7 сентября (25 августа) 1915 года

Подробнее

НОВОСТИ ДНЯ

Петроград, 23 августа.

—    Как сообщают столичные газеты, совет съездов промышленности и торговли вынес резолюцию о необходимости для успеха дела обороны переменить состав правительства, с призывом к власти лиц, пользующихся доверием общества.

—    Сербия согласилась уступить Болгарии после выступления последней против Турции территорию на правом берегу Вардара, остальная же часть Македонии должна быть уступлена Болгарии до окончание европейской войны. Кроме того, Сербия настаивает на сохранении за нею смежной с Грецией пограничной области.

—    Генерал Жоффр в воззвании к войскам заявляет, что предстоящая зимняя кампания будет вестись на путях к Рейну.

—    По сведениям „Биржевых Ведомостей", покидает свой пост наместник на Кавказе граф Воронцов-Дашков.

В МИРЕ

На австро-румынской границе

По сведениям бухарестской газеты «Эпоха», австрийцы поспешно укрепляют румыно-трансильванскую границу. На перевалах и проходах устанавливается тяжелая артиллерия. В Банате сосредоточено 100 тыс., в Брашево—40000, в Сибю—10000; имеются германские полки.

В РОССIИ

Назначение генералов Рузского и Эверта главнокомандующими армиями северного и западного фронтов

ПЕТРОГРАД. (21 августа). Главнокомандуюший 6-ою армией генерал-адъютант Рузский назначается главнокомандующим армиями северного фронта, командующий 4-ою армиею генерал-от-инфантерии Эверт назначается главнокомандующим армиями западного фронта.

Отбытие Великого Князь Николай Николаевич из ставки

25-го августа Великий Князь Николай Николаевич, по получении своего нового назначения Наместником на Кавказе и Главнокомандующим Кавказской армией, отбыл из Ставки.

На вокзал, где находился поезд Великого Князя, в шестом часу вечера прибыли для проводов чины его штаба, во главе с генералом Алексеевым, которые были приняты Его Императорским Высочеством, каждый отдельно, в его вагоне.

Ко времени отбытия-поезда на станцию прибыл ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР с министром Императорского Двора генерал-адъютантом графом Фредериксом и Своею Свитою. ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР был встречен Великим Князем и прошел с ним в вагон. Пробыв некоторое время и сердечно простившись с Великим Князем, ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР вышел с Его Императорским Высочеством на платформу. Великий Князь простился с министром Императорского Двора и Свитой Его Величества.

В это же время ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР обходил, удостаивая милостивыми словами, состоящих при Великом Князе лиц и его адъютантов. Вскоре поезд тронулся. Великий Князь, стоя в дверях вагона, отдавал честь ЕГО ВЕЛИЧЕСТВУ.

Расширение черты оседлости

Так как расширение черты оседлости произведено не в законодательном порядке, а в порядке управления, то,—как замечает „Петроградский Курьер",—фактически постановление совета министров начнет применяться лишь со дня получения губернаторами соответствующего циркуляра. Обычно, между решением и исполнением решения совета министров проходит не менее месяца, а иногда и больше, так как необходимо, чтобы управляющий делами совета министров составил предварительно журнал заседания, который затем рассылает для подписи всем министрам. Когда журнал подписан, управляющий делами совета министров посылает выписку из него соответствующему м-ру для исполнения. Только по получении официальной выписки из журнала, ведомство приступает к изданию циркуляра.

На этот раз, признавая вопрос о расширения черты оседлости спешным, кн. Н. Б. Щербатов принял меры к ускорению всех формальностей и к скорейшему изданию циркуляра.

14 августа циркуляр уже подписан министром и 15-го телеграфно разослан всем губернаторам и градоначальникам. В циркуляре министр пишет:

«Уведомляю для зависящих распоряжений, что в виду чрезвычайных обстоятельств военнаго времени и впредь до общего пересмотра в установленном порядке действующих о евреях узаконений, согласно постановления совета министров от 4 августа сего года и на основании ст. 153 и 314 учреждений министерства изд., 1892 г. и по продолжению 1912 г., мною разрешено евреям жительство в городских поселениях вне черты общей их оседлости за исключением столиц и местностей, находящихся в ведении м-ров Императорского Двора и военного».

