Военный обзор
Почему?
Мне вспоминается виденная мною в 1901 году глухая могила в чаще Цзай-Цан-Гуаньских Лесов в Маньчжурии, с колом, на котором было написано:
«здесь зарыто тело стрелка N Восточно-Сибирского стрелкового полка, расстрелянного по приказу военно-полевого суда за изнасилование китайской женщины»;
передо мною казак Маслов, расстрелянный в 1915 году за самовольную реквизицию сена для своей лошади в Галиции; я помню, как в Камень-Каширском офицер штаба дивизии убил из револьвера казака, который снимал у еврея сапоги... В том самом Камень-Каширском, где так недавно гуляли и творили кровавую расправу войска генерала Булах-Булаховича.
До большевизма армия оберегалась и жестоко каралась за всякое насилие и грабеж.
Добровольческая армия генерала Деникина была воспитана на грабеже, и генерал Врангель принял тяжкое наследство. Суровыми репрессиями, полевыми судами и расстрелами он восстановил дисциплину и порядок в войсках, но тут — потребовался набег за хлебом в северную Тавриду, и войска опять стали перед необходимостью брать насильно зерно. Если бы французы раньше прислали мануфактуру, белье, мешки, сельскохозяйственные инструменты и армия Врангеля, подвигаясь к Екатеринославу и Таганрогу, везла за собой эти предметы, за которые получила бы хлеб, вероятно ни армия не развратилась бы, ни население не разочаровалось бы в ней. Но армия шла и правдами и неправдами отбирала сырье, нужное на уплату французам и крестьяне снова лили слезы и говорили то, что говорили про армию Деникина — «что красные, что белые — нам все одно страдать приходится»...
Врангель писал свой закон о земле, отдающий помещичью землю крестьянам, он приступил уже к нарезке этой земли, а в его полках офицерами и чиновниками шли помещики этих мест, они приходили в свои разоренные гнезда, видели погром и кражу и невольно отыскивали украденные вещи инвентаря и обстановки и говорили—
«погодите, еще достанется вам за это!»
С их стороны это было так понятно и естественно, но этим разрушался самый смысл земельного закона, и армия несла нездоровую пропаганду в население.
Офицерское жалованье хотя и исчислялось десятками тысяч в месяц, было недостаточно для жизни, а между тем какой-нибудь пуд муки, фунт сливочного масла мог облагодетельствовать семью. При этих реквизициях трудно было удержаться, чтобы не взять, и армия падала в нравственном отношении.
Фронт увеличивался, десятки тысяч красноармейцев сдавались в плен, требовалось увеличить армию, и красноармейцев стали брать в ряды ее. В июне месяце армия генерала Врангеля едва насчитывала 30 тысяч человек, к ноябрьской катастрофе в ней было 160 тысяч человек. Уже в июне ощущался недостаток в одежде. Сравнительно хорошо был одет корпус Кутепова, и отчасти бывший корпус Слащева, казачья части были одеты очень плохо. Шинелей не хватало, белья было мало, не было фуражек, теплого белья и сапог.
Те новые 80.000 человек, которые влились в армию, были красноармейцы и мобилизованные крестьяне. Они были босы, одеты в рубище, без белья. Голодной вшивой толпой они переполняли тылы. Офицеров не хватало, да если бы и были офицеры, они не могли учить солдат и воспитывать их, потому что учить босых и раздетых людей нельзя, воспитывать, не кормя людей как следует, тоже нельзя. Как следствие побед и успехов генерала Врангеля в августе и сентябре, когда он против воли предпринял хлебную экспедицию, явилось обременение тыла его армии большой массой недовольного элемента. Численно армия стала сильнее, в ней насчитывалось уже 25 дивизий, но в военном отношении, морально она ослабела. Ей уже не под силу стали те блестящие маневры, которые делал генерал Врангель, большой мастер маневрской стратегии, она уже ненадежна была, как гарнизон его крепости на Перекопе.
Французы закрывали на это глаза. По свидетельству генерала Миллера («Общее Дело» № 117 от 9-го ноября. Статья Федора Ростовцева) — большой первый пароход с обмундированием и бельем был им отправлен 10 октября, — он мог прибыть лишь 20 октября в Севастополь и, значит, к моменту наступления советских войск, — 4-го ноября, вряд ли передовые части, бывшие далеко от железной дороги, успели получить теплую одежду. Осенние холода и ветры, которыми всегда знаменуется в Таврической степи конец октября, застали армию неодетой.
Итак следствием необходимости добывать хлеб и выдвинуться из Крыма, следствием вмешательства французов, которые настойчиво требовали от генерала Врангеля то занятия Одессы, то занятия Донецкого каменноугольного бассейна, явилась необходимость увеличить численно армию, приняв в нее ненадежные элементы, развращение армии поборами жителей и реквизициями, падение авторитета Врангеля среди населения прифронтовой полосы, усиление спекуляция в тылу.
Взамен этого Франция признала Врангеля. Она подняла его морально, но это признание, не сопровождавшееся в солдатских и офицерских кругах реальными последствиями—получением обмундирования и снаряжения, удешевлением жизни—дало лишь разочарование в помощи союзников и оттолкнуло армию от французов.
К началу ноября в связи с морозами и непогодой утомление офицеров и солдат в армии Врангеля стало сильно увеличиваться, к нему прибавилось нервное ожидание наступления большевиков, слухи о их грандиозных приготовлениях и началась нервность передовых войск. А нервность армии — это родная сестра паники.
При столь тяжелых обстоятельствах обрушились большевики громадными силами на армию генерала Врангеля, растянутую на широком фронте от Днепра до Миуса.
Будь эта армия правильно организована, может быть она и не дошла бы до катастрофы, но — вне всякой вины генерала Врангеля — его армия не имела правильной, соображенной с принципами военной науки организации. Но об этом — завтра.
Гр. А. Д.
Руль, №6, 23 ноября 1920 г.
Еще по теме
|