04 августа (22 июля по старому стилю) 2015 года исполнилось 150 лет с дня начала художественной деятельности И. Е. Репина. В отличие от наших дней, когда эта дата прошла незамеченной, 100 лет назад эта дата отмечалась российской общественностью.

Вот что писали газеты о событиях из жизни И. Е. Репина, связанных с этой датой.

По случаю исполнившегося 22 июля 50-летия художественной деятельности И. Е. Репина Б. Лопатин пишет в «Дне»:

Пятьдесят лет назад в скромной квартире на Васильевском острове перед Крамским стоял юноша, простоватого вида, с длинными, но художническими волосами, и с бьющимся сердцем слушал то, что говорил молодой вождь русского искусства.

Крамской перебирал картины и листы бумаги с рисунками, эскизами, внимательно в них вглядывался и спокойным, задушевным голосом, таким убедительным и внушающим доверие, пояснял, что в этих рисунках плохо и что заслуживает внимания. Юноша ловил каждое слово критикующего, каждую его интонацию в волновался, волновался так, будто Крамской должен был вынести ему приговор о жизни и смерти.

Юноша, рисунки которого рассматривал Крамской, был Репин, Илья, из Чугуева.

Тот факт, что двадцатилетний Илья Репин был в Чугуеве всем известным иконописцем, получавшим даже по 20 рублей за икону, что все юношеские годы свои он прожил под влиянием одной мечты— попасть в академию, чтобы „по настоящему" учиться живописи, еще ничего не говорил о нем.

Из Чугуева в Петроград вести не идут, а вот из Петрограда в Чугуев и очень даже доходили слухи о Крамском, как о художнике, вышедшем из простых людей, сделавшем карьеру и ставшем знаменитым. Бродя по берегу своего Донца и размышляя о своей будущности, Репин, конечно, находил опору в мысли о судьбе Крамского. Памятуя о нем, он предпринял смело путешествие в Петроград для поступление в академию. С первых же шагов в Петрограде он увидел Крамского впервые в самой выгодной для того обстановке: в школе, в роли обожаемого учениками учителя. Со свойственною только цельным юношеским натурам искренностью Репин влюбился в голос Крамского, в его манеру, в строй его горячих, зажигающих речей, в его фигуру, напоминающую сельского учителя.
И случилось, что „сам Крамской" подошел к Репину, заинтересовался его рисунками и пригласил его к себе на квартиру.

Первый и едва ли не самый серьезный экзамен в своей жизни Репин выдержал: Крамской весьма одобрил его рисунки, нашел в них кучу достоинств и всячески поощрил молодого художника работать.

С того дня Репин стал постоянным посетителем Крамского, вернее —четверговых собраний художественной артели, в которую объединялись «самобытники", недавно отрясшие прах от ног своих у порога академии (1863 г.).
Там он приобщался к Национальным идеалам в искусстве, к мысли, что искусствам надо служить родине.

В академии он работал усидчиво, преследуя исключительно технику.
Работал Репин усиленно в академии, работал вне ее, но веру в искусство он черпал не только на четвергах на Васильевском острове.
Застенчивый и неловкий провинциал охотно и искренно сближался со всеми,—полюбил искусство, интересовался им. Словно бы в душе его была ненасытная потребность восприять все, что люди думают об искусстве, и создать в душе своей собственный, незыблемый, стройный символ веры.

***

1869, 1870 годы застают Репина на Волге.

Он приезжает туда осенью писать задуманных им «Бурлаков».
На первых порах такая необычная затея—ехать куда-то за тридевять земель, где о художниках и не слыхали, чтобы „списывать" людей— создавала много неприятностей молодым туристам Репину, Васильеву и брату Репина.
Русский крестьянин обычно подозрителен в тех явлениях, которых не понимают. Что за люди эти художники? Ходят с альбомами и карандашами, высматривают местность, намечают лица. Не то шпионы, не то чиновники!

Нужно было много энергии и присутствия духа, чтобы 45 лет тому назад не только перенести, но и победить это море недоброжелательности и злобного непонимания, чтобы уцелеть среди всех этих столкновений не только с мужиками, но и с сельскими властями.
Репин уцелел и нашел возможность безостановочно работать. В Ширяеве его в конце-концов признали и даже помогали ему в его исканиях.

Живя походной жизнью, Репин бороздил Волгу на лодке, зарисовывал и записывал берега, реку. Сторожил проходящие партии бурлаков, всматривался в их лица, шел следить за ими, изучал их движения. И деятельно заносил свои впечатления в альбом. Он исходил все берега Самарской луки в поисках нужных ему типов.

С утра до темноты он на реке, на берегу, пишущий, лихорадочно работающий. Он нанимает уже привыкших к нему крестьян позировать ему в позе влекущих тяжести. Работа спорится, материал накапливается богатый. И у художника вырастали крылья. Никто ему не сказал, что то, что он делает—хорошо, что именно это нужно. Инстинктом его влекло к подлинной жизни, к родному. И по мере того, как вырисовывались в его воображении очертания его будущей картины, крепла его уверенность в самом себе, возрастала энергия.

Изучая и рисуя бурлаков—собранный со всех концов России тяжко трудящийся люд,—Репин находил все больше и больше интереса в богатой выразительности их типов. Характерность некоторых голов его пленила, и он, как влюбленный, искал случая еще и еще раз увидеть какого-нибудь Левку-дурачка, чтобы вернее, сильнее запечатлеть его в своих набросках.