Кн. В. М. Волконский и евреи-беженцы

Товарищ министра внутренних дел кн. В. М. Волконский окончательно вступил в исполнение своих обязанностей. Он принимает доклады, подписывает бумаги, отдает надлежащие распоряжения и пр. Однако, пока кроме текущих дел никакими крупными вопросами кн. Волконский еще не занимается. Как передает "Петроградский Курьер", из текущих дел, которые были представлены на разрешение кн. Волконского, первыми были многочисленные ходатайства беженцев-евреев о разрешения им на время войны права жительства в столицах. Часть этих ходатайств удовлетворена.

100.000 чиновников без службы

По словах "Бирж. Вед.", в министерстве внутренних дел производятся в настоящее время работы по изысканию мер для устройства чинов государственной службы, эвакуированных из местностей, занятых неприятелем.

По приблизительным подсчетам министерства внутренних дел, количество таких чиновников превышает 100.000 человек. Большинство из них находится в настоящее время в крайне тяжелом положении. Многие из них, которые по роду своей службы (полицейские, железнодорожные чины и др), принуждены были оставаться на прежнем месте своей службы почти до самого момента прибытия неприятеля, были эвакуированы наспех и успели захватить с собой из предметов домашнего обихода самое необходимое. Министерство внутренних дел высказывается за немедленное восстановление эвакуированным чиновникам их прежнего суточного содержания.

В этом смысле разрабатывается в настоящее время соответствующий законопроект, который будет внесен в ближайшие дни на рассмотрение совета министров.

В СИБИРИ

Санатория для раненых воинов и убежище для бедных на озере Шира

Приезжающие на Шира люди более или менее обеспеченные с удовольствием узнают, что и беднота, стекающаяся из глухих углов Сибири, имеет здесь приют и даже пропитание. Однако, при ближайшем знакомстве получается некоторое разочарование: дом, где ютились человек 40 больных мужчин, женщин и детей, представлял из себя старую, темную, сырую юрту. Больные получали скудный обед и ужин из кухмистерской, и если бы не бутылка молока и 2 яйца, которые выдавались каждому, то они жили бы впроголодь.

Солнечными ваннами больные почти не пользовались: помещение для ванн, обтянутое холстом, представляло слишком много простору для ветра и к тому же находилось далеко от барака, у противоположной околицы. Свежая грязь не отпускалась; больные могли пользоваться только грязью, бывшей уже в употреблении, использованной ранее для других больных.

Курортного врача, г-на Хворова, в ведении которого был барак, мы нигде там не встречали: по его приказанию, все больные должны были являться к нему в приемный покой, где они на сквозняке ждали по целым часам своей очереди.

И в дождь, и в грязь ковыляли к доктору больные, кто на костылях, кто на карачках, кто же был в постели, тот оставался совсем без помощи врача. Единственным человеком, отдававшим больным время и силы —была фельдшерица этого барака. Но не в ее власти было многое изменить.

Нам не приходилось слышать, чтобы барак посещался кем-либо из членов общества попечения о ширинских больных. Ни от кого больные не получали, для развлечения, ни газетки, ни даже иллюстрированного журнала. А между тем, газетчица торговала очень оживленно, и всякий, если бы знал, с удовольствием отдал бы в барак прочитанный номер.

Публика горячо откликнулась и не вместилась в курзале, чтобы посмотреть спектакль, организованный в пользу приюта; по слухам, осталось прибыли более 1000 рублей. К сожалению, никаких отчетов ни о первом, ни последующих из спектаклей и концертов в газетах не появлялось, и публика не была оповещена, сколько денег поступило за лето в кассу общества, заведующего больными на Шире.

Не многим было краше существование немногих раненых, живших в санатории, когда мы впервые познакомились с ними. Помещение, правда, было светлое и сухое, но питались они в той же кухмистерской, по преимуществу, водянистым супом и при том не получали ни яиц, ни молока. Имели только один самовар утром; не имели ни освещения, ни казенного белья.

"Да, - рассказывал нам один солдатик, - плохо нас встретила санатория. Такого бессердечного отношения мы по всей России не видали. Приехал я больной, едва дошел до доктора... Говорит: мог бы подождать, завтра прием! Целый день я пролежал в жару, до 38 слишком была температура: никто не предложил ни бульону, ни молока. На другой день в дождь с высокой температурой едва доплелся до кухмистерской, и попросил куриного бульону, хота бы на и свои деньги.

Заведующая, г-жа М. Л. Мазинг, бывала у нас мимоходом и не проявляла к нам никакого участия. Свысока, холодно бросит вопрос и исчезнет...

