
Выставка в академии художеств 1870 г.
«Итальянка», картина К. Ф. Гуна
Картина принадлежит Е. И. В. великому князю Владимиру Александровичу и, по мастерству исполнения, оставляет желать очень немногое. Широкая кисть, вкус колорита, к изящная фигура и поразительный, по грациозности, ансамбль, - заставляет смотреть на это произведение, как на лучшее из всего того, что ставил г. академик Гун на наши петербургские выставка.
Мы даже готовы, соображая индивидуальные достоинства и лучшие стороны таланта художника, — с уверенностью высказать, что живопись женских фигур преимущественно составляет конёк даровании г. Гуна. Особенно, если он не будет задаваться кровавыми сценами французской истории, далеко не гармонирующей с особенностями и наклонностью его таланта с приятным эффектам.
При таких обстоятельствах, всегда, миловидные сами по себе, женский формы, не выступающие с огнем страстной энергии из-за мужских персонажей, - хотя также не совсем определенного характера, однако, более или менее, суровых, или внушающих даже антипатию, — еще более оказываются холодными, безучастными и мало, или совсем ничего не выражающими.

Точно такое - действительно впечатление производит на зрителя женская фигура в сцене, названной эпизодом «Варфоломеевской ночи» г. Гуна.
Определенностью же и полнотой выяснения характера не отличается, к несчастью, и единичная фигура вооруженного мужчины, нашивающего крест, — в другой картине этого же художника, бывшей на одной из прошлых выставок, носящей тоже имя «Эпизода из Варфоломеевской ночи» и при надлежащей теперь Е. И. В. Государю Наследнику Цесаревичу.
Характер героя бойни гугенотов, в этом швеце,—все интересы которого как бы сосредоточились на его занятии,—нам кажется, по меньшей мере, мало попятным и мелочным, если не совсем фальшивым. Между тем, человечно-правильное выяснение, хотя одного преобладающего чувства и затем характера личности, в одном лице воплощающей по мысли художника целое историческое событие, отразившееся вековыми бедствиями, мы считаем настолько непременным условием, что не соблюдение его, т. е. недостаточность выражения в лице персонажа, для наглядного понимания зрителями мысли композитора, равносильно неуспеху задачи.
Не должно в этом случае извинять художника и ограниченностью технических условий, потому что мастерское выполнение им деталей уничтожает возможность в композиторе неполного обладания средствами искусства. Если же искусство - покорная раба мысли художника, то что иное, как не объем умственного кругозора и не направление его творчества может служить масштабом для оценки удовлетворительности или недостаточности создания характера?
Не вдаваясь теперь в обсуждение этой стороны индивидуального характера таланта г. Гуна, мы очень рады, что рассматриваемая нами картина художника имеет достоинства, освобождающие нас от необходимости ставить тот вопрос на первое место.
Что талантом художник наш обладает, в этом не может быть сомнения: под кистью его живет и мечтает молодое, прекрасное существо, полное страсти, может быть и глубокой, но только еще начинающейся. Тихая задумчивость, против желания, спускаясь неприметно, занимает ум девушки своими, еще так для нее новыми, грезами наяву. Как и отчего это делается, она сама не дает себе отчета, но чувствует, что она сама не своя. Не тысячи ли раз носила она в переднике цветы, еще более красивые, чем эти, но мысли ими до того не занимались, не приходили, не внушали чего-то сладкого и как бы страшного, бросающего то в жар, то в холод, и занимающего дух ускоренным биением сердца. Теперь они роятся, развиваются и приковывают к земле ноги красавицы.
Вот это-то выражение нового, неизвестного до того бедной девушке, чувства и нежной мечтательности, осязательно передала кисть Гуна в прекрасных чертах Итальянки. И такие стороны характера не полной, еще не определившейся страсти — отличительная особенность нашего художника.
П-вт.
Всемирная иллюстрация : Еженед. илл. журнал, № 4 (108) - 23 января - 1871.
Еще по теме
|