В виду предстоящего в будущем 1900 г. чествования памяти генералиссимуса-фельдмаршала графа Александра Васильевича Суворова-Рымникского, князя Италийского, по поводу столетней годовщины его смерти, редакция „Московского Листка" предполагает помещать в воскресных приложениях описание жизни и подвигов великого полководца, заимствуя данные из разных верных источников.
Граф А. В. Суворов-Рымникский.
(К столетию со дня его кончины)
Прибавление
к части 1
Граф Александр Васильевич Суворов- Рымникский,
князь Италийский
(1729—1800)
См. Часть № 33
Штурм крепости, бой в городе и вся обстановка после боя свидетельствовали о неслыханном воинском подвиге. Герои Измаила, глядя потом на грозные стены крепости, не верили себе, что могли в ночную темноту взобраться на них.
Взятие Измаила, а вместе с тем и истребление целой турецкой армии имеют мало равных себе примеров в военной истории.
Измаильский подвиг Державин описывает так:
„Везувий пламень изрыгает,
Столб огненный во тьме стоит,
Багрово зарево зияет,
Дым черный клубом вверх летит;
Бледнеет понт, ревет гром ярый,
Ударам вслед гремят удары,
Дрожит земля, дождь искр течет,
Клокочут реки рдяной лавы—
О Росс! таков твой образ славы,
Что зрел под Измаилом свет!.
Назначенный комендантом крепости, Кутузов тотчас же расставил во всех важных пунктах города караулы и разослал по всем направлениям патрули.
Потери с обеих сторон были колоссальные: русских было убито до 4000 ч., а раненых до 6000 ч , в особенности много убыло офицеров, из 650 ч. последних убитыми и ранеными оказалось 400 ч., в числе коих был убит бригадир Рибопьер и умер от ран генерал Мекноб. Потеря турок превосходила нашу почти в три раза; одних турецких трупов насчитывалось до 23,000, а раненых и взятых в плен до 9,000 ч.
Внутри города сейчас же был открыт большой госпиталь, но он, конечно, не мог вместить всех раненых.
Шесть дней пришлось очищать город от трупов, которые выносили за город, где и погребали, а за неимением возможности похоронить всех убитых, большинство тел турок пришлось бросать в Дунай.
Русским досталось множество неприятельских знамен, 232 пушки и масса разной добычи, стоимостью более миллиона руб. Кроме того, много было разграблено солдатами и разобрано офицерами; один только Суворов, по обыкновению, ни до чего не коснулся и даже когда ему подвели чудного коня в богатом уборе, прося его взять на память о славной битве, сказал:
„донской конь всегда выносил меня и мое счастье, он привез меня сюда, на нем же я отсюда и уеду“.
На следующий день, 12-го декабря, при громе орудий, был отслужен благодарственный молебен; Суворов со слезами на глазах благодарил войска, восхваляя их геройскую храбрость и мужество.
Потемкину Суворов донес о победе коротко:
„нет крепче крепости, отчаяннее обороны, как Измаил, падший пред высочайшим троном Ее Императорского Величества кровопролитным штурмом. Нижайше поздравляю вашу светлость",
—далее добавил:
"на такой штурм, как Измаильский, можно пускаться один раз в жизни".
Императрица вполне разделяла взгляд Суворова на необычайный успех под Измаилом, что видно из следующего ее письма к Потемкину:
„почитаю Измаильскую эскаладу города и крепости за дело, едва ли где в истории находящееся".
Со всех сторон посыпались поздравления Суворову, все возносили его, а поэты спешили воспеть его славные подвиги.
В виду суровой зимы и недостатка у войск во всех припасах, Суворов писал Потемкину, что предприятием на Браилов лучше повременить, тем более, что со стороны турок нельзя скоро ожидать каких-либо решительных действий.
Затем Суворов отправился в Галац и, пробыв там короткое время, поехал в Яссы.
Торжественный прием готовил Потемкин Измаильскому победителю в Яссах, но Суворов, прослыша об этом, въехал в Яссы ночыо, никем не замеченный, и отправился на ночлег к своему старинному знакомому.
Рано утром, одевшись в парадную форму, он сел в допотопную колымагу, которая неожиданно и подвезла его к крыльцу Потемкина.
Дежурный адъютант, увидя Суворова, поспешил доложить Потемкину о его приезде; последний пошел к нему навстречу на лестницу; они обнялись и поцеловались.