Тошно нам было, и мы поведали свои горести двум дамам, членам красноярского и томского комитетов помощи раненым. Благодаря их вмешательству наша жизнь в корне изменилась: появился обильный завтрак и обед из учительской санатории, и почти за ту же цену (там 10 1/2 р., здесь 12 руб.), вдоволь молока, 3 самовара в день, белье постельное и ношебное, туфли, освещение. При этом не мы сами—больные должны были ходить, а все это нам приносилось нашим служителем".

Странно! подумали мы: зачем потребовалось красноярскому комитету помощи раненым выбирать в распорядительницы типичного «человека в футляре», каковым оказалась г-жа Мазнинг?
Заведующая могла бы обойти курортную публику с подписным листом, который мигом заполнялся бы пожертвованиями, и было бы с чем отправить домой неимущих больных санатория. Нам известно, что одно частное лицо среди тесного кружка своих знакомых собрало 43 рубля для одного из раненых, чтобы помочь ему, по возвращении домой, обзавестись необходимым в крестьянском хозяйстве. А если бы собирала заведующая и с широкой публики?!

Не можем не упрекнуть красноярский комитет о-ва помощи раненым и в том, что он в должной мере не озаботился рассылкою оповещений об открытии санатории на Шире для раненых воинов. Почти все солдаты приехали туда "на авось“, не зная, что есть для них санатория. „Следовало бы, говорили они, комитету напечатать объявления крупными буквами и разослать их всем воинским начальникам для вывешивания в канцеляриях, и также развесить по станциям железных дорог и сослать по городам в перевязочные пункты.

Будем надеяться, что на будущий год санаторской и приютской бедноте будет легче житься, и они увидят к себе другие отношения.

Наблюдатель.

В ТОМСКЕ

—    Вторая городская аптека. Помещение второй городской аптеки не только мало, но и грязно. По выражению председателя врачебно-санит. совета А. А. Грацианова, „аптека скорее похожа на хлев". Печи в аптеке дымят, зимою служащим приходилось заниматься в холодной атмосфере.
Считаясь с этими обстоятельствами, врачебно-санитарный совет постановил расширить и отремонтировать помещение аптеки.

—    Вода в р. Ушайке. Санитарным бюро произведено исследование воды в р. Ушайке. Обнаружено громадное количество бацилл. Бюро предупреждает население о воздержании от употребления воды из р. Ушайки в пищу.

ОБЪЯВЛЕНИЕ

В виду воспоследования Высочайшего соизволения на прием женщин, в Императорский томский университет на юридический факультет подлежат зачислению лица женского пола, выдержавшие дополнительные испытания за курс мужских гимназий.
На медицинский факультет разрешено принимать не только сибирячек христианских исповеданий, но и прочих лиц женского пола, представивших удостоверения о выдержании вышеназванных дополнительных испытаний.

Ректор, заслуженный профессор ПОПОВ

ТЕЛЕГРАММЫ

Телеграмма Государя Императора биржевому обществу

Вчера председатель московского биржевого комитета П. П. Рябушинский получил Высочайшую телеграмму, коей Государю Императору благоугодно было осчастливить московское биржевое общество, следующего содержания:

«Искренне благодарю за верноподданнические чувства
НИКОЛАЙ».

Телеграмма, отправленная московским биржевым обществом гласила:

Царское Село, Его Императорскому Величеству.

Ваше Императорское Величество.

Исполняя поручение, возложенное на меня происходившим 19 августа собранием выборных московского биржевого общества, приемлю долг повергнуть перед Вашим Императорским Величеством в трудное время, переживаемое русским государством, верноподданнические чувства, воодушевляющие московское биржевое общество и представить на благовоззрение Вашего Величества единодушное убеждение торгово-промышленной Москвы, выраженное в нижеследующем единодушном постановлении московского биржевого общества:

«Признавая, что тяжелые испытания, переносимые Россией, не надломили духа русского народа и что жизненные интересы государства неизменно требуют доведения войны до победоносного конца, несмотря на приносимые жертвы и временную утрату целых областей, — мы, однако, сознаем, что достижение желанной цели, достойной Великой России, возможное лишь при принятии исключительных мер. Необходим немедленный призыв к правительственной власти совета министров из лиц, пользующихся широким общественным доверием, при условии предоставления им всей полноты власти и права назначения и смещения правительственных чинов независимость положения, которое они занимают.

