитывает такие имена, как командир Гольбрук, прошедший под пятью рядами минных заграждений в Дарданеллах и подорвавший в Мраморном море турецкий броненосец „Мессудиэ".

Бойль, который также проник в Мраморное море и уничтожил один транспорт и две канонерки.

Наконец—Насмит, в свою очередь прорвавшийся в Мраморное море и потопивший четыре транспорта, из которых один был взорван вблизи арсенала в Константинополе.

Рейс этот вплоть до стен столицы Оттоманской империи, если и не является рекордным по итогу, то во всяком случае пока не имеет себе подобия по искусству, с каким он был совершен в незначительном и, можно сказать, закрытом неприятельском бассейне.

Отсюда, как и из предыдущих примеров, ясно, что там, где у английских подводных лодок есть объект для нападения, они действуют с таким блеском, какой и не снился германским субмаринам.

Последние до сих пор подвизались исключительно в открытом море, и еще не было случая, чтобы, осуществляя свою задачу, они глубоко проникали в неприятельское расположение.

Внесли свою долю участия в мировой войне и французские подводные лодки, но так как австрийский боевой флот избегал выходов в Адриатическое море, предпочитая оставаться за минными заграждениями и сетями в своих портах, то у них было мало активной работы.

Однако не следует забывать, что сторожевая служба, по существу чрезвычайно утомительная, сопряжена с риском, пожалуй. большим, чем совершение подвига.

Наиболее крупное дело французских субмарин—потопление новейшего австрийского крейсера „Гельголанд".

„Мы,—передает командир одной из них, — находились в погруженном состоянии у Каттаро. Ветер был довольно свежий, и на море была порядочная зыбь, но небо было удивительно ясное. Таким образом условия для лодки были вполне благоприятные. Около полудня мы увидели в перископ небольшой дымок -несомненно, миноносец. Единственная дичь,— думали мы, — которая отваживается появляться здесь. Но вот дым увеличивается, и виден большой корабль. Не англичане ли?—думали мы, но потом убедились в справедливости первоначального предположения, что к нам приближаются австрийцы: ни английского флага ни опознавательного сигнала не было, и, наконец, как могут быть англичане в районе огня батарей Каттаро?

В этот момент мы находились сбоку неприятельского судна, в девяти верстах от него. Оно не открывало огня, и мы решили идти на него, так как имели шанс на удачу. Раздалась команда изготовиться у минных аппаратов. „Гельголанд", — это был, как мы узнали впоследствии, он, — приближался медленно. Мы знали, что корабль такого типа обладает большим ходом и, имея сильные машины, может отлично маневрировать и избегнуть мины. Вот он отстоит от нас уже только в двухстах саженях. Раздалась команда „пли!", и из аппаратов пошли веерообразно три мины. Это было в полдень. Вслед затем послышался страшный взрыв, и корпус лодки вздрогнул. Бесспорно, одна из мин попала.

Спустя две минуты корма неприятельского корабля стала уходить под воду, и весь он окутался густым дымом. Но вот показались неприятельские истребители, которыми весьма успешно преследуются лодки, и мы были бессильны против них. Немедленно был отдан приказ погрузиться на пятнадцать саженей. После этого мы ничего не видели и ничего не знали. Если противник обнаружит нас, то хорошо направленный снаряд может уничтожить нас. Мы ждали с лихорадочным нетерпением и никогда время не тянулось так долго. В половине первого в воде грянули три коротких удара: значит, вблизи нас взорвались три снаряда. Через несколько секунд мимо нас прошла самодвижущаяся мина. После этого настала тишина. Слышался только удалявшийся шум винтов. Значит, истребители не нашли нас. Через четыре часа мы поднялись на поверхность моря, которое к тому времени стихло. Вдали виднелся берег, но на море никого не было, и мы вернулись".

Победительница— „Фуко".

Так же было мало активной работы у итальянских подводных лодок.
Особого внимания заслуживает случай с совершившей смелую разведку субмариной „Медуза".
Она и австрийская подводная лодка некоторое время находились в погруженном состоянии друг возле друга, при чем обе не подозревали о близости находившегося но соседству неприятеля.
Совершенно случайно первою поднялась на поверхность моря „Медуза", и противник, сразу заметив всплывший корпус, успешно выпустил в нее мину.

Впоследствии, когда к месту гибели „Медузы" были отряжены водолазы для выяснения, можно ли поднять ее, оказалось, что работы по ее извлечению будут бесполезны, так как она очень повреждена, но вместе с тем водолазы нашли неподалеку потопившую ее и потом потерпевшую крушение австрийскую подводную лодку, которая в виду хорошей сохранности была поднята и вскоре использована.

Так как многое из деятельности нашего флота по-прежнему должно оставаться в тайне, ибо среди минувшего есть целый ряд фактов, связывающих происшедшее с тем, что происходит и произойдет, то, естественно, не подлежит огласке и работа наших субмарин.

Впрочем, и опубликованных сведений достаточно, чтобы судить об ее напряженности.

Захватывающий интерес представляет сообщение об одной подводной лодке, которая столкнулась с неприятельским кораблем, успев однако перед тем выпустить в него мину.

