В виду предстоящего в будущем 1900 г. чествования памяти генералиссимуса-фельдмаршала графа Александра Васильевича Суворова-Рымникского, князя Италийского, по поводу столетней годовщины его смерти, редакция „Московского Листка" предполагает помещать в воскресных приложениях описание жизни и подвигов великого полководца, заимствуя данные из разных верных источников.

Граф А. В. Суворов-Рымникский.

(К столетию со дня его кончины)

Прибавление

к части 1

Граф Александр Васильевич Суворов- Рымникский,
князь Италийский

(1729—1800)

     См. Часть № 41

Тем временем из Варшавы тянулась длинная вереница экипажей, обозов и пешеходов, — все это торопилось уехать и уходить, дабы избегнуть участи, постигшей Прагу.

По прибытии депутатов в Варшаву, во дворец был приглашен верховный совет и созваны главнокомандующий и генералы, в числе последних были: Грабовский, Макрановский, князь Понятовский и некоторые другие. Лишь только депутаты передали ответ Суворова, как между заправилами погибающей Польши обнаружилось резкое несогласие.

Макрановский, порицая верховный совет за многочисленные ошибки, заявил от лица армии готовность повиноваться лишь только королю и главнокомандующему. Станислав увещевал сложить оружие и подчиниться требованиям Суворова, говоря, что русский главнокомандующий от своих требований ни в каком случае не отступится. Вавржецкий же доказывал, что имея еще 20,000 ч. войска и 100 орудий, постыдно сложить оружие, причем советовал Станиславу вместе с ним выехать из Варшавы к войскам.

Верховный совет, поручая городскому магистрату вести дальнейшие переговоры о капитуляции, изъявил свое согласие выполнить следующие требования Суворова: обезоружить жителей и сложить оружие в условленном месте; исправить в несколько дней мост, ведущий из Праги в Варшаву, и допустить вступление русских войск в столицу. Относительно же обезоружения войск вопрос остался не разрешенным; так как войска не подчинялись магистрату, а следовательно и требование это не могло быть приведено последним в исполнение.

26 октября, ровно через двадцать четыре часа, явились к Суворову прежние депутаты с ответом от магистрата.

Он, выслушав послание, поручил депутатам передать магистрату, что дальнейшие переговоры будут напрасны, если его требования не будут в точности выполнены к 28 октября.

Рано утром, 27 октября, к Суворову явились Потоцкий и Мостовский, с просьбою дать две недели срока на очищение Варшавы от войск.

„Ни одного часа!" гневно воскликнул Суворов, —„о каких войсках вы мне говорите? Мы не воюем с Польшей и королем ее. Толпа бунтовщиков— не войско; я послан истреблять их, я не дипломат и переговоры прекращаются! “

—ответил Суворов и направился к своей кибитке.

Настойчивыми требованиями русского главнокомандующего остались довольны не только жители Варшавы и король, но даже большинство офицеров, так как у них всякая надежда на какой бы то ни было успех пропала.

Народ настаивал на немедленном заключении капитуляции, а король и магистрат требовали от Вавржецкого скорейшего вывода войск из Варшавы.

Вавржецкий, видя, что все его оставляют, с грустью воскликнул:

„ни в ком не стало видно духа революции! “

и хотя, видимо, также начал отчаиваться, но все-таки медлил выступлением из столицы и мешал жителям чинить мост, по которому русские должны были вступить в Варшаву.

Верховный совет, видя свое бессилие, сдал свои полномочия королю и покинул столицу:

„пусть бегут—это не мое дело",

сказал Суворов, когда ему донесли о бегстве революционного правительства.

Упорство Навржецкого заставило короля три раза просить Суворова об отсрочке вступления русских войск в Варшаву, при условии немедленного начатия переговоров о мире между Россией и Польшей; но Суворов, не читая послание короля, поручил посланному передать Станиславу, что между Россией и Польшей нет войны, что он послан сокрушить мятеж и переговоры о мире вести не может; но, во внимание к просьбе короля, готов ждать до 1-го ноября.

28 октября, Суворов получил послание от магистрата, в котором говорилось, что все его требования будут в точности исполнены и что магистрат просит о скорейшем вступлении русских в столицу, так как город и король не могут считать себя обеспеченными от лиц, недовольных капитуляцией. В 4 часа дня было получено известие, что Навржоцкий уступил требованиям магистрата и выступил со своими войсками из Варшавы, а жители безусловно покоряются и сдают свое оружие.

Вслед за сим прибыли русские пленные, при письме короля, в котором говорилось, что они возвращаются генералу, достойному ими командовать.

