На Украине
Статья нашего специального корреспондента (написана до переворота)
I.
Воспользовавшись связью с советскими кругами, я добился пропуска на Украину для закупок продовольствия.
Уже в Курске (прямым путем в Киев проехать нельзя) были получены сведения, что немцы подступают к Киеву. Комендант Курска так растерялся, что немедленно отправил поезд с взрывчатыми веществами, чтобы взорвать под Конотопом мост через Десну.
Если бы этот план был выполнен, путь отступления большевистским отрядам был бы отрезан.
С «рославльским революционным отрядом»—красой и гордостью красной армии—отправился я в путь в поезде из трех вагонов. Но не проехали и двух станций от Курска, как революционные солдаты потребовали жалования (в размере 50 р.). После получки на следующей же станции из 250 человек осталось лишь 143. А там, дальше—достали спирт и перепились все, вплоть до машиниста...
Пьяный поезд помчался на всех парах, минуя станции. Лишь где-то, на четвертой станции, за семафором, удалось остановиться...
Пришлось арестовать машиниста и начальника эшелона...
Доехали до Конотопа. Дальше ехать было невозможно: навстречу по обоим путям катили 64 пары поездов, уходя от немцев... Какая печальная картина отступления, со всей характерной бездонностью русской безалаберщины. Одни поезда слишком перегружены, другие совсем пусты. Все это сбивается в кучу, загромождает путь...
Встречаем поезд командующего революционными армиями, т. Ремиева: состав из 15 вагонов исключительно 1 класса.
Ходатайствуем о проезде в Киев. Нам заявляют:
— От Киева, наши войска отходят, мост около Дарницы взорван.
Со мной едет авиатор, спешащий в Дарницу спасать склады авиационного имущества. Добиваемся разрешения пробраться в Киев, находим машиниста из киевской бригады, прицепляем один вагон и едем.
В Нежине останавливаюсь, чтобы навестить свою семью. Выхожу на вокзал, с винтовкой за плечом, с советскими документами в кармане и прочими атрибутами власти, и... попадаю в руки украинских солдат, которые, как оказалось, обошли Нежин.
Однако, мне скоро удается доказать, что я нежинский житель, и меня торжественно приводят к семье,—но без винтовки и документов.
Мне, положительно, везет: через пять минут после того, как я покинул вокзал, Нежин занимают германские части.
На следующий день я встречаю на улицах Нежина и комиссара поезда. Он рассказывает мне, что не успели они вчера отъехать от станции, как были задержаны германцами. К счастью, удалось уничтожить документы...
Порвалась всякая связь с миром, я сижу отрезанным в Нежине, среди вояк германской оккупации. Я даже не знаю, как далеко докатитись эти волны...
II.
Только через три недели попадаю в Киев. Для проезда приходится брать особое разрешение у германского коменданта, и ехать в германском эшелоне.
Подъезжаем к Дарнице... Вот и мост через Днепр... Даже досадно стало: взорвать-то и то не сумели... Мост цел, взорваны только крайние фермы.
Над починкой моста уже работают немцы,—скоро, споро, методично. Как машины—с 8 ч. утра до 5 ч. вечера. В остальное время пропускают прохожих.
Как выяснилось впоследствии, мост этот сыграл не только стратегическую, но и политическую роль: из-за него закатилась честолюбивая политическая звезда Петлюры... Дело в том, что немцы, желая придать занятию Киева «национальный» характер, пустили вперед отряд Петлюры. Но на его долю были определены не только лавры триумфатора; у него было и другое задание: через пост Волынский быстро пройти в Дарницу, дабы помешать взрыву моста. Но Петлюра, упившись торжеством въезда, опоздал.
За это от поплатился постом военного министра!..
Кроме этой маленькой неприятности с порчей моста, действительных триумфаторов германцев ждала богатейшая военная добыча. Большевики бежали поспешно, побросав все дорогой и на месте. От Дарницы до Нежина, тылового пункта всяких складов,—сплошные залежи войскового имущества. Даже немцы в течение двух месяцев не могут разобраться в этом богатстве. В одном Нежине, по их собственным словам, они нашли на несколько миллиардов артиллерийского имущества; среди него много присланного от наших союзников.
Кое что из боевого материала растащено по деревням: нередко в деревнях можно найти орудия вплоть до шестидюймового калибра.
Конечно, немцы прежде всего стараются отобрать вооружение у крестьян. Но они его прячут, зарывают в землю. Однако, немцев трудно провести, все у них предусмотрено. Для отыскания оружия они применяют простое средство: бусоль!.. Равно, как для обнаружения хлеба, применяют собак-ищеек...
