В виду предстоящего в будущем 1900 г. чествования памяти генералиссимуса-фельдмаршала графа Александра Васильевича Суворова-Рымникского, князя Италийского, по поводу столетней годовщины его смерти, редакция „Московского Листка" предполагает помещать в воскресных приложениях описание жизни и подвигов великого полководца, заимствуя данные из разных верных источников.

Граф А. В. Суворов-Рымникский.

(К столетию со дня его кончины)

Прибавление

к части 1

Граф Александр Васильевич Суворов- Рымникский,
князь Италийский

(1729—1800)

     См. Часть № 36

Суворов в Херсоне.

События в Европе в 1792-1794 гг.

Назначение Суворова в Херсон хотя и доказывало доверие к нему Императрицы, но намеки на дурное якобы командование войсками в Финляндии продолжали на него сыпаться, и даже в рескрипте Екатерины, в коем Суворов назначался в Херсон, говорилось:

„хотя употребление солдат в крепостях позволительно, но мы соизволяем решительно, чтобы оно сопряжено было с собственной их пользой и без изнурения, а также, чтобы гошпитали не уничтожались, так как полки не обладают средствами, чтобы пользовать и содержать больных на своем попечении".

Появление Суворова в Херсоне произвело громадное впечатление на Порту и значительно облегчило переговоры русского резидента в Константинополе с оттоманским правительством.

Прибыв в Херсон, Суворов немедленно приступил к постройке крепостей, по составленному им и утвержденному проекту, но при этом он встретил большие затруднения, не имея в своем распоряжении необходимых для этого денежных средств. Подрядчики требовали задатков, а денег у него не было, и ему пришлось, чтобы не останавливать работ, выдавать в задаток векселя за своей подписью.

Векселя эти были предъявлены в Петербурге для оплаты и произвели там громадный переполох. Суворову было сообщено, что политическое положение не требует такой спешности и что работы, в виду безденежья, следует несколько сократить и замедлить; а заключенные контракты в его походной канцелярии надлежит оставить без последствий; так как таковые, как превышающие 10,000 руб., могли быть заключены не иначе, как Сенатом.

Суворов отвечал:

„вы делаете конец началом и предваряете тогда, когда я фундамент утвердил... Политическое положение извольте спросить у вице-канцлера, а я его постигаю, как полевой офицер... Пропал бы год, если я чуть здесь медлил контрактами, без коих по состоянию страны обойтись не можно... Вы говорите, их (построек) не надобно; это надлежало мне сказать в Петербурге. Так сей год повороту нет; будущий год в вашей власти. Присылайте денег и с ними хоть вашего казначея".

Однако денег Суворову не прислали, а подрядчики требовали от него уплаты. Суворов, входя в положение подрядчиков, терпевших большие убытки, решился удовлетворить их своими средствами; он писал Хвостову, чтобы тот скорее продал его Новгородское имение и выслал деньги; но, к счастью Суворова, дело до этого не дошло, как-то все уладилось, и подрядчики были удовлетворены.

Однако это обстоятельство не помешало Суворову продолжать начатые постройки, насколько позволяли ему средства; а тем временем де-Рибас спешил устроить военную гавань в Хаджибее.
Такая усиленная деятельность Суворова была отчасти причиной тревожного состояния в Турции, что вдобавок еще поддерживалось французским правительством в Константинополе, благодаря чему Суворов получил приказание о снабжении войск всем нужным для военного времени, о скорейшем докомплектовании их, а также о представлении плана на случай войны с Турцией.

Суворов быстро выполнил и представил план наступательных действий в Турции, в котором между прочим было изложено следующее:

„Не раздроблять сил, пока турки не будут сильно побиты. Почти все крепости их разрушить. Зимние квартиры после первой компании, левым флангом к Варне... Мы у подножия Балкан. Где проходит олень, там пройдет и солдат... Умейте удержать болгар в их домах, чтобы они не убежали в горы, и тогда у вас будет хлеб и т. д.“.