Первые же ширяевские этюды бурлаков, появившиеся в академической выставке, заставили о себе громко говорить, и через два года, когда была закончена картина "Бурлаки",—Репин стал уже известностью.

***

С трудом покончив с «заданной» конкурсной работой в академии и получив за нее поездку за границу на 6 лет, Репин отправился по проторенной дорожке в Италию, затем в Париж.

Желания работать было много, но Репин себя чувствовал потерянным в Париже. Уныло и со скептической улыбкой он входил в парижские салоны, без всякого восторга наблюдал парижские улицы, просиживал в кафе.
Все было ему чуждо, ничто не трогало. Проснувшиеся силы требовали работы, а душа была переполнена родными мотивами, художественная мысль была налажена в определенном направлении. И ничто в Париже не отвечало строю репинской души.

Он запирался в мастерской и усиленно работал над натурой, гоня от себя зовы родины, положительно не дававшие ему возможности приняться здесь за какой-либо сюжет.
Изнывал Репин и писал грустные письма в академию, прося вернуть его ранее срока в Россию.

Этой жалобой на тоску, его пленявшую, является и писанная в Париже картина «Садко»: Садко-Репин, не замечая морских царевен-иностранных красот, не может отвести взора от Аленушки-родных картин.
На три года раньше вернулся Репин в Россию, и как проголодавшийся, принялся за русские сюжеты.

Одной из первых его работ по возвращении был "Протодьякон", написанный с чрезвычайной силой и выразительностью. "Лев духовенства" при всей своей типичности привел в ужас умеренные круги, был сочтен за пародию и объявлен кощунственным произведением.
Впоследствии не раз тяжелая рука цензуры, правительственной и общественной, ложилась на картины Репина, не раз они возбуждали самые ожесточенные партийные споры. («Не ждали", "Везут", «Иван Грозный", "17 октября").
На выставке передвижников „Протодьякон», вместе с «Кочегаром» Ярошенко были наиболее проникновенными образами бытовой живописи.

Не только бытовая живопись Репина обновилась по возвращении на родину, просветлели краски его в рlеin аir'ах, написанных за этот год под Петроградом («На дерновой скамье»); такие мягкие, богатые светом вещи он писал только позднее, в 80 и 90 годах в Москве и в своем имении Здровнево, Витебской губернии.

***

Через несколько лет Репин задумывает картину, которая известна теперь каждому грамотному человеку, и которая заняла его на целых тринадцать лет (1878—1891).
Увлечение, пережатие Репиным во время работы над "Бурлаками", кажется миниатюрным по сравнению с тем, что он отдал «Запорожцам».

Заинтересовавшись бытом героической Украйны, Репин начинает изучать все, что ее касается. Он знакомится с ее историей, с литературой о ней, изучает малороссийские древности, опрашивает знающих лиц, просит Костомарова составить ему маршрут для путешествия, ездит по украинской степи.
Он не упускает использовать каждое лицо, кажущееся ему типичным для задуманного.
Мало того, он привносит малороссийский быт и в свой обиход. Одевает детей в казацкие одежды, сбривает голову сыну, оставляя "оселедец", рассказывает детям украинские сказки, рисует им казацких лошадей и казаков. Большей тренировки воображения нельзя себе представить.

В результате—картина, великолепная по силе рисунка, по своей динамике и типичной характерностью.

***

Я намерению выделил два периода в творчестве Репина, как наиболее полно освещающие его характер работы и глубокую национальность его натуры. Не надо забывать, что за 13 лет в течение которых он был так глубоко захвачен запорожской Сечью, он успел закончить и написать: "Крестный ход", „Вечерници", „Проводы новобранца", "Ивана Грозного", «Не ждали», "Старшин", „Выбор царской невесты", "Дон Жуан и донна Анна", «Прогулка с проводником в Крыму", "Арест", „Николай Чудотворец", несколько портретов, многое множество рисунков и этюдов.

Работоспособность поистине колоссальная! И она говорит прежде всего о великолепной технической школе, позволяющей работать легко и непринужденно, „как птица поет", сосредоточивая все внимание на изображаемом. Как немного из молодых и новых могут похвастаться такой свободной техникой!

Отцвело передвижничество, а Репин остался; возвысились и снова упали различные новые течения живописи, исключавшие „стариков" с их «сюжетами», а Репин остался крупнейшим русским художником.

Он был вовлечен в партийную борьбу и имел мужество на Брюлловском торжестве заявить:    „Фортуни рисовал лучше Веласкеза, а Брюллов лучше Фортуни". Тем не менее он признается: „Рембрандт и Веласкез—мои боги".

В этом признании—весь Репин и отрицание его „только передвижничества". Репин—Репин, который равно силен и красочен в содержательном „Не ждали" и в мало известном восхитительном пейзаже „Вечер на пляже" (собрание Н. Д. Ермакова), лишенном всякого «содержания».

В живописную историю русского быта Репин сделал вклад такого размера, как никто. Единственным он остается и как портретист, давший неподражаемые образцы могучего, широкого письма.

Впрочем, давать сколько-нибудь полную характеристику творчества Репина здесь не место. Для этого нужны листы бумаги более вместительные.

До сегодняшнего дня не устает работать кисть художника. По-прежнему он горячо и бурно реагирует на все общественные явления, в полной мере участвуя в общественной жизни.

В эти значительные дни в личной его жизни каждый любящий искусство вспомнит о нем тепло и с хорошими пожеланиями.

Еще по теме