Трепет по деревням «дядьков и жинок»...
III.
В Дарнице — штаб германских войск. Здесь уже «Русью не пахнет».
Киев—говоря коротко—немецкий город, но с русским населением. Все лучшие гостиницы - «Франсуа», «Континенталь», «Гранд-Отель»—заняты германскими штабами и офицерами. Кафе переполнены немцами. На всех столбах немецкие объявления.
Характерна поспешная жадность, с которой завоеватели,—прежде всего, конечно, офицеры, —бросились в магазины для закупки мыла, продовольствия и стекол... Затем началась бешеная скупка обуви. Германским военным командованием закуплено около 500.000 пар сапог. Следует обратить внимание на то обстоятельство, что за мелкие партии немцы платили столько, сколько с них просили; за большие партии—назначали цену сами.
Вслед за частной и государственной организованной закупкой начались организованные реквизиции: было реквизировано все белье земского и городского союзов.
Еще более характерно поведение киевских купцов: при приближении немцев они сразу опустили цены на мануфактуру, думая, что немцы привезут ее в изобилии! И—ошиблись. Когда же сообразили, было уже поздно; магазины были пусты, товары уже ехали в Германию.
Что же, однако, привезли с собой немцы?
Все, что нужно дикарям: все блестящее,—бусы, компасы, часы, вообще металлические изделия: затем подтяжки и дамские подвязки и прочие изделия туалета и гигиены...
Было в изобилии и иное, потребное дикарям; спиртные напитки, продававшиеся вначале очень дешево, напр., коньяк, по 4 рубля за бутылку. Но затем коммерческий интерес взял верх над политическим, и цены на спиртные напитки скакнули сразу вверх раз в 7—10.
Поразили, впрочем, немцы нас одним чудом своей промышленной техники и изобретательности: привезли в Киев образчики сукна из торфа и древесины. И таких технических "гвоздей", как оказывается, немцы изобрели не мало за время своей изоляции от мира.
По поводу этих немецких изобретений у меня был любопытный разговор с председателем германской торговой делегации, неким Эблером.
— Мы, немцы, предвидя возможность не лучшего исхода войны, употребили все силы внутри государства на развитие технической промышленности. И если бы мир был для нас неудачен, мы вскоре все же завоевали бы весь мир своим техническим прогрессом.
Все это прекрасно, характерно только то, что торфяно-древесное сукно немцы везут нам, а себе увозят настоящее. Это, конечно, возможно для победителей. Интересно только, как бы такой такой "обмен" производился, если бы немцы были побежденными? Не пришлось ли бы им самим ходить в торфе и древесине?..
IV.
Внешняя картина киевской жизни резко изменилась. Жизнь забила ключом. Измученный, истерзанный обыватель, забросив политику, с головой окунулся в развлечения. Наблюдается небывалый для Киева расцвет театров. Все кафе ломятся от народа. И всюду идет азартная игра в лото... А к этому еще— вино, вино в изобилии!..
Но прошел первый момент угара, вернулся киевлянин к запросам политической жизни, и... почувствовал себя в железных тисках шпионажа.
Запестрели всюду приказы с воспрещением агитации среди германских войск. Отряды германских солдат, переодетых в штатское платье, зашныряли в толпе, подглядывая, подслушивая. Чуть собирается кучка, начинается политический разговор,—«агитатор» задерживается и сдается в распоряжение германской комендатуры.
Густая сеть шпионажа протянулась по всей Украине. Ясно, что этой «агитации» немцы боятся пуще всего.
Официально приказ гласит так:
«В случае, если агитация будет вестись в закрытом помещении, в частности, в казармах германских войск, - виновный предается суду по германским военным законам. Агитация вне закрытых помещений, где не присутствуют германские войска, - карается украинскими властями".
Но на практике, конечно, компетенция германских военных властей гораздо шире.
На почве этой "агитациемании" разыгрались в скором времени столкновения, и прежде всего в Луцке и Житомире, где германцы, недовольные недостаточно энергичной борьбой городского самоуправления с агитацией, разогнали и арестовали весь состав городских дум, а гласных выселили в один из отдаленных уголков Гродненской губернии.
По этому поводу был заметен протест со стороны кадетской партии в киевской и житомирской думах. После этого и русские социалисты рады внесли запрос по поводу действий германских военных властей.
Господствующая в раде партия медленно, пожалуй, слишком медленно, приходит к сознанию необходимости самостоятельной политики...
Но о необходимости разрыва пока не говорит».
"Заря России", №12, 1 мая (18 апреля) 1918 г.
V.