„Лодка, находившаяся в море, усмотрела на горизонте в девять часов вечера дымы неприятельских кораблей и немедленно пошла на них. Приблизившись на требуемое расстояние, она погрузилась в воду, но, пользуясь перископом, в скором времени могла рассмотреть противника, который шел целой эскадрой в составе десяти линейных судов и миноносцев. Чтобы противнику труднее было увидеть перископ, командир лодки решил перейти на левую сторону, где лодка оказалась бы между противником и солнцем. Вместе с тем, зная, что неприятельские миноносцы буксируют за собой подрывные патроны для уничтожения лодок, он решил атаковать эскадру с фронта и соответственно изменил курс.

В начале десятого часа лодка приблизилась к передовому миноносцу правой колонны и прошла мимо него в пятнадцати саженях, имея перископ слегка над водой. Миноносец не заметил лодки или увидел ее слишком поздно, так, как он не изменил курса. Желая развернуться вне линии миноносца, лодка ушла несколько в сторону, под нос следующего и, чтобы избежать столкновения с ним, убрала перископ и погрузилась на пятьдесят футов, после чего на лодке ясно слышали шум винтов проходившего над ней неприятельского корабля. На глубине тридцати пяти футов был поднят перископ, и в этот момент показался таран головного неприятельского судна, которое шло на пересечку лодке.

„Раздалась команда атаковать противника, взять в сторону, дать полный ход и погружаться.

„Мина была выпущена, но после этого произошло столкновение. Послышался страшный треск. Вся лодка задрожала. Внутри разбивались колпачки подпалубных фонарей, летела посуда, разная мелочь. Сама лодка накренилась так, что люди не могли стоять и держались за что попало. К счастью, никто не растерялся: все приказания исполнялись быстро и точно.

„Благодаря своевременно принятым мерам лодка успела отделиться от днища неприятельского судна, с которым столкнулась.
„На глубине семидесяти пяти футов на лодке услышали сильный взрыв, который волной передавался по борту, а также лязг железа. Звук был настолько силен, что командир предположил, что корпус лодки поврежден при столкновении и, не выдержав давления поды, разрывается. Поэтому, желая разузнать, в чем дело, он приказал подняться, но приближавшийся шум винтов заставил его снова опуститься. Неоднократные попытки подняться ни к чему не привели, так как над лодкой всякий раз слышался шум винтов на кораблях и миноносцах неприятельской эскадры, которая, по-видимому, пришла в расстройство и беспорядочно ходила на месте, где была лодка.

"В полночь, когда уже достаточно стемнело, лодка вспыла посмотреть и потом окончательно поднялась, после чего пошла к берегу, пробыв под водой более четырех часов.
"Это вынужденное долгое пребывание под водой, а также искривление перископа, к сожалению, не дали лодке возможности удостовериться воочию, насколько удачна была ея атака, и окончательно убедиться, был ли услышанный ею взрыв результатом выстрела ея мины по неприятельскому кораблю".

Кроме того было сообщение, что наши субмарины атаковали в раионе Мемеля сторожевые суда, в глубине Данцигской бухты—миноносец и в районе Аркона—Гедзер (Германия— Швеция)—дозорные крейсеры; но противник всякий раз счастливо избегал опасности.

Наконец у о. Рюген, всего в двухстах верстах от Нильского канала, был атакован и серьезно поврежден крейсер "Газель", а у о. Моён, (Дания) потоплен дежурный миноносец — успехи, одержанные в январе и, следовательно, при самых тяжелых условиях плавания, которое и в обычной обстановке сопряжено на подводной лодке с большими тяготами.

«Жизнь эта,—повествует командир германской субмарины "U 16",—отчаянно треплет нервы. Выдержать ее может далеко не каждый. Пока идешь под водой, царит молчание склепа, так как электрические двигатели работают бесшумно. По мере того, как воздух нагревается, он беднеет кислородом и весь пропитывается запахом масла из машинного отделения. Атмосфера становится ужасной. На непривычных часто нападает болезненная сонливость, и нужно крайнее напряжение воли, чтобы не заснуть. В моей команде были люди, которые первые три дня ничего не ели, потому что спали непробудным сном. Иногда приходится насильно бодрствовать целые сутки, все время оставаясь к тому же на чеку. Мне случалось стоять или сидеть по восьми часов кряду, приклеившись глазами к перископу, и смотреть в его блестящее зеркало, так что резало глаза и ломило виски. Когда достигнута граница выносливости и экипаж устает до смерти, мы опускаемся глубже, останавливаемся и засыпаем, как в колыбели".

***

Знаменитый английский адмирал Скотт заявил, что, „как автомобиль упразднил» на земле лошадь, так подводная лодка упразднила на море дредноут", и потому строить дредноуты значит бросать деньги на ветер...

Его оппонент, специалист по морским вопросам Гэнней, возразил, что "подводная лодка—в высшей степени занимательная игрушка", и потому сооружать подводные лодки значит непроизводительно расходовать средства...
Решение этого спора продиктовал кровавый опыт, выяснивший, что ошибались и энтузиасты подводной лодки и ее отрицатели: истина оказалась посредине.

Подводная лодка в ее нынешнем виде не может категорически помешать главной боевой силе противника, по-прежнему определяющей исход борьбы, но ощутительно стесняет ее свободу передвижения и весьма ценна поэтому, как мощная вспомогательная сила флота.

Еще по теме:

Первая мировая война. Техника войны. "Наутилус“ в мировой войне

Первая мировая война. Техника войны. "Наутилус“ в мировой войне - 2

Первая мировая война. Техника войны. "Наутилус“ в мировой войне - 3

Первая мировая война. Техника войны. "Наутилус“ в мировой войне - 4

Первая мировая война. Техника войны. "Наутилус“ в мировой войне - 5