Мы высказываем уверенность, что в настоящее трудное время Верховная власть сольется со своим народом в одно целое и, считаясь с нашим глубоким убеждением, даст новому совету министров в единении с народным представительством полную возможность вдохнуть новую жизнь в самую систему управления и направить страну под Верховным водительством ее Державного Вождя к окончательной победе над упорным врагом.

Приняв единогласно изложенное постановление, собрание выборных московского биржевого общества поручает председателю биржевого комитета повергнуть оное на благовоззрение Его Императорского Величества, как единодушное убеждение торгово-промышленной Москвы, при выражении воодушевляющих собрание выборных верноподданнических чувств».

Председатель биржевого комитета П. П. Рябушинский.

Новые законопроекты

Министерство торговли и промышленности вносит в Гос. Думу следующие законопроекты, проведенные в свое время в порядке 87 ст. основных законов :
1) правила о ликвидации австро-германских торгово-промышленных предприятий в России;
2) об устройстве и поверке правильности каратного разновеса, применяемого в торговле жемчугом и драгоценными камнями.

Ходатайство о передаче эвакуируемого из Галиции железнодорожного инвентаря

ПЕТРОГРАД. Центральный военно-промышленный комитет возбудил ходатайство перед министром о распоряжении передать вывезенное и вывозимое в Россию имущество Галицийских железных дорог центральному комитету. В случае, если такое распоряжение последует, представитель центрального военно-промышленного комитета примет это имущество от местных военных властей и Юго-Западных железных дорог.

Разменная монета

Вчера в московской конторе Гоударственного банка наблюдался еще больший, чем в предыдущие дни наплыв пришедших за разменом кредитных билетов на серебро.
По приблизительному подсчету из банка вчера было выдано серебра на сумму свыше, чем 300,000 рублей, тогда, как в субботу было разменено всего лишь на 100 с лишним тысяч. Вчера работало уже 6 касс.

                Дневник Николая II        

      25-го августа. Вторник.

В 10 час. в штабе был продолжительный доклад; вернулся в поезд к самому завтраку. Долго читал и сделал полуторачасовую прогулку пешком по большаку и за жел. дорогу. После чая поехал на станцию проводить Николашу и Петюшу; они уехали в 6 час. в его имение Першино. Писал Аликс. Вечером играл с Дмитрием и своими в кости. Получил от ген.-ад. Иванова донесение о крупном успехе нашей 11-й армии около Тарнополя, захватившей свыше 150 офицеров и 7000 нижн. чин. и 30 орудий из состава двух германских дивизий. Благодарение Богу за эту частную победу.

Переписка  императора Николая II и императрицы Александры Федоровны

        Ц.С. 25 авг. 1915 г.

   Мой любимый,
   Спасибо, дружок, за твою милую телеграмму. — Я рада, что окрестности Могилева тебе понравились. Злебов всегда их хвалил, говоря, что они очень живописны, — это естественно, так как он там родился. — Все же я думаю, что ты выберешь место поближе, чтобы быть в состоянии легче и скорее передвигаться. — Когда доходят до тебя мои письма? Я отдаю их в 8 час., и они уходят в город в 11 час. вечера. — С нетерпением жду объявления о перемене.

   Опять льет дождь и совсем темно. — Бэби провел ночь неважно, спал мало, хотя боли были небольшие. — Ольга и Татьяна сидели с ним от 11 1/2 ч. до 12 1/2 и забавляли его. — В газетах была статья о том, что поймали около Варшавы двух мужчин и одну женщину, намеревавшихся сделать покушение на Николашу. Говорят, что Суворин выдумал это ради сенсации (цензор сказал А., что все это утки). — Месяц тому назад все редакторы из Петрограда вызывались в ставку, где Янушкевич дал им инструкции. Это сказал Ане военный цензор, подчиненный Фролову.  Самарин, кажется, продолжает говорить против меня, — ну, что ж, тем лучше, он сам провалится в яму, которую мне роет. — Эти вещи меня не трогают ни капельки и оставляют меня лично холодной, так как моя совесть чиста, и Россия не разделяет его мнения, но я рассержена, — потому что это косвенно затрагивает тебя. — Мы поищем ему заместителя.

