По материалам периодической печати за февраль 1917 год.

СТЕНОГРАММА ПЛЕНАРНОГО ЗАСЕДАНИЯ МИРНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ

9-го февраля 1918 г.

Фон-Кюльман.

Господа, я открываю условленное заседание комиссии. Как было высказано последний раз, представители союзных делегаций пришли к убеждению, что мы сейчас подошли к тому моменту, в котором необходимо отдать себе отчет в состоянии переговоров. Эти переговоры, как всем известно, дважды прерывались. Главный вопрос обсуждения наших переговоров вращался в политической области. Точки зрении обеих сторон были изложены до рождественского перерыва в провизорных формулировках.

Содержанке этих провизорных формулировок было потом подвергнуто самому тщательному обсуждению в дебатах. В течение этих дебатов была возможность обе точки зрения в дальнейших более подробных формулировках противопоставить друг другу. Я хотел бы сегодня, когда надо в кратких словах суммировать все, отказаться от того, чтобы еще раз повторить перед вами все те дискуссии. Я, к своему сожалению, должен отметить, что пока не состоялось большого сближения, несмотря на подробные дебаты, которые имели место.

Так как моя задача сегодня суммировать, то я не хочу останавливаться на вопросе о том (какая партия), есть ли виновные и если да, то которая сторона виновна в том, что переговоры пока не увенчались успехом. Я лично того мнения, что дальнейшая дискуссия обеих сторон, если они останутся на тех принципиальных основах, из которых они исходили, не может дать более благоприятнаго результата, чем тот, которого мы уже достигли. Ясно само собой из существа нашего взаимного положения, что нельзя иметь в виду бесконечное продолжение мирных переговоров, которые не имеют надежды на успех; однако я, оставаясь верным тому, принципу, из которого я всегда исходил во время мирных переговоров, я хотел бы надеяться, что обсуждение вопросов на широкой основе все-таки могло бы привести к благоприятному результату.

Но я не хочу оставить никакого сомнения в том, что обстоятельства в этом смысле складываются таким образом для нас, что для нас необходимо скорое решение. Если я сегодня снова ставлю на обсуждение в общей сложности политический вопрос, то я раньше всего хотел бы предпослать этому, что я в дискуссии, насколько это будет возможно, буду избегать всякой полемики и буду вести дискуссии только в том духе, чтобы найти тот путь, который мог бы еще привести нас к соглашению. Без намерения поставить эти вопросы сегодня на обсуждение и только для того, чтобы при сегодняшнем моем обзоре не оставить без внимания всю совокупность вопросов, я хотел бы отметить, что политические вопросы в работах комиссии нашли всестороннее обсуждение и что, значит, в случае соглашения по политическим вопросам, и соглашение в этой области не могло бы представлять трудности и больших затруднений.

В области экономических вопросов обсуждение еще не развилось настолько, но и здесь, я думаю, что в течение того времени, которым мы располагаем, при решении основных вопросов можно было бы найти решение, удовлетворяющее обе стороны.

Чернин.

Уже в течение недели мы ведем бесплодный спор о том, следует ли определенные территориальные изменения, которые должны наступить на основе созданных войной отношений, следует ли их рассматривать, как вывод из уже имевшего место самоопределения народов, или нет.

Еще большее растягивание этих теоретических обсуждений даст мало надежды на соглашение, но я хотел бы возбудить вопрос, необходимо ли такое соглашение с точки зрения достижения мира. При всем споре, ведь дело главным образом идет о том, как надо квалифицировать те изменения, которым суждено наступить и от этого, однако, не следует поставить в зависимость вопрос о заключении мира.

Мне кажется, что на основании имевшихся до сих пор дискуссий, вопреки той разницы, которая существовала в истолковании характера территориальных перемен, о которых идет речь, все-таки до сих пор не установлено, что соглашения относительно этих  изменений нельзя будет достигнуть. О каких переменах идет речь, это ясно следует из объяснений его превосходительства г. статс-секретаря фон-Кюльмана от 28 декабря 1917 года. Дело идет о Курляндии и Литве, о части Лифляндии и Эстляндии, дальше о Польше. Оставим в стороне вопрос о том, как следует понимать эти задуманные изменения и попробуем только выяснить, без того, чтобы затронуть эти спорные вопросы, будет ли это проведение этих перемен фактической помехой для заключения мира или нет.