К вечеру мост чрез Вислу был уже исправлен и вступление русских войск в польскую столицу было назначено на утро.

29 октября, в 8 часов утра, русские войска, с музыкой и развернутыми знаменами, двинулись в Варшаву.

Депутаты от магистрата, одетые в черную парадную форму, почтительно встретили Суворова хлебом и солью и поднесли ему, на бархатной подушке, городские ключи; при чем старший из них сказал приветственную речь. Принимая ключи, Суворов поцеловал их и взволнованным голосом произнес:

„благодарю Бога, что они не так дорого куплены, как Прага",

крестясь при этом и утирая слезы. Эти ключи и поныне хранятся в Петербурге в Петропавловском соборе. Депутатов он сердечно благодарил, обнимал и пожимал им руки.

Войска направились к центру города; дома однако не были закрыты, но порядок был повсюду; к удивлению город кипел жизнью и народ радостно приветствовал русских, крича:

„виват Екатерине! виват Суворову".

Войска, расположившись лагерем внутри Варшавских укреплений, заняли городские караулы и приступили к приему оружия и огнестрельных припасов.

Суворов приказал немедленно освободить всех польских пленных, захваченных в Праге, и вообще выказывал необыкновенное великодушие к побежденным. Донесение Суворова Императрице заключалось в следующих кратких словах:

„Всемилостивейшая Государыня! Ура! Варшава наша!"

На следующий день, Суворов, окруженный многочисленной свитой, в позолоченной карете, отправился к королю. Он был всегда чужд роскоши, но на этот раз почему-то пожелал придать особую торжественность своему въезду во дворец. Посылая за каретой, которая принадлежало одному генералу, он сказал:

„карету позлащенную взять у генерала. Хозяин кареты поедет со мной вместе, но должен сидеть и молчать, ибо мне надо думать дорогой".

Король встретил Суворова низким поклоном; они обнялись и расцеловались, а затем остались беседовать наедине.

Во время этой беседы было условлено, что король отдаст приказ всем польским войскам немедленно сложить оружие; а Суворов обещал объявить, что войска, с покорностью исполнившие приказ короля, получат полную амнистию, при чем их начальникам, офицерам и шляхтичам будет разрешено оставить при них их оружие. Затем Станислав обратился к Суворову с просьбой освободить одного офицера, на что Суворов ответил:

„если вам угодно, я освобожу их сотню, двести“

И, помолчав несколько, продолжал смеясь:

„триста, так и быть, — пятьсот!“

Большая часть офицеров уже были освобождены накануне, а на следующий день был отдан приказ освободить и тех, которые были взяты до Праги.

19 ноября, посланный Румянцевым генерал-майор Исленьев поверг перед Императрицей ключи от Варшавы и тот хлеб с солью, который был поднесен магистратом Суворову.

На следующий день был назначен торжественный выход во дворце и, при грохоте пушек, отслужен благодарственный молебен. Затем состоялся парадный обед, на котором присутствовала дочь Суворова.

Во время обеда Государыня провозгласила тост за здоровье нового фельдмаршала, за которым последовал 201 выстрел; а после обеда Императрица, на донесение Суворова, послала ему ответ в коротких, но милостивых словах:

"Ура! Фельдмаршал Суворов!"

Ответ был послан с племянником Суворова, Горчаковым, ему же было поручено передать дяде фельдмаршальский жезл в 15,000 руб. и два рескрипта.

Как только прибыл к Суворову Горчаков и вручил ему награды, он немедленно оделся в фельдмаршальскую форму и отправился в церковь; приказал отслужить молебен, во время которого горячо молился, а затем послал письмо Хвостову, прося послать во все его имения приказ служить молебен с коленопреклонением.

Вскоре Суворову были присланы награды от императора Австрийского и короля Прусского, первый пожаловал ему свой портрет, осыпанный бриллиантами, а второй—ордена Красного и Черного орла.

По всей России имя Суворова гремело; всюду праздновали его победу, а поэты воспевали его подвиги. Державин прислал ему письмо, с четверостишием:

Пошел—и где тристаты злобы?
Чему коснулся— все сразил!
Поля и грады стали гробы.
Шагнул и царство покорил!"

(Продолжение следует).

И. С.

Московский листок, Иллюстрированное приложение № 36, 19 сентября 1899 г.

Еще по теме:

Граф А. В. Суворов-Рымникский. (К столетию со дня его кончины). Часть 1

..................................

Граф А. В. Суворов-Рымникский. (К столетию со дня его кончины). Часть 41

..................................

Граф А. В. Суворов-Рымникский. (К столетию со дня его кончины). Часть 43