Идет второй год войны. Миллионы убитых и раненых на фронте и праздная жизнь в глубоком тылу - вот контрасты военного времени.
Своими размышлениями об отношении общества к войне, не видящего наяву всех этих фронтовых страданий и лишений, делится на страницах журнала "Нива" сентябрь 1915 г. "Легионер".
Там и здесь
Пришло пополнение в полк. Пополнение было из Курской и Воронежской губерний.
Пошли в атаку. До немцев было шагов семьсот.
Прут хохлы вперед без всяких перебежек, без стрельбы. Падают, кряхтят, но прут, несмотря на адский огонь.
— Ложись!—кричат офицеры.—Ложись! Перебежками.
— А, хай ему бис! Лягать ни як не можно, бо отсыреешь, да и патронив трохи осталось, заховал...
Да так и доперли до немецких окопов. Два дня закапывали и убирали немецкие трупы.
Потому, что был трудный момент и «берегите патроны» мы слышали ежедневно.
Мы экономили и никто никогда не жаловался.
И когда, во время затишья, на редкий одиночный наш выстрел, немец кричал:
— А, с... с.., еще один нашел?—никто не обижался.
Мы знали, что за нашими спинами торопливо работает вся Россия, дабы поскорее изготовить и прислать нам наше главное пропитание—патроны.
Шестидюймовый снаряд разорвался в полутора шаге от моей головы, перебив мою связь и телефонистов.
Несколько минут я ползал в беспамятстве вокруг себя, но решил остаться в живых.
Меня подобрали солдаты соседнего полка и я был эвакуирован в Петроград.
С понятным любопытством я наблюдал жизнь здесь, в этом городе неизвестной национальности и, кроме многих других интересных вещей, заметил, что во время войны появились в немалом количестве новые, неизвестные ранее, богачи, бесконечное количество комиссионеров и особый тип граждан «обличителей», вмещающий в себе весьма гнусную разновидность «шептунов и сплетников».
«Все для войны!»
Кричат эти господа в обществе, клубах, салонах.
А поскребите их немного, попробуйте расположить к более интимной беседе, заговорите сладострастным топотком о поставках и услышите, как, снисходительно добродушно глядя на вас, они скажут:
«Нда... Только дурак не наживается во время воины».
И они, действительно, наживаются.
А мой унтер-офицер, просто хороший мужик, мне пишет:
«Ваше Высокоблагородие ваш верный и боевой вводной ст. ун. оф. Василий Чернов ранен 4-мя пулями 6 часов утра Мы прошли 4 линии окопов и много немцев покололи 4-й линии забрал 25 человек немцев, но потом был открыт сильный пулеметный огонь и я решил . .
когда мы подошли фольварку он еще задерживался но мы его опять выбили когда мы заняли за фольварком окопы а его окопы были влево за садом и в саду была халупа где стояли пулеметы он нас начал влевой вланак (фланг) очинь поражать поручик В. был это время ранен двумя пулями я все время продолжал подавать команду я скомандовал на ура наполемег оставалось нас 6 человек Никулин на него вот только осталось взять его и он нас всех скосил, когда меня поранил 4 пулями меня взяли санитары и я все кричал ребята заберите полемет хотя германец ранил меня 4 мя пулями, но ему пользы мало, потому что я........................................
я хотел остаться в строю врач сказал если ты останется у тебя получится заражение крови я горько заплакал и очень нихотелось уежать от своей боевой роты но я скоро скоро вернус опять бить колоть Германа еще В. В—ие кланяюсь ниским поклоном...........................
еще кланяюсь роте и своему боевому зводу желаю им ити впереди так как и там................................
В. В—ие боевого своего вводнаго незабывайте я скоро приеду от только полежу 3 недели как можно будет надевать сапог на остальныя рапы я не посмотрю скоро скоро приеду...........................................»
И он действительно приехал.
В ночь на 10-е июля он был ранен, а теперь давно уже на позиции опять.
Уговаривал немного подождать, отдохнуть:
«Нет э, говорит, мало старых там осталось».
И чего только боятся ехать на позицию?
Развлечений много у нас там и не скучно совсем даже наоборот», как говорят в Одессе.