В действительности же тревожное состояние извне представлялось далеко не так опасным, и усиленная деятельность по укреплению границ была лишь в ущерб должному надзору за внутренним состоянием войск. Слабая дисциплина, дезертирство и злоупотребление в войсках, разбросанных по обширному району, требовали всюду присутствия Суворова, а времени у него не хватало. Арнауты переходили границу и беспощадно грабили турок и молдован, что заставило Суворова послать донесение в Петербург и просить их перевести в глубь России.

Провиант доставлялся в войска крайне недоброкачественный, о чем также Суворов не раз доносил, прося назначить комиссию и виновных предать суду. Во всех этих донесениях вероятно усматривали неспокойный нрав Суворова, и на него опять посыпались разные нарекания,—словом, повторилась финляндская история. Трудно было мириться Суворову со всеми невзгодами, но он утешиал себя тем, что настанет время, когда меч его понадобится для решения запутанных вопросов современной политики и с неутомимой энергией продолжал объезжать свой обширный район и водворять порядок в войсках.

Ко времени одной из таких поездок следует отнести рассказ поэта-партизана Дениса Давыдова, который был в то время ребенком лет девяти. Отец Давыдова командовал легко-конным
Полтавским полком. Суворов неожиданно примчался в курьерской тележке смотреть его полк и во время маневра полка, заметив двух маленьких его сыновей, спросил старшего Дениса:

„любишь солдат?

—„Люблю Суворова—с ним и солдаты, и победа, и слава!—ответил Денис.

— „О, помилуй Бог! Удалый! удалый! Он будет военный—я не умру, а он уже выиграет три сражения!“

сказал Суворов. Тележку, в которой примчался Суворов, отец Давыдова хранил, как драгоценность.

Несмотря на удрученное состояние, Суворов вел жизнь в Херсоне далеко не уединенную и сохранил о себе память, как о человеке общежительном: он часто устраивал празднества и вечеринки; в торжественные дни устраивал парады и гулянья, а день у него проходил как бы по программе; вставал он по обыкновению рано утром, причем приказывал своему камердинеру Прохору тащить себя за ногу, если когда поленится встать вовремя. Проснувшись, он быстро вскакивал с постели и в одном белье начинал бегать по комнате или по саду, держа в руках тетрадь, по которой заучивал турецкие, татарские и финские слова, и, пройдя свой урок, занимался уже туалетом: умывался, обливался холодной водой и приводил себя в порядок, употребляя при этом помаду и духи, преимущественно одеколон.

Справив свой туалет, он молился и пил чай, за которым прочитывал все получаемыя газеты; после чая присутствовал на разводе, а затем уже занимался делами. Обед его по обыкновению был всегда очень прост; перед обедом Суворов неизменно выпивал рюмку тминной водки, а когда чувствовал себя нездоровым, то прибавлял в нее толченый перец. Спал он всегда на сене, но подушки были пуховые; любил, чтобы в спальне его была высокая температура, доходившая до невыносимой жары.

В баню ходил не часто и исключительно для того, чтобы попариться, после чего окачивался холодной водой. Во время Великого поста в его квартире ежедневно отправлялась церковная служба, причем сам Суворов исполнял обязанности дьячка. Суворов был одинаково общителен ко всем, не различая звания и положения, благодаря чему его очень любили жители Херсона и относились к нему необыкновенно приветливо. Чудачество его за это время проявлялось еще более рельефно, как, наприм., он очень любил животных и когда встречал собаку или кошку, то, ласкал их, приветствовал собаку — лаем, а кошку— мяуканьем.

Так Суворов проводил время в Херсоне, томясь от боевого безделья и ожидая времени, когда он понадобится для дела, для которого он был создан.

(Продолжение следует).

Московский листок, Иллюстрированное приложение № 34, 5 сентября 1899 г.

Еще по теме:

Граф А. В. Суворов-Рымникский. (К столетию со дня его кончины). Часть 1

..................................

Граф А. В. Суворов-Рымникский. (К столетию со дня его кончины). Часть 36

..................................

Граф А. В. Суворов-Рымникский. (К столетию со дня его кончины). Часть 38