Материал из журнала "Нива" за сентябрь 1916 года.

Величайший государственный деятель нынешней Англии, военный министр Давид Ллойд - Джордж, недавно покинувший пост министра военных снабжений, является самой оригинальной фигурой в истории британской общественности. Он вышел из народа. Его отец был мелкий ремесленник в Уэльсе. В несколько лет из захолустного адвоката он стал одним из первых вождей великой Британской империи. Его чарующее красноречие, вулканически-огненное, всегда увлекает нацию, зовет ее к высоким идеалам, к героическому самоотвержению и подвигу.

В качестве министра финансов, он провел в жизнь драгоценнейший законодательный акт: государственное страхование рабочих. Благодаря ему, ныне в Англии все старики, негодные к работе, получают от правительства пенсию.

Когда грянула война и обнаружилось, к общей тревоге, что ни у англичан ни у нас не хватает ни орудий ни снарядов для отражения могучего врага, вооруженного с ног до головы, нация призвала Ллойд - Джорджа, веря, что изо всех людей в Англии только он один может совершить это чудо: превратить всю страну в арсенал, создать из ничего на пустырях и лугах целые мили заводов, которые с фантастической скоростью, в несколько месяцев, дадут и британской и русской армиям миллиарды необходимых снарядов.

Здесь нужны были титанические, сверхчеловеческие силы, и, как мы знаем, они у Ллойд-Джорджа нашлись. Этот вдохновенный работник сверхъестественным напряжением изобретательности, воли, энергии, всех своих грандиозных душевных сил, спас свою безоружную страну от разгрома, обеспечил ей и ее союзникам верную и прочную победу и только тогда покинул свой пост, когда нынешнее наступление англо-французов и русских показало, что он свою миссию выполнил, что снарядов и орудий достаточно, что опасность совершенно прошла.

Теперь, после смерти Китченера, на смену этому военному гению Англия не могла выбрать никого иного, кроме того же Ллойд-Джорджа. Если есть где в государстве самое трудное и ответственное место, туда непременно избирают его. Можно себе представить, сколько хлопот, треволнений, забот в такое горячее время у этого военного министра. И что же?! Вдруг пронесся по Англии слух, что он, самый занятой человек во всей Англии, намерен—ни с того ни с сего — оторваться от насущнейших дел государства и отправиться к себе в захолустье на родину, чтобы там принять участие в хор каких-то деревенских певцов.

Изумление было огромное.

— Это невозможно, — кричали газеты, — военный министр не смеет предаваться пустым развлечениям в такое грозное, опасное время!

Но Ллойд-Джордж остался верен себе.

Празднично и благодушно настроенный, с женою и дочкою, как идиллический и мирный обыватель, приехал Ллойд-Джордж в толпу захолустных певцов и, прислушавшись к их незатейливым песням, стал весело хлопать ладошами в такт и даже подпевать вслед за ними.

Толпа пела хором, и Ллойд-Джордж вместе с нею, а вместе с Ллойд-Джорджем его дочь и жена.
Песни эти не английские, а специально-уэлльские, на особенном кимврийском языке. Язык этот для Ллойд-Джорджа — родной, мотивы песен — знакомы с детства. Раз в год, на этой английской окраине, устраивается национально-певческий праздник, люди собираются со всех городов и местечек для хорового совместного пения, но время ли теперь, в самый шквал, в самую лютую бурю, предаваться таким тихим усладам? Какое право имеет военный министр участвовать в подобных пикниках?

Это обвинение блестяще опроверг Ллойд-Джордж в своей речи, произнесенной на празднестве:

— Почему бы нам не петь?— воскликнул он. — Почему нам стыдиться веселья? Разве Англии угрожает опасность? Ведь никогда еще Англия не была так величава, могущественна, никогда у нее не было таких необъятных владений, такого мирового влияния, таких возвышенных, идеальных задач! Правда, война означает страдание, многие наши дома охвачены траурной скорбью. Но песня-это победа над страданием и скорбью. Разве наши солдаты в окопах не распевают свои народные песни? Уэльские солдаты прислали с боевых позиций приветственную телеграмму нашему певческому хору, где говорится, что в будущем году и они будут участвовать в этом хоре.

Сражаясь за честь Англии на полях Европы, Азии и Африки, солдаты хотят, чтобы мы, оставшиеся дома, поддерживали национальные учреждения страны, просветительные, литературные, музыкальные и религиозные. Солдаты хотят, чтобы свято оберегались огни наших национальных алтарей, чтобы по окончании войны, когда победоносное войско вернется со славой назад, эти огни горели пышнее и ярче.

„Пусть же не смолкают наши песни. Ведь после этой ужасной войны нам грозит страшнейший враг: материализм. Проза жизни засушила сердца. Техника и мертвая механика сделаются кумирами общества. Я сам преклоняюсь пред техникой и сделал все, что мог, для ея процветания в Англии. Но помните, что техника—не все. Есть нечто выше, драгоценнее техники. Величайшая опасность для народа, если все его стремления ограничатся удовлетворением насущных материальных нужд.

Народные идеалы, не одухотворенные высокими целями, подобны чертополоху, растущему зря, на пустыре, и не дающему ни пищи ни топлива. Народ, ставящий себе такие идеалы, обречен на вырождение и гибель. После войны нам нужны будут образцовые мастерские и фабрики, но еще больше понадобятся такие учреждения, которые могут поднять упования и стремления народа над уровнем фабрик, мастерских и контор. Нам нужны будут героические традиции нации, чтобы напоминать ей о том, что не о хлебе едином жив будет человек.

„Нет, не смейте бранить наш сегодняшний певческий праздник. Пусть мы собрались для простого веселья—и то не беда, не грех. Буря свирепствует с прежнею яростью, но над волнами пробивается луч, над бушующей стихией видна радуга. Бой становится еще ожесточеннее, но полчища насильника уже поддались, и хоругвь права понемногу движется вперед и вперед.

Почему нам не петь? Правда, тысячи героев пали в битве, будем же воспевать их геройство. Миллионы таких же героев грудью идут на врага, и другие миллионы готовы прийти к ним на помощь. Давайте же воспевать страну, родившую стольких героев! “