В виду предстоящего в будущем 1900 г. чествования памяти генералиссимуса-фельдмаршала графа Александра Васильевича Суворова-Рымникского, князя Италийского, по поводу столетней годовщины его смерти, редакция „Московского Листка" предполагает помещать в воскресных приложениях описание жизни и подвигов великого полководца, заимствуя данные из разных верных источников.

Граф А. В. Суворов-Рымникский.

(К столетию со дня его кончины)

Прибавление

к части 1

Граф Александр Васильевич Суворов- Рымникский,
князь Италийский

(1729—1800)

     См. Часть № 37

В начале 1793 г., после жалкой кампании союзников против Франции, произошли два важных события: казнь французского короля Людовика XVI и объявление Французской республикой войны Голландии и Англии.

Эти события, а в особенности смелость французского революционного правительства, произвели крайне тяжелое впечатление при всех Европейских дворах.

Успех Дюмурье в Голландии ободрил революционеров; но затем австрийцы разбили французов, вторглись в их территорию и завладели Валансьеном и Конде.

Суворов внимательно следил за ходом этой войны и как только узнал о победе Кобургского, сейчас же поздравил его. Принц горячо благодарил Суворова, называя его своим профессором, а себя благодарным учеником и сообщил, что штурм и сдача Валансьена были „на манер храбрых русских", при чем добавил, что идею двинуться на Париж следует временно отложить, „пока Херсонский губернатор не с ними“.

Успех союзников однако был не продолжителен: между австрийцами и пруссаками появились несогласия, результатом чего было отступление австрийцев на зимние квартиры. Тоже самое было на среднем и верхнем Рейне и границах Италии, блогодаря чему французы с успехом закончили кампанию 1793 г.

Кампания 1794 года в начале у союзников шла с успехом, но затем все сложилось не в их пользу и крепости, ими завоеванные, перешли опять в руки французов.

Тем временем в Петербурге носились слухи о вступлении России в каолицию против французов.
Эти слухи тревожили и волновали Суворова; он боялся, как бы не обошли его назначением в действующую армию, и забрасывал Хвостова и Турчанинова письмами. Хвостов усердно сообщал все слухи и новости, но большинство из них были вздорные и лишь только раздражали впечатлительную натуру Суворова. В одном письме Хвостов сообщал Суворову о якобы предполагаемых назначениях на случай войны с Францией, при чем закончил словами:

„вам и так хорошо, от добра добра не ищут.—Херсон не гарнизон".

Это неуместное и не на чем не основанное заключение произвело на Суворова удручающее впечатление.

„Следовательно я гарнизонный, а действующие— они", говорил Суворов.

Ждать выяснения обстоятельств у Суворова не хватало терпения, и он решил проситься волонтером в одну из союзных армий.

Решение свое он не замедлил привести в исполнение и послал просьбу Императрице об увольнении его, „по здешней тишине", волонтером в союзные войска, прося при этом сохранить содержание. Вместе с сим он послал письмо к Зубову, прося его содействия, поясняя, что он уже давно без практики.

Ответа на его просьбу от Императрицы не последовало, что конечно его крайне смущало.

Несколько успокоившись, Суворов решил ждать до первой войны России и если, с наступлением военных действий, он не будет назначен начальствующим над армией, то тогда „без малейших препон" настоятельно просится за границу. Решение это Суворову пришлось скоро привести в исполнение, так как началась война с Польшей, а он был оставлен в Херсоне.

24 июля 1794 года, Суворов послал Императрице прошение следующего содержания:

„всеподданейше прошу всемилостивейше уволить меня волонтером к союзным войскам, так как я много лет без воинской практики по моему званию".

Вместе с сим он послал приказание своему управляющему о займе для него денег на поездку за границу.

Поступок Суворова был признан крайне неприличным, и Государыня осталась очень недовольна его назойливостью, но не выказала своего неудовольствия и ограничились лишь только отказом; но уже затем, снисходя к его впечатлительной натуре и бывшим заслугам, написала ему:

„объявляю вам, что ежечасно умножаются дела дома, и вскоре можете иметь, по желанию вашему, практику военную много. И так не отпускаю вас поправить дела ученика вашего, который за Рейн убирается по новейшим вестям, а ныне, как и всегда, почитаю вас отечеству нужным".

Таковое милостивое послание Государыни успокоило Суворова и он с твердой надеждой ожидал для себя боевую практику в своем отечестве.

В это время, многочисленные и влиятельные польские эмигранты, наводнившие Европу, начали возбуждать своих соотечественников против России. Жажда мести охватила всю Польшу, и поляки ждали только удобного случая и смелого предводителя.

В 1794 г. прибыл из-за границы в Польшу эмигрант Фаддей Косцюшко; он встал во главе заговора, поднял Краков и распространил восстание по всей стране.

В Варшаве произошло избиение русских и возмущение быстро проникло в области, отторгнутые от Польши.