„Чем могу наградить тебя, Александр Васильевич?"
Суворов, гордясь своим подвигом и забыв свою всегдашнюю угодливость всесильному Потемкину, на этот раз не мог уже скрыть своего негодования на барский тон временщика и ответил:
„Кроме Бога и Императрицы никто наградить меня не может,—я не купец и не торговаться с вами приехал".
Такой неожиданный ответ поразил Потемкина, он побледнел и, повернувшись, пошел в зал; Суворов следовал за ним и, войдя в зал, подал ему строевой рапорт. После непродолжительного молчания они раскланялись и разошлись.
Как объяснить подобный поступок Суворова по отношению Потемкина, к которому он во всех письмах своих употреблял всегда самые льстивые и изысканные выражения?
Надо полагать, что всеобщая хвала Суворову, хотя и вполне достойно воздаваемая, развила в нем чувство самообольщения. Он предполагал, что Потемкин поймет разницу его настоящего положения против прежнего и изменит свое покровительственное с ним обращение; но он забыл, что такой недосягаемый вельможа, как Потемкин, не мог переродиться для него.
Этим обстоятельством Суворов нажил себе жестокого врага.
Потемкин, представляя начальствующих лиц к наградам за взятие Измаила, писал Императрице:
„если последует Высочайшая воля сделать медаль Суворову, то этим будет награждена служба его при Измаиле; но так как из генерал-аншефов он один находился в действиях в продолжении всей кампании и, можно сказать, спас союзников, ибо неприятель, видя приближение наших, не осмелился их атаковать, то не благоугодно ли отличить его чином гвардии подполковника или генерал-адъютантом “.
Чин гвардии подполковника для Суворова, за такой славный подвиг, был конечно наградой далеко не щедрой, но вместе с тем почетной, ибо сама Императрица носила звание полковника Преображенского полка, а подполковников гвардии было в то время всего только десять человек, а именно: фельдмаршалы: Разумовский, Румянцев и Потемкин; генерал - аншефы: двое Салтыковых, Брюс, Репнин, Прозоровский, Мусин-Пушкин и Долгорукий.
Из этого представления Императрица поняла, что Потемкин чем-то недоволен Суворовым и кривит душой, но не желая умалять его власть, утвердила награду.
В январе 1791 года, Суворов был вызван в Петербург и только там узнал о своей награде, когда Государыня лично поздравила его чином гвардии подполковника Преображенского полка и вручила ему выбитую медаль в память Измаильской победы.
Не таких наград ожидал Суворов; он надеялся, что его возведут в фельдмаршалы.
В феврале Потемкин прибыл в Петербург и, осыпанный милостями Императрицы, праздновал Измаильскую победу в Таврическом дворце; пир своей небывалой роскошью удивил столицу; на этом вечере, под звуки музыки, впервые был пропет Измаильский марш: „Гром победы раздавайся“, а между тем, главный виновник этого торжества отсутствовал.
Екатерина, ценя заслуги Суворова, призвала его к себе, обласкала и сказала:
„я пошлю вас, Александр Васильевич, в Финляндию.“
Из этих немногих слов Суворов понял все; он бросился Государыне в ноги и, возвратясь домой, немедленно собрался и помчался на Выборг, откупа писал Императрице:
„Жду повелений Твоих, Матушка!"
Суворову поручено было укрепить шведские границы, а Потемкин снова отправился воевать с турками, но до его приезда там было все уже окончено.
5-го октября, Потемкин, возвращаясь из Ясс, вдруг почувствовал себя дурно; на 38 версте его ждала неумолимая смерть; умирающего вынесли из кареты и положили на разостланный на земле плащ, и он скончался.
Мир с турками был подписан 31 июля 1791 г.; Россия приобрела Очаков со всей территорией по Днестр, подтверждение Кучук - Кайнарджийского договора и конвенции о Крыме и татарах. Так Суворову и не удалось закончить войну с Турцией, успех которой принадлежал всецело ему.
(Продолжение следует).
И. С.
Московский листок, Иллюстрированное приложение № 32, 22 августа 1899 г.
Еще по теме:
Граф А. В. Суворов-Рымникский. (К столетию со дня его кончины). Часть 1
..................................
Граф А. В. Суворов-Рымникский. (К столетию со дня его кончины). Часть 33
..................................
Граф А. В. Суворов-Рымникский. (К столетию со дня его кончины). Часть 35
| 