По материалам периодической печати за сентябрь 1917 год.
Все даты по старому стилю.
Господа шарлатаны
Если бы в каком-нибудь пустынном и диком месте вы встретили нищего в рубище, в грязных лохмотьях, покрытого струпьями и вередами, и этот нищий начал бы настойчиво уверять, что он может научить вас верному способу сделаться миллионером и пользоваться цветущим здоровьем,вы, конечно, отвернулись бы от него с негодованием, как от презренного шарлатана, а при его упорном надоедании сказали бы, подозревая нечто недоброе в его упорстве:
— Отстаньте: У меня имеется револьвер!
Презренную роль этого упорного шарлатана вот уже несколько месяцев играют наши интернационалисты, большевики, пораженцы и прочая нечисть, наводняющая различные комитеты и советы, и крайне левые листки.
Из государства, одетого их разрушительною работою в рубище, они рассылают „всем, всем, всем народам мира" приглашение примкнуть к этой разрушительной работе для того, чтобы стяжать своим отчизнам великие и многие блага и безбедное существование, из государства, лишенного их работой самой примитивной законности, самого хотя бы первобытного порядка, из государства, в котором не обеспечена не только неприкосновенность личности, но даже самая жизнь человека (вспомним многочисленные убийства помещиков и владельцев при аграрных мятежах последних дней), эти шарлатаны шлют какие-то директивы культурным народам мира, культурной демократии, с призывом, примкнув к их работе, способствовать „углублению революции" и дальнейшим „завоеваниям ее"!
Да, ведь, уже в достаточной мере выяснилось, что культурная демократия Запада смотрит с презрением и отвращением на их подлую работу по разрушению русского государства и что если германская демократия и радуется ей, то радуется, как всякий победитель радуется гибели побежденного врага, а сама не имеет ни малейшего желания идти теми же путями.
Для каждого ясно, что если шарлатанство в теории, как бы оно ни было дико, и может иметь у глупцов некоторый успех, то шарлатанство, проведенное в жизнь, осуществленное практически и принесшее только величайшие бедствия и разруху, не может иметь успеха у тех культурных демократий, которые, не исключая и немецкой, в глупости отнюдь нельзя упрекнуть.
Но наши шарлатаны делают вид, что это отнюдь им не ясно, эти фонды их на Западе стоят весьма высоко и что демократии Запада вот-вот к ним, шарлатанам, примкнут. Ибо, шутка сказать, если, например, германская демократия будет оставаться холодной, то
"революционная демократия России вправе немедленно предъявить германскому рабочему классу векселя ко взысканию"!
Это шарлатанство было бы смешно, если бы, к сожалению, оно не было глупо и нагло.
Интересно, каким способом русские шарлатаны могут предъявить германскому рабочему классу какие-то шарлатанские векселя, когда рабочий класс Германии вне пределов их достижения? Быть может, они будут дожидаться того момента, когда германский рабочий класс объявится в Петрограде? Но думается, что даже у русских шарлатанов не достанет наглости утверждать, что в этот печальный момент "революционная демократия России" сможет предъявлять германскому рабочему классу какие-то мифические векселя.
Единственно кто может предъявлять векселя германскому рабочему классу,—это германская нация, германское государство. И рабочий народ Германии может ответить гордо:
— Я плачу в положенный срок по всем своим векселям! В тылу я работаю дни и ночи, я не взвинчиваю цен на работу сверх меры, не лентяйничаю, не лодырничаю, не гоню с заводов и фабрик весь административный и технический персонал, не гублю промышленность и работу на оборону, благодаря стремлению захватить в свои руки то дело, в котором я не смыслю решительно ничего.
На фронте я так же честно исполняю свои обязанности, как и в тылу. Я не бегу с поля сражения при одной только канонаде неприятеля, я не прикрываю идеями большевизма свой страх за шкуру, потому что этого страха у меня нет.
Русскую революционную демократию я гоню перед собой, как послушное баранье стадо, без всяких потерь я переправился на ее глазах через Двину, почти безо всяких потерь забрал у нее Ригу и надеюсь так же успешно забрать и все остальное, что прикажут мне наш великий кайзер и наш славный вождь Гинденбург!
И германская нация должна будет признать, что, действительно, германский рабочий класс честно и в положенный срок платит по своим векселям.
Как это ни грустно для нас, еще недавно могучего народа, но нельзя же не признать, что, благодаря разложению шарлатанами нашей армии, германский рабочий класс в последние месяцы только и делает, что награждает русскую революционную демократию градом пощечин.
Наше изгнание из Галиции, захват Тарнополя, захват Риги и переправ через Двину, это—даже не германские победы, это просто германские пощечины, которые русской революционной демократии приходится горестно и молчаливо глотать. А презренные шарлатаны из большевиков и циммервальдистов вопят о каких-то векселях, которые они предъявят рабочему классу Германии. Ради чего? Ради того, чтобы дать этому рабочему классу лишний раз "хорошо посмеяться"?
Если германская демократия смотрит на курбеты русских шарлатанов с злорадством и смехом, то демократия наших союзников полна молчаливого изумления, сожаления и того презрения, без которого разумный и порядочный человек не может смотреть на кривлянье фигляров и шарлатанов. И тени сочувствия работе этих господ не заметно ни в одной из демократий мира. Но это не мешает фиглярам и шарлатанам с каждым новым днем плодить новые директивы и бросать новые призывы.
В общем, все это — какая-то глава из „Записок сумасшедшего". Но разве бывшее еще недавно великим государство — сумасшедший дом, где все это нормально и допущено?