Троцкий.

Нам также представлялось после последнего перерыва,—я имею в виду перерыв, вызванный нами, а не перерыв, вызванный германской и австро-венгерской делегациями, необходимым резюмировать вкратце ход наших предшествующих работ. Мирные переговоры имели своей точкой отправления нашу декларацию от 23 декабря и ответную декларацию Четверного союза от 25 декабря.

Этими двумя декларациями переговоры были формально поставлены на почву принципа самоопределения народов. После короткого промежутка, исчислявшегося часами, когда могло казаться, что признанный обеими сторонами принцип может послужить ключом к разрешению поставленных войной национальных и территориальных вопросов, обнаружилось, после обмена формулировками 27 декабря, что апелляция к этому принципу лишь осложнила и без того сложные вопросы, так как с точки зрения одной стороны, именно нашей, то применение, которое давалось названному принципу другой стороной, равносильно отрицанию самого принципа.

Вследствие этого дальнейшие прения получили академический по форме характер, безнадежный в практическом смысле, так как противная сторона стремилась путем сложных логических операций вынести из принципа самоопределения те именно заключения, которые были заранее установлены, по ея мнению, фактическим положением вещей на военной карте.

Вопрос о судьбе оккупированных областей, стоявший в центре этих прений, свелся, после ряда заседаний, к вопросу об очищении этих областей от оккупационных войск, и в этом кардинальном вопросе, вследствие указанного выше характера прений, удалось лишь постепенно и с больший трудом достигнуть некоторой ясности. Первоначальная формула противной стороны, насколько мы ее понимали, а мы стремились ее понять со всей добросовестностью,—гласила что до окончания войны на всех фронтах для Германии и Австро-Венгрии не может быть, по военно-стратегическим соображениям, вопроса об очищении оккупированных территорий.

Из этого наша делегация сделала вывод, что противная сторона предполагает очищение оккупированных территорий произвести после заключения общего мира, т. е. после того, как будут устранены указанные выше стратегические соображения. Этот вывод оказался, однако, ошибочным, германская и австро-венгерская делегации категорически отказались сделать какие-либо обязующие из заявления относительно вывода войск из оккупированных областей, не считая той незначительной полосы, которую предполагается возвратить России. Только на этой стадии переговоров достигнута была необходимая ясность.

Еще более высокой степени ясность получилась, когда г. генерал Гофман от имени обеих делегаций предъявил нам ту пограничную линию, которая должна в дальнейшем отделить Россию от ее западных соседей, т. е. фактически от Германии и Австро-Венгрии, так как в отсекаемых областях сохраняются на неопределенную никакими условиями неограниченную эпоху окупационные войска. Мы выяснили уже в предшествующих прениях, что если провести новую границу на основе принципа самоопределения, то этим была бы создана нам более надежная, при данных условиях, гарантия против военных столкновений, так как в сохранении новой границы были бы непосредственно заинтересованы расположенные вдоль границы народы.

Но немецкие условия, как и вся та политика, которая диктует эти условия, совершенно исключает такого рода демократическую гарантию мирных отношений между Россией с одной стороны, и Германией и Австро-Венгрией, с другой. Предполагаемая противной стороной новая граница продиктована в первую голову военно-стратегическими соображениями и под этим именно углом зрения должна быть оценена.

Отделение от России не только Польши и Литвы, но и Латышского края, и Эстонского края, если бы таковой оказалась воля населения этих областей, не представляло бы никакой опасности для Российской Республики; наоборот, дружественные отношения с этими новыми государствами, свободно вступившими на путь самостоятельного существования, были бы обеспечены условием их происхождения и их существования. При этих условиях вопрос о стратегическом характере новой границы не имел бы для нас существенного значения. Совершенно в ином свете выступают те новые границы, которые хочет провести противная сторона.