   Как тебе нравится работа с Алексеевым? Приятно и быстро, наверное. — У меня нет особенных известий, только Мекк уведомил меня, что мой центральный склад (Львов, Ровно) из Проскурова, вероятно, через 5 недель, переедет в Полтаву. — Я не могу понять, почему, и надеюсь, что это не понадобится. — Мариины дамы из Житомира спрашивают, куда переведут ее лазарет в случае эвакуации этого города. Все это немного рано решать, я думаю. — Как грустно, что Молоствов умер. — Я узнала, что ты назначил Вельепольского флигель-адъютантом, — наверное, Воейков за него просил, — он не очень симпатичен и — такой “салонный” юноша. Наверное, здоровье заставляет его выйти из полка, — но твоя свита не должна быть таким местом, как поч. опек. совет, куда сплавляют людей. — Я тоже — увы! просила за своего Маслова. Он уже несколько месяцев командовал полком на фронте. Вел. — любовник Ольги О. (это большой секрет, ей пришлось несколько лет тому назад сделать выкидыш); он был не очень мил с нею потом, — несимпатичный человек, но друг Воейкова, так как, наверное, хороший офицер.
   Прилагаемая фотография для П.П. — Как некрасиво, что опять кто-то хочет ему навредить, так что ты лучше прикажи Фред. напечатать (частным образом, не от его имени), что теперь не надо заместителя, так как у тебя теперь большая канцелярия и др. и Кира остаются; это, я уверена, идет из того же источника, что и история с телеграммой из ставки. — Покажи Воейкову (газетную вырезку). Надо указать военному цензору Виссарионову, о чем писать, так как он главный цензор у Фролова и хороший человек. — Это все дела Суворина — и вчера вечером, и сегодня утром. — Я так беспокоюсь, что до сих пор еще нет телеграммы. Не могу понять, почему перемена официально не публикуется. Это очистило бы и приподняло умы, и скорее изменило бы направление мыслей в Думе. — По-моему, сегодня крайний срок, так как Н. уезжает. Вчерашняя твоя телеграмма была еще из ставки, а последние уже из Царской ставки. Это звучит так хорошо и многообещающе!

   Теперь начинаются (с завтрашнего дня) постные дни, так что надо было объявить о переменах и молебнах раньше.  Это большая ошибка, что все совпадает. Извини, что так тебе говорю. — Тот, кто посоветовал тебе отложить опубликование перемены, был неправ. — Ничего не значит, что Н. еще там, потому что известно, что ты работаешь с Алексеевым. Это был плохой совет — это показывает, до чего известная партия против этого. — Чем скорее будет официально все объявлено, тем спокойнее будет настроение.

Все волнуются в ожидании новостей, которые задерживаются. Такое ложное положение всегда очень скверно. Только трусы, как Воейков и Фред., могли тебе это предложить, так как они думают об Н. больше, чем о тебе. Неправильно держать это в тайне, никто не думает о войсках, которые жаждут узнать радостную новость. — Я вижу, что присутствие моих “черных брюк” в ставке необходимо — такие там идиоты. И как раз так удачно складывалось, что после торжеств начинался пост и молитвы о твоем успехе! Но приходит вторник и ничего нового. Я сегодня утром с отчаяния телеграфировала тебе, но вот уже 7 часов, а ответа нет. — Мария, А. и я ходили в Екат. соб., а оттуда в лазарет, где я говорила с ранеными. Мы завтракаем и обедаем наверху. — Дождь и темнота действуют на меня удручающе. — У Бэби боли утихли, и он хорошо спал утром.

   Елена и Всеволод пришли к чаю, а потом я приняла своего улана Толя, который принес мне еще фотографии. — Он говорит, что Княжевич умоляет получить нашу бригаду, а не бригаду Шевича. — Затем я послала за комендантом Осиповым и говорила с ним о кладбище и церкви, которые я строю для умерших воинов нашего лазарета, — хотела выяснить этот вопрос; m-me Лопухина, жена Вологодск. губернатора, написала мне, что ее мужу опять хуже с сердцем. — Ботк. и Сиротинин также находят, что его здоровье не сможет вынести такую напряженную работу. Если бы ты назначил его сенатором, он мог бы отдохнуть на время, а позднее, если у него сердце поправилось бы, он мог бы опять служить. — Он служит 25 лет. Было бы хорошо, если бы это сделал.

   Мое солнышко, я так скучаю без тебя, но рада, что ты уехал. Министры могут по очереди приезжать к тебе с докладами — это их тоже освежит. — Надеюсь, что ты хорошо спишь. Не забудь телеграфировать Джоржи и др., когда наконец, все официально объявится.