В новоприобретенных Россией областях были расположены польские полки, поступившие на русскую службу, численность которых доходила до 15,000 ч., войска эти, пользуясь тем, что восстание застало Россию врасплох, не замедлили обнаружить свою непокорность и спешили выступать на границу Польши, а часть их выступила на границу Турции и перебралась в Молдавию.

Последовало спешное распоряжение о немедленном отправлении ближайших войск в приобретенные области для принятия решительных мер против русско-польских полков, а 27 апреля Румянцеву было Высочайше повелено принять начальствование над всеми войсками от пределов Минской губернии до устьев Днепра, дабы объединить действие войск Салтыкова и Суворова.

Часть войск Салтыкова, под командой Репнина, была отправлена для действий в Польше, а остальные войска, совместно с войсками Суворова, заняли пограничное пространство, чтобы пересечь польско-русским полкам всякую возможность к побегам. Салтыкову и Суворову было приказано приступить к обезоружению и роспуску польско-русских полков.

Суворов быстро выполнил свое поручение; он внезапно окружил польские полки, которые были разбросаны на протяжении нескольких сот верст, и, не употребляя оружия, в течении двух недель, успел мирно обезоружить 8000 чел., тогда как у Салтыкова это дело шло далеко не так успешно.

Румянцев горячо блогодарил Суворова и о его похвальных действиях донес Императрице; Екатерина не замедлила также выразить ему свое благоволение.

Тем временем было получено известие о замысле Косцюшки поднять Крым, перебить там всех русских и сжечь флот.

Суворову повелено было оградить Крым от восстания и принять меры на случай неприязненных действий с Турцией. Он вернулся в Херсон, распределил свои войска по стоянкам сообразно с обстоятельствами, происходившими в Польше и Турции, и, не предвидя ожидаемой войны с последней, стремился в Польшу, говоря:

„не сули журавля в поле, дай синицу в руки“.

„Томная праздность", как говорил Суворов, привела его в отчаяние, и он послал письмо к Румянцеву:

„изведите меня из оной; мог бы я припособить окончанию дела в Польше и поспеть к строению крепостей"

В ответ на это Суворов получил очень любезное письмо, но с отказом. Вслед за этим отказом он
вновь писал Румянцеву:

„Ваше сиятельство, в писании вашем осыпать изволите меня милостями, но я все на мели"

- но на это письмо ответа не последовало.

Военные действия в Польше тем временем развивались, и на театре войны играл главную роль князь Репнин, человек не обладающий военными способностями, действия которого отмечались медлительностью и нерешительностью, тогда как великий полководец оставался почти не у дел. И действительно становится непонятным, почему Суворов не был назначен в Польшу, туда, где он одержал не одну победу, и где одно имя его могло навести страх на противника?

„Увы, мой патриотизм я не могу выказать; интриганы отняли у меня к этому все средства",

говорил с грустью Суворов и, пожалуй, не без основания.

Благодаря нерешительности Репнина, война в Польше затянулась, а поляки воспрянули духом и обнаруживали необыкновенную энергию.

Когда военные обстоятельства в Польше вполне обрисовались, то Румянцев, без сношения с кабинетом, решил на свой страх отправить на театр войны Суворова, несмотря на то, что Суворов был далеко, а Репнин в Литве. Румянцев, как опытный полководец, хорошо понимал, что длинный поход Суворова принесет несоизмеримо больше пользы, чем скорое прибытие Репнина и 7 августа послал Суворову предписание принять два отряда и двинуться с ними в Польшу, а если окажется возможным, то усилить эти отряды также частью своих войск.

В предписании между прочим говорилось:

„в Турции ничего не предвидится; поляки же становятся опасными, надо сделать сильный отворот сему дерзкому неприятелю от стороны Бреста, подлясского и Троцкого воеводств, дабы облегчить достижение целей в других частях театра войны”.

В заключение этого предписания Румянцев дополнил, что Суворов был всегда ужасом поляков и турок, и что он надеется, что имя его будет страшнее многих тысяч солдат.

14 августа, Суворов уже двинулся  поход, взяв с собой два полка, два егерских батальона и 250 казаков.

Итак желание Суворова исполнилось,— да иначе и быть не могло: Румянцев, как истинно военный человек, хорошо зная боевые качества Суворова, давно мечтал послать его в Польшу, но медлил назначением лишь только благодаря тому, что был связан указаниями военного кабинета.

(Продолжение следует).

Московский листок, Иллюстрированное приложение № 34, 5 сентября 1899 г.

Еще по теме:

Граф А. В. Суворов-Рымникский. (К столетию со дня его кончины). Часть 1

..................................

Граф А. В. Суворов-Рымникский. (К столетию со дня его кончины). Часть 37

..................................

Граф А. В. Суворов-Рымникский. (К столетию со дня его кончины). Часть 39