Так как Германия и Австро-Венгрия сохраняют свои войска в оккупированных областях и сохраняют за собою право связать эти области при режиме оккупации железнодорожными, военными и другими конвенциями, то практически новая граница должна нами рассматриваться не как граница с Польшей, Литвой, Курляндией и проч., а как граница с Германией и Австро-Венгрией, так как оба эти государства являются государствами, ведущими политику военной экспансии, что ярче всего выражается ими в их отношениях к оккупированным областям, то сам собою встает перед нами новый вопрос, что именно готовят в дальнейшем республиканской России, т. р. самостоятельности и независимости ее народов, правительства Германии и Австро-Венгрии той своей новой границей, которую они хотят провести; иначе сказать, какие политико-стратегические идеи и замыслы диктует противной стороне предлагаемую ею новую границу.

Для того, чтобы осветить этот новый вопрос, с точки зрения руководящих военных учреждений республики, я хочу предоставить слово нашим военным консультантам. Но здесь перед нами встает одно новое затруднение. Оно касается той не предъявленной нам части границы, которая должна идти к югу от Брест-Литовска. Противная сторона исходила из соображения, что эта часть границы должна быть определена по соглашению с делегацией Киевской Рады.

Мы заявляли в свое время, что независимо даже от не установившегося тогда еще государственно-правового положения Украины, не может быть и речи об одностороннем определении границ, без соглашения с делегацией Совета Народных Комиссаров. После того произошло определение государственно-правового положения украинской республики: она вошла составною частью в федеративную Российскую Республику.

Делегации центральных империй, вопреки первоначально сделанному ими заявлению, о том, что они сохраняют за собою право окончательно определить свое отношение к международному положению Украины в момент заключения мирного договора, поторопились признать государственную независимость Украины в тот именно момент, когда Украина формально вошла в состав Российской федерации. После того произошли события, которые должны были иметь решающее значение для судьбы сепаратных переговоров противной стороны с Киевской Радой.

Эта последняя пала под натиском украинских советов, причем падение ее, неизбежное само по себе, было ускорено тем обстоятельством, что Рада в борьбе за власть сделала попытку при содействии центральных империй насильственно вырвать украинский народ из Российской Федеративной Республики. Мы официально сообщили противной стороне о падении Украинской Рады. Тем не менее переговоры с несуществующим правительством продолжались. Мы предложили австро-венгерской делегации, хотя и в частном разговоре, но вполне формальном, отправить на Украину своего представителя, дабы он получил возможность убедиться в том, что Киевской рады не существует и что переговоры с ея делегацией не могут больше иметь никакого практического смысла.

Мы считали, однако, само собою разумеющимся, что несколько делегаций центральных империй нуждались в проверке фактов, они во всяком случае должны были отложить подписание мирного договора до возвращения уполномоченных ими для поездки лиц. Но нам было сообщено, что подписание договора не терпит отлагательств. Таким образом, ведя переговоры с правительством Российской Федеративной Республики правительства центральных империй не только поспешили первого февраля, вопреки своему первоначальному заявлению, признать независимость украинской республики, как только она провозгласила себя составной частью Российской Федерации, но и теперь, насколько нам известно, поторопились подписать договор с правительством, которое, как мы категорически заявили противной стороне, больше не существует.

Такой образ действий не может не вызвать сомнений в наличности у противной стороны желания достигнуть мирных отношений с Федеративной Российской Республикой. Мирных отношений, к достижению которых мы сейчас стремимся не меньше, чем вначале переговоров. Более того: весь образ действий противной стороны в этом вопросе вызывает такое впечатление, как если бы центральные правительства стремились создать для себя в лице Рады искусственную точку отправления для вмешательства во внутренние дела Украины и всея России. Само собой разумеется, что по отношению к одной и той же территории не может быть двух различных мирных договоров.