Открытое неизвестно для чего в Петрограде "демократическое совещание" сделало бы доброе дело, если бы поставило на очередь вопрос об этих интернационалистах, пораженцах и шарлатанах. Но на это трудно рассчитывать. По всей вероятности, дело кончится тем, что оно и само выпустит ряд новых, ни для кого неприемлемых призывов и даст ряд такого же сорта директив.
Все останется по-старому, и Россия непременно свалится в пропасть, в которую шарлатаны стремятся сбросить ее во что бы то ни стало.
Спасения ни откуда не видно, хотя до гибели остались уже не дни или месяцы, а, кажется, только часы.
Лиговский
"Московские Ведомости", № 205, 19 сент. (2 окт) 1917 г.
Гражданская война уже давно не призрак, а самая доподлинная реальность
ПЕТРОГРАД. 19 (I) сентября.
Беспримерная хозяйственная разруха еще при царском режиме разбила Россию на ряд независимых друг от друга хозяйственных зон. Экономические связи рвались как вследствие общего расстройства транспорта, так и по причине паралича центральной власти, усугубленного анархическим хозяйничаньем ее представителей на местах.
Голод в одних губерниях, относительный достаток в других, избыток в третьих—такова была картина хозяйственной жизни страны и полгода, я год тому назад. Революция, вспыхнувшая на почве голода, смогла устранить лишь некоторые из причин общей хозяйственной дезорганизации, но она же обусловила появление новых, действующих в том же направлении, факторов.
Основная болезнь, поражающая наш истощенный, худосочный народно-хозяйственный организм, война, требующая громадных технических средств и колоссальной организации продовольствия нескольких миллионов непроизводительного населения, осложнилась внутренней, гражданской войной.
Да, нам нечего этого скрывать. Гражданская война, призраком которой нас то и дело пугают справа и слева, уже давно не призрак, а самая доподлинная реальность. Правда, мы не имеем еще на-лицо двух вооруженных армий, повинующихся двум различным правительствам, занимающих каждая определенную территорию, словом, мы не имеем еще классических типичных форм гражданской войны. Россия не пришла еще к тому положению, которое является хроническим для некоторых южно-американских республик.
Больше того: корниловский эпизод показал, что на почве возврата к старому, на почве контрреволюции такая гражданская война немыслима— пока существует демократическая организация армии.
Но, если государственный разум и революционное чутье нашей демократии не смогут побороть анархических дезорганизаторских течений, самая доподлинная гражданская война со всеми ее классическими атрибутами станет возможна в среде самой демократии на почве хозяйственной разрухи.
Погромная волна, о которой мы вчера говорили, есть уже нечто иное, как гражданская война—в рассеянном, распыленном виде. В разных местах России, в тех изолированных, оторванных друг от друга экономических зонах, которые паралич транспорта обрек на недоедание, на кризис топлива, металла, мануфактуры и т. д., вспыхивают стихийные бунты. Самочинные обыски, грабежи, насилия. Шайки разбойников. Поджоги имений.
В Одессе, Киеве и Кишиневе—травля евреев. В Ташкенте—травля мусульман. Блуждающие искры раздражения и злобы вспыхивают то тут, то там. И подобно тому, как после 3—5 июля в Петрограде вспыхнула волна самосудов над большевиками—теперь самосуды обрушиваются на головы «буржуев», подозреваемых часто без всякого основания в укрывательстве товаров.
В напряженной, наэлектризованной атмосфере достаточно, чтобы где-нибудь образовался фокус, который сосредоточил бы в себе разлитое в стране волнение и беспокойство, который дал бы ему определенное политическое выражение, и гражданская война—на лицо.
Если отнестись серьезно к некоторым выкрикам большевистского «Рабочего Пути», можно подумать, что группа Ленина и Зиновьева желает стать таким фокусом, таким очагом «нового движения». Анархические вспышки в разных концах России настраивают писателей «Рабочего Пути» на радостный, почти торжественный лад.
«Революция идет!»—восклицают они во вчерашнем номере своей газеты. Целый ряд признаков убеждает их в этом втором пришествии революции.
Советы начинают уже захватывать власть на местах. Отдельные группы населения отказываются повиноваться центральному Правительству. Случайно образовавшиеся на митингах комитеты обыскивают, арестовывают, издают обязательные распоряжения. Наконец, в Ташкенте угрожает произойти столкновение между правительственными и мятежными войсками.
И «Рабочий Путь» дает лозунг «новому движению», вспыхнувшему на почве голода, расстройства транспорта, продолжающегося развала экономической жизни:
«Вся власть Советам!»
Как и в смутные июльские дни, организованная демократия, памятуя о громадной ответственности, на ней лежащей, должна твердо и властно сказать тем, кто приветствует пробуждающуюся стихию бунта и готов использовать ее для торжества своей политической программы:
—«Опомнитесь! Не нарушайте единства революционного фронта, если вы не хотите, чтобы духи, вами вызываемые, не обратились против вас же самих!»
Организованная демократия знает, что, пока длится война и пока Учредительное Собрание не заложит прочного фундамента нового государственного строя, экономическая разруха может быть лишь смягчена, что продовольственный и другие кризисы могут быть разрешены лишь после полного восстановления нормальной хозяйственной жизни.
Она должна, поэтому, призвать массы населения к спокойствию, выдержке, к соблюдению общественной дисциплины.
За два месяца, которые нас отделяют от Учредительного Собрания, единство демократии не должно быть нарушено. Ни одна из групп, ни одно из течений не имеет права пытаться силою навязать свою точку зрения большинству организованной российской демократии, представленной советами, кооперативами, городами и земствами.
Попытка использовать для этой цели стихийные и экономические бедствия была бы преступлением против революции и против народа.
Дело народа 1917, № 158 (19 сент.)
Еще по теме
|