Например существует такая игра: бежишь по ходу сообщения перебежками от траверса к траверсу и, как только покажешься—немцы сыпят пулями. Добежал,— значит выиграл, не добежал—проиграл.
Ночью всегда весело и поэтому никто не спит.
Пускают ракеты. Если немцы пускают, мы своих зря не жжем, а немцы кричат:
— Русс! Русс! заплати за освещение!
Но когда взовьется к небу не бледная немецкая, а эффектная наша с разрывом наверху и массой звезд тихо куполом падающих вниз, восхищенные немцы вопят:
— Браво! Браво!
И хлопают в ладоши.
Не любят только они, когда какой-нибудь веселый наш ракетчик запустит ракету над землей, разорвется она в немецком окопе и зажжет солому и доски. Кричат и выскакивают, а мы их пулеметом.
Эта игра что-то им не нравится.
Бух! Бух! Часто слышится ночью. Это перебрасываются ручными гранатами. Тоже очень веселая и оживленная игра.
Раз как-то «германы» кошку прислали нам в окоп с запиской на шее. Кошка была худая и облезлая, а в записке было написано:
«Перемышль—наш».
Кошку накормили, а немцы, играя в «добрых», кричали:
— Отдайте кошку назад! У нее дети! Другую пришлем!
Пришлось отдать.
Правда, в Петрограде, кажется, на скуку тоже пожаловаться нельзя. Вот только благодаря мудрому запрещению алкоголя его нигде достать нельзя, но все же пьяненькие есть и не мало.
В залах шантанов публики не так уж много, и, кажется, будто скромно и скучно, но стоит пройтись по коридору кабинетов, как услышите ряд характерных звуков, несомненно сопровождаемых изрядными вливаниями внутрь отнюдь ни чая и кваса.
Музыка, лихое пение, танцы и крики не оставляют в вас сомнений в тяжести переживаемого момента.
Смотря на это мне вспомнилась совсем другая из ночной атаки под Травниками.
Подойдя без выстрела к немецким окопам, мы бросились в штыки и завязался горячий рукопашный бой.
Немцы швыряли ручные гранаты; кричали: «halt, halt!» и по-русски «Ура! девятая рота сюда», чтобы сбить нас в темноте, но это были старые штуки.
Стреляли пулей, чуть ли не деревянной, которая при попадании давала сильную вспышку и, куда бы ни попала, человека сразу сводило в ужасной судороге и в таком положении он сразу застывал.
Это был новый сюрприз сатаны, но мы дрались и вышибли немцев из сильно укрепленного фольварка.
На рассвете я увидел невдалеке от себя раненого солдата.
Он сидел, прислонясь к стенке немецкого окопа и перед ним лежали его внутренности.
Я подошел к нему. Он попросил пить. Я дал ему, но проглоченное вылилось на землю.
Этот человек тоже не мог больше пить и удержать выпитого.
Если в это время находите возможным предаваться излишествам, пьянству и разгулу, — предавайтесь. Но в каждом кабинете я повесил бы плакат в ярких красках с изображением этого солдата.
Некоторые говорят: «чтобы забыться».
Нет! Вы не имеете права ни забыть ни на минуту, ни забыться.
Если вы приедете в Америку и остановитесь в гостинице, то ночью в туфлях вы найдете рекламу.
Развернете книгу на заложенной странице — реклама.
В кармане пальто, в платье, которое вы отдали почистить, просто на вашем столе, — всюду вы найдете рекламу.
Так и война.
Как американская реклама всем и всюду она должна напоминать о себе.
И кто может так много сделать в этом отношении,— это близкие нашему сердцу женщины и девушки.
«Друг вашего сердца уже записался? Если он еще медлит, не думаете ли вы,- что будет медлить также и в других таких же важных случаях жизни? Если он еще медлит и не спешит на защиту родины, не думаете ли вы, что он будет медлить и тогда, когда ваша жизнь, жизнь вашего ребенка будут в опасности?
Молодые женщины, невесты, возлюбленные, если друг вашего сердца не надел еще хакки, употребите все ваше влияние и заставьте его, как можно скорей облечься в эту единственно достойную теперь мужчины, одежду»...
(английское воззвание).
Легионеръ.
Еще по теме:
Война на фронте и в тылу (Здесь и там)
Война на фронте и в тылу (Там и здесь)
| 