100 лет назад впервые в истории войн на театрах военных действий появилось новое оружие - авиация. Все газеты заполнены рассказами очевидцев о бомбежках и разрушительном воздействии этого оружия. И хотя пока авиация находится пока только на начальной стадии своего развития, возможности самолетов пока совсем невелики, главное применение ее - это воздушная разведка, тем не менее на нее возлагают большие надежды.
Интересен в этом плане рассказ о полете на "Илье Муромце" группы депутатов Государственной Думы, совершенный И.И. Сикорским 9 июня 1914 года, и напечатанный в русских газетах в сентябре 1914 г.
Полет на „Илье Муромце".
(В виду чрезвычайно больших надежд, возлагаемых на разведочную службу аэропланов, редакция просила члена Гос. Думы В. Пепеляева поделиться с нашими читателями его впечатлениями от полета на "Илье Муромце").
Когда мы приехали на аэродром, "Илья Муромец" летал.
Он то удалялся в сторону, то описывал над нами круги, и казался немногим больше обыкновенного биплана.
Правда, сразу же была заметна и разница: на верхней площадке появлялись люди.
Минут через двадцать вдали от нас он стал касаться земли и вдруг, казавшийся таким маленьким, он вырос до неожиданно больших размеров и остановился около нас.
Человек тридцать рабочих подошли и стали готовить его к новому полету.
Освобождали колеса от навертевшейся травы, наливали бензин, для чего подставляли лестницы, смазывали, постукивали.
За всем наблюдал сам Сикорский. По форме „Илья Муромец“ не отличается от других аэропланов. По размерам же все другие — игрушки перед ним.
На нем четыре мотора.
На крыльях его можно установить пулеметы, а на нижней площадке, приделанной ниже моторов, —пушку. Когда все было готово, „Илью Муромца" повернули в поле для разбега. По приставленному к двери трапу мы вошли внутрь.
Аэроплан разделен на три комнаты. В первой сосредоточено управление полетом. Сюда вошел Сикорский и обучаемый им офицер.
В средней комнате стоит стол с письменным прибором и несколько плетеных кресел. Отсюда лестница наверх, на площадку.
Третья комната была еще не отделана, и вход в нее был затянут проволокой. Из этой комнаты выход на вторую верхнюю площадку, помещенную у руля.
Участвовало в полете девять человек: шесть депутатов, Сикорский, офицер, студент-пассажир и механик.
Мы поместились в средней комнате.
Шумно заработали моторы.
Затем шум усилился; наконец, мы перестали друг друга слышать.
Толчок, и аэроплан покатился.
Сначала мы чувствовали под собой землю; о ней говорили легкие плавные толчки.
Вдруг неиспытанное никогда ощущение захватило нас: мы удалялись от земли.
Смотрю на одного, на другого.
Лица и жесты говорят одно:
Как хорошо!
Отчаянно громко шумят пропеллеры. Летим, все поднимаясь, над полем, впрочем вот и лес тут недалеко, да и город. Все сближается и уменьшается.
Собираемся по очереди выйти на площадку. Надеваем шлемы: шляпы снесет.
Когда вернулся В., выхожу я.
Страшный ветер ударяет в голову, как только она покажется над площадкой. Ветер кажется ровнее, когда выходишь совсем.
Но холодно, даже и без пальто. Можно стоять, но держась за перила, и даже сделать несколько шагов.
С площадки видно по крыльям, как аэроплан наклоняется то одним, то другим боком.
Вид кругом--один восторг.
Ощущений не передать, их просто не понять тому, кто сам не летал. Во все стороны необъятная даль. Взгляд не встречает препятствий и упирается только в горизонт. Видны Кронштадт и Царское Село. Кажется, не ушел бы сверху. Однако, уже высовывается нетерпеливо шлем другого пассажира. Надо сходить
Мы летим над краем Петрограда. Город в пыли и в дыму. Дома и улицы уменьшились до смешных размеров.
Каналы и реки кажутся лентами.
По полотну ж. д. бежит игрушечно-маленький поезд.
Окрестности города точно рельефная учебная карта.
Вот море. Вода в нем разных цветов: то темно, то светло-зеленый кусок, то желтая муть. Вот мы летим над морским каналом.
Механик открывает небольшой квадратик в полу нашей каюты, и мы можем смотреть прямо под собой.
По каналу идет пароход.
Он представляется какой-то рыбой. Навожу на него бинокль.
Люди на палубе смотрят вверх, на нас.
Возвращаемся к аэродрому.
Начинаем опускаться. Вдруг моторы остановились. Через секунду они заработали снова.
Сикорский делает этот перебой еще раз. Продолжаем спускаться.
Ниже, ниже. Вот на уровне нашего окна верхушки деревьев, телеграфные проводы.
Мчимся со скоростью 100 верст в час. Спуск—очень трудный момент.
Вот первый толчок о землю... второй, третий, и мы уже катимся. Тише и тише. Совсем тихо и стоп, там, где нужно.
Мы были в воздухе 35 минут и достигали высоты 400 метров. Только что мы отворили дверь, нам сообщили, что во время нашего полета на другом аэродроме погибли два военных летчика.
Где теперь „Илья Муромец", не знаю. Да сопутствует ему успех.
В. Неполяев.
|