Альбрехт Альтдорфер. «Прощание Христа с Богоматерью».

Обращение к сюжетам из апокрифических Евангелий было не такой уж и редкостью. Особенно среди художников так называемого Севера Европы (Германия, Нидерланды). Впрочем,  в Италии писали картины на эти темы. Например, Адам Эльсхаймер (немец, всю жизнь творивший на Апеннинах). Из тех художников, о которых я уже рассказывал - Лоренцо Лотто. Кстати, Лотто и Альтдорфер написали свои картины на один и тот же сюжет практически одновременно. Тем интереснее сравнить их.

Разница между работами Альтдорфера и Лотто поразительная.  У Лотто действие происходит в романской базилике, мрачной и тяжелой. От ощущения чего-то давящего не спасают даже ряды ажурных колонн, поддерживающих многотонную каменную крышу над головой. Художник, как говорится, «нагнетает»…Кстати, во времена Христа подобных архитектурных сооружений еще не было. Базилики, перекрытые лотковыми каменными сводами, появятся лишь в начале второго тысячелетия нашей эры. А конструкция, предложенная нашему вниманию, и вовсе бы развалилась. Боковые усилия просто положили бы эти изящные колонны рядком, капителями наружу.

У Альтдорфера действие происходит на свежем воздухе с видом на… готические развалины (еще более поздний архитектурный стиль). Но это – мелочи по сравнению с тем, как изображают своих героев художники. У Лотто - совершенно душераздирающая сцена. Мария - на грани безумия. При этом Христос выглядит несколько странно. Да, он опустился на колени перед матерью. Видимо, испрашивает ее благословение. Ведь до грядущих  страстей осталось совсем чуть-чуть. Но выглядит он не то, чтобы смиренным, сосредоточенным или еще каким, а попросту блаженным. Будто уже и не здесь находится, а пребывает где-то в своем мире, не имеющем к здешним реалиям никакого отношения. Странно выглядит и апостол Петр, почему-то разгневанный реакцией матери на расставание с сыном и как бы призывающий её: «Держись, матерь божья…» Ну, а Иоанн Евангелист, спохватившийся, что все случится без него, и вовсе выпадает из числа действующих лиц. Так что желание Лотто понятно – потрясти зрителя трагичностью события, произвести на него  сильное впечатление, внушить благоговейный трепет перед нечеловеческим спокойствием бого-человека и его благодушием по отношению к ожидающим его жестоким мукам, от мысли о которых  мать его падает в обморок. Но как-то все это наивно выглядит.

Альтдорфер подошел к освещению данного сюжета несколько иначе. Он не делает из происходящего жуткой трагедии. Хотя Мария тоже упала в обморок при известии об уходе сына со товарищи. Здесь материнское потрясение также велико, но оно какое-то более глубинное, что ли, хотя и  более сдержанное.

По-другому выглядят и окружающие Богоматерь женщины. Все они – в странного вида белых чепцах и платах. Символизирующих, предположительно, чистоту и непорочность. Одеты легко. Вообще, в плане одежды у Альтдорфера все как-то проще, изящней. У Лотто с этим явный перебор. Женщины на картине Альтдорфера, скорее всего, простолюдинки, куда более искренние в проявлении своих чувств, нежели загадочные дамы с картины Лотто. Так что среди явных предпочтений немецкого художника - простота, нежность, искренность. Но  главное – у него совсем другой образ Христа.  

Его Иисус не принадлежит самому себе. За этим образом скрывается что-то очень возвышенное и благородное. С ним - двое последователей: Петр и Иоанн Евангелист. Всё решено. Христос знает о предстоящих ему испытаниях, но не делает из этого своего знания  вселенской трагедии. Понимает состояние Марии, но решение уйти и принять мученическую смерть непреклонно. Он – само спокойствие, без ненужного пафоса или позерства. Просто ему нужно сообщить о своем уходе, что он и делает. Так что перед нами человек, прекрасно сознающий свою высочайшую миссию. Он - выше всех, выше всего сущего.  Это очевидно. В том числе и для матери. Такое вот понимание сущности Христа – тонкое, пронзительно искреннее.

Восхитительна живопись Альтдорфера. Пейзаж, кстати, отнюдь не итальянский. Есть, конечно, и горы, и глубокая перспектива, и бездонное голубое небо. Но большая часть -  зеленые деревья. В их буйстве есть что-то фантастическое, даже мистическое. Наверно, из-за соседства со средневековыми развалинами. Обстановка надуманная, но содержит в себе дух некоего средневекового романтизма, который не встретишь, например, в работах итальянцев. Те больше предпочитали античность.

Альтдорфер самобытен. Это сказывается во многом. Например, как он пишет человеческие фигуры. Большие, крепкие ступни прочно скрепляют тело и землю. Даже у женщин размерчик – о-го-го… В этом есть что-то простецкое, наивное. Но и чистое. А вот Иоанн выглядит несколько необычно. Явно удлиненные пропорции фигуры, некая женственность, кокетливость в манерном развороте, в испуганном взгляде на обморочную Марию. Художник делает его немного похожим на Христа. Только набрасывает на плечи тяжелые  одежды. Видимо, хотел, во-первых, показать разницу между человеком - носителем высокой идеи (Христос) и простым учеником (пусть даже он и евангелист), а во-вторых,  чтобы зритель увидел реакцию на происходящее человека, ни в коей мере не претендующего на мессианство. Иоанн инстинктивно пытается увести Петра, который, похоже, тоже в шоке от увиденного. И только Иисус не теряет самообладания. Ведь он уже почти что бого-человек – всевидящий, всепонимающий, всепрощающий…

Между тем, дистанцию между Иисусом и всеми остальными, включая его мать, можно объяснить не только высочайшим религиозным статусом всемирно известного проповедника, но и несколько неожиданным проявлением холодности, присущей истинному германцу. То есть увидеть за всей этой сдержанностью национальную принадлежность художника, его темперамент. У южанина Лотто – сплошные эмоции, у северянина Альтдорфера – спокойствие и даже некое хладнокровие. И изобилие голубого цвета – отнюдь не случайность. Чистота людских помыслов, их божественная просветленность не нуждаются в повышенной эмоциональности и возбудимости их носителей. Недоумение, сожаление или скорбь  - личное дело каждого. Демонстрировать их вроде как ни к чему…

Борис Вараксин