До свидания, мое сокровище, благословляю и целую тебя без конца, каждое дорогое, милое местечко!

   Навсегда, дорогой Ники, твоя старая
   Женушка.

   Ставка. 25 августа 1915 г.

   Моя возлюбленная душка-Солнышко,

   Благодарение Богу, все прошло, и вот я опять с этой новой ответственностью на моих плечах. Но да исполнится воля Божия! — Я испытываю такое спокойствие, как после св. причастия.

   Все утро этого памятного дня 23 августа, прибывши сюда, я много молился и без конца перечитывал твое первое письмо. Чем больше приближался момент нашей встречи, тем больше мира воцарялось в моей душе.

   Н. вошел с доброй бодрой улыбкой и просто спросил, когда я прикажу ему уехать. Я таким же манером ответил, что он может остаться на 2 дня; потом мы поговорили о вопросах, касающихся военных операций, о некоторых генералах и пр., и это было все.

   В следующие дни за завтраком и обедом он был очень словоохотлив и в хорошем расположении духа, в каком мы его редко видели в течение многих месяцев. Пет. тоже, но выражение лица его адъютантов было самое мрачное — это было даже забавно.

   Я должен отдать справедливость моим господам, начиная со старого Фр. — они держали себя хорошо, и я не слышал ни одной диссонирующей нотки, ни одного слова, к которому можно было бы придраться.

   Разумеется, пока Н. находился здесь, я просил его присутствовать в оба утра на докладе. Алексеев так хорошо их делает. Он был тронут иконкой и благословением, которые ты послала через меня. Н. повторил мне, что уезжает отсюда вполне спокойным, зная, что у меня такая подмога в лице Алексеева. Мы много говорили о Кавказе. Он любит его и интересуется населением и прекрасной природой, но он просит, чтобы ему недолго оставаться там по окончании войны. Он немедленно надел на себя чудесную старую черкесскую шашку — подарок, который Шервашидзе сделал ему несколько лет тому назад — и будет носить ее все время. Он полагает пробыть в Першине дней 12, а потом выедет прямо в Тифлис, и встретится со старым графом В. в Ростове-на-Дону. Вся коллекция черных женщин присоединится к нему под Киевом в его имении, и все они уедут!

   Начинается новая чистая страница, и что на ней будет написано, один Бог Всемогущий ведает!
   Я подписал мой первый приказ и прибавил несколько слов довольно-таки дрожащей рукой!
   Мы только что окончили нашу вечернюю трапезу, после чего я имел продолжительную беседу с Лагишем, а затем с ген. Вильямсом.
   И Джоржи и бельгийский король ответили на мою телеграмму, в которой я извещал о переменах у нас — и так скоро!
   Я в восторге, что ты говорила со старым Гор. и утешила его. Пожалуйста, в следующий раз передай ему, что как только Гос. совет и Дума закончат свои работы, их надо прикрыть, все равно, вернусь ли я к тому времени, или еще буду находиться здесь!
   Почему бы не повидать Крупенского — он надежный человек и, может быть, расскажет тебе стоящие вещи.

   Подумай, женушка моя; не прийти ли тебе на помощь к муженьку, когда он отсутствует? Какая жалость, что ты не исполняла этой обязанности давно уже, или хотя бы во время войны!
   Я не знаю более приятного чувства, как гордиться тобой, как я гордился все эти последние месяцы, когда ты неустанно докучала мне, заклиная быть твердым и держаться своего мнения.

   Мы только что кончили играть в домино, как я получил через Алексеева телеграмму от Иванова, сообщившего, что сегодня наша 11-я армия (Щербачева) в Галиции атаковала две германских дивизии (3-ю гвард. и 48-ю пех.) с тем результатом, что было взято свыше 150 офицеров и 7000 солдат, 30 орудий и много пулеметов.

   И это случилось сейчас же после того, как наши войска узнали о том, что я взял на себя верховное командование. Это воистину Божья милость, и какая скорая!

   Ну, я должен кончать, уже поздно, и мне пора спать.

   Благослови тебя Бог, мое возлюбленное сокровище, мой Солнечный Луч! Нежно, нежно целую тебя и дорогих детей.

   Всегда твой старый муженек
   Ники.

   Передай А. мой теплый привет.

Этот день 100 лет назад. 08 сентября (26 августа) 1915 года

Этот день 100 лет назад. 06 сентября (24 августа) 1915 года