Мы заявляем поэтому, что тот договор, который может быть заключен с несуществующим правительством Рады, не может иметь и не будет иметь никакой силы ни для украинского народа, ни для правительства всей России. Делегация Совета Народных Комиссаров, в состав которой входят официально представители народного Секретариата Украины, является единственно законным и полномочным представительством Российской Республики. Только тот мирный договор будет обязателен для Российской Федеративной Республики и отдельных ее частей, который будет, как мы надеемся, подписан нашей делегацией.

В отношении к границе это означает, что мы можем ее обсуждать только в полном объеме с практическим успехом для дела. Поэтому мы просили бы противную сторону дополнить на наши картах начертание той границы, которая была нам предъявлена г. генералом Гофманом.

Кюльман.

Если я остановлюсь на подробных объяснениях г. предыдущего оратора, то я это делаю, как я уже сегодня указал, с тщательным намерением избежать всякой полемики. С этой точки зрения я не остановлюсь на сделанном историческом обзоре наших переговоров — они сделались предметом гласности, и дело наше изучить и проверить их. Г. предыдущий оратор потом подробно остановился на вопросе о границах. Я не хотел бы вызывать сейчас обсуждения этого вопроса по существу до того момента, пока я не буду знать, что предложение, которое я имею сделать противной стороне, имеет надежду на то, что оно будет принято.

Г. предыдущий оратор указал на то, что обсуждение этой границы требует участия военных специалистов. Я поэтому сделал бы предложение, чтобы вопрос о границе был передан в специальную подкомиссию, в составе по одному дипломатическому представителю и военных специалистов по морскому и по сухопутному делу. Я для сведения сообщаю, что я лично не намерен войти в эту подкомиссию. Я пошлю туда одного из своих дипломатически сотрудников. Эта подкомиссия могла бы быть образована под конец сегодняшнего заседания и должна была бы к завтрашнему заседанию, которое предполагается назначить для нашей комиссии, дать отчет о результатах своего обсуждения.

Из важности и трудности тех вопросов, которые подлежат обсуждению этой подкомиссии, ясно само собою, что доклад этой подкомиссии будет иметь решающее значение для дальнейших наших работ. Коли мне будет разрешено остановиться на некоторых принципиальных точках зрения, которыми надо будет руководствоваться при рассмотрении вопроса о границах, то я это делаю, потому что подкомиссии, как это понятно, надо будет остановиться только на технической стороне вопроса. При начертании той границы, которая была предложена русской делегацией в первую голову, решающее значение было придано вопросам национальности.

Была сделана попытка найти для Польши, Курдяндии и Литвы те границы, которые больше всего соответствовали бы историческим и этнографическим границам. Что при границе, которая должна была быть проведена, должно было быть принято во внимание и стратегическое соображение, ясно, по моему мнению, как это учит история, само собою. Если г. предыдущий оратор возбудил вопрос каким намерением по отношению к России руководствовались центральные державы при проведении этих границ, то мне остается только отослать его к постоянным принципам германской политики, которые состояли в дружественных отношениях к нашему великому восточному соседу и состояли все время таковыми до того времени, когда имели место те события, которыя известны русской делегации так же, как и нам, а может быть и лучше, и немецкому народу была навязана борьба со своим восточным соседом.

Под конец своего объяснения я хотел бы в кратких словах остановиться на вопросе, который также затронул подробно г. предыдущий оратор, и именно на вопросе о будущей судьбе народов в областях, о которых идет речь. Я при этом ссылаюсь на подробно сделанные здесь объяснения делегациями центральных держав, а равным образом на объяснения, которые были сделаны государственными деятелями Германии, так и Австро-Венгрии перед представительными органами своего народа.

Вопреки твердому нашему убеждению, что право на самоопределение уже осуществлено этими народами, мы в согласии с высказанным мнением рейхстага, этого представительного органа, выбранного на основе самого демократического избирательного права, какое существует во всем мире, мы согласны, расширяя базу этих народных представительств, расширить их в определенных формах, так что на них можно будет смотреть как на фактических представителей народной воли и сделать возможным волеизъявление на широкой базе. Определение срока этого волеизъявления было бы целесообразно сделать в согласии с этими будущими представительными органами этих народов.

(Окончание следует).

Еще по теме