Что такое представляет собой «национальная» украинская культура, каково ее содержание, где ее источник, где питающие ее силы?
Начнем с «украинского» языка, который искусственно прививается украинским правительством. Нужно сказать, что этот искусственный украинско-галицийский жаргон совершенно непонятен для лиц, говорящих на наречии Тараса Шевченко. На этой почве насильственного введения нового жаргона происходит ряд столкновений, частью печального, но больше коммерческого свойства. Природный юмор малоросса мстит за насилие над его языком, также оттеняя всю нелепость нового жаргона, сплетая комические комбинации. Всем известны такие выражения:
— «Самопэр попэр жинку до мордохвата»,—что значит: «автомобиль повез жену в фотографию»; «мордопись»—живопись и т. д.
Получает, например, один мой знакомый помощник начальника станции спешную правительственную депешу, в которой попадается выражение: «крапка и две крапки».
Думал, думал—не догадался, что значит? Спросил всех служащих-украинцев,—никто не знает. Обратился к правительственному комиссару, но и тот, оказывается, не знает таких слов. Наконец, какой-то специалист по шарадам разгадал: «крапка» значит «точка», «две крапки»—«двоеточие»...
Чтобы обогатить запас железнодорожных слов, для сведения желающих ехать на Украину сообщаем, что поезд там называется «потяг», а обер-кондуктор—«наставник поти».
Эти «украинские», зачастую никому непонятные слова, красуются не только на всех правительственных учреждениях, но их заставляют писать и на частных вывесках.
Эта «украинизация» не говоря уже о ее крайностях, не имеет никакой почвы в национальности украинского населения. Как показали статистические данные, собранные в целях созыва всероссийского Учредительного Собрания, в Киеве великорусской национальностью заявило себя 59% населения, украинской - 12%, еврейской - 9%, польской - 13%, остальных - 7%.
Данные статистики по разборке «разговорная речь»,—еще более любопытны. Оказывается, что украинским языком пользуются всего 9%, а на великорусском языке говорят свыше 70%.
На вопрос, какой «национальности»,— ответы зачастую получались: «малороссы». Когда же такой ответ не удовлетворял статистическое бюро, и требовался определенный ответ: «украинец», или «великоросс»,—в большинстве случаев отвечали: «русский».
VI.
Украинское движение было чисто кабинетным. Касс к простой игре теоретического ума относилось к нему и австро-германское правительство до тех пор, пока Россия все еще продолжала оставаться великой.
Но вот, с крушением русского фронта, с победой большевизма с кровавой «углубленной» классовой войной внутри России, начался быстрый процесс ее распада. Этим процессом центральные державы воспользовались, чтобы дать новую постановку украинской проблеме.
Зачем, в самом деле, создавать угрозу Австрии в виде какой-то «федерации славянских народов», да еще «в союзе с Россией»?.. Не лучше ли заставить мечтателей отказаться от притязаний на австрийских славян, обратив, вместо того, их взоры на восток до Кавказа и Курска?
Выгода для германцев была еще в том, что создавая «самостийную» Украину, они, в сущности, лишь «расширили понятие срединной Европы», как они сами деликатно выражались...
И вот новая политическая идея была осуществлена силой германского оружия! Германские войска вошли в Киев,—и тут только германские власти увидали, что Киев—типичный русский город, что украинский вопрос, как таковой, существовал лишь в Галиции.
Тогда «украинизация» стала вводиться силой, несколько примеров чего мы дали выше. Поскольку это возможно было, германцы стали стремиться к укреплению экономической мощи молодой «державы». Германцы дали украинскому правительству заем, уплатили недополученное с февраля месяца жалованье железнодорожным служащим, установили твердый курс карбованца в 2 марки, в то время, как курс русского рубля был установлен в 1 1/2 марки и проч.
Однако, практичные немцы вскоре начали понимать, что все же в стране нет данных для создания особой «украинской» культуры и государства.
Остается два выхода: или просто присоединить Украину к «серединной Европе», или примириться с мыслью о необходимости возвращения оккупированного края России (конечно, за известные компенсации).
И нужно думать, что к последнему решению все больше и больше склоняются германцы. Единственно, что удерживает их, это отсутствие в России общепризнанной власти.
Н. Иванович.
"Заря России", №16, 10 мая (27 апреля) 1918 г.
Еще по теме:
На Украине. Грамота гетмана (29 апреля 1918 г.)
Гетман Скоропадский
На Украине. Киев стал немецким городом (апрель 1918 г.)
Малороссия превращается в германскую колонию (май 1918 г.)
Переворот в Киеве
Разгон рады
Переворот на Украине. Судьба Украины
Уроки украинских событий
| 