ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

9 февраля 1869 года

Во время разгара греко-турецкой распри, когда еще нельзя было предвидеть исхода этого столкновения, и можно было ожидать, что России придется в непродолжительном времени принять деятельное участие в приготовлявшихся событиях,—многих сильно тревожила мысль о том, что русская армия в полном ее составе еще не снабжена скорострельным оружием и находится в этом отношении как бы позади армий других европейских держав.

Находились даже такие вестовщики-пессимисты, которые утверждали, будто это обстоятельство имело значительное влияние на сдержанность и осторожность политики нашего кабинета. Мы напоминаем обо всем этом потому, что появившаяся на днях в «Русском Инвалиде» статья о скорострельных винтовках служит как бы косвенным ответом на толки, ходившие в обществе и в этом отношении заслуживает большого внимания.

Статья военной газеты нашей принадлежит перу известного специалиста по части военных наук, г-на Драгомирова, и имеет, собственно говоря, чисто технический характер. В ней доказывается несправедливость довольно распространенного у нас мнения о том, что будто бы со введением скорострельного оружия, прежние штуцера теряют все свое значение в бою. Автор, вполне признавая преимущество скорострельных винтовок, утверждает однако ж, что роль этого оружия особенно важна при атаке и теряет часть своей важности при обороне; в особенности при обороне из-за прикрытий, на дальних расстояниях, где нужна по преимуществу стрельба прицельная, обыкновенный штуцер ничем не уступит штуцеру заряжающемуся с казенной части.

Но это еще не все. Но мнению г-на Драгомирова скорострельные винтовки в руках солдат, не привыкших к их употреблению и не освоившихся с новой тактикой, создаваемой условиями необыкновенно быстрой стрельбы, вовсе не грозны для противника вооруженного обыкновенным штуцером, к которому он привык.

Появление статьи г-на Драгомирова именно в нынешнее время произвело довольно сильное впечатление на публику. Некоторые из ее доводов, понятные и не для специалистов, немало способствовали к усилению общественного мнения в вопросе приобретающем особую важность при нынешних обстоятельствах.

Дело Н. С. Аксакова, о котором мы упоминали в предыдущем обзоре нашем—рассматривалось в 1-м департаменте Правительствующего Сената и вследствие произведшего разногласия между сенаторами было перенесено в общее собрание департаментов этого правительственного учреждения.

Третьего дня 7 февраля, оно было обсуждаемо в упомянутом собрании и, по известиям газет, снова вызвало разногласие. Большинство членов, состоявшее из 20 человек, высказалось в пользу предложения министра внутренних дел, но большинства этого по закону было недостаточно для окончательного решения вопроса, так как для подобного решения требуется две трети голосов всех присутствующих при обсуждении членов, а до этой цифры не хватало 3 голосов (всех членов присутствовало 34). Если не последует согласительного предложения г-на обер-прокурора (т. е. министра юстиции), то дело перейдет на рассмотрение Государственного Совета.

В течение нынешней недели скончался один из наиболее видных деятелей минувшего царствования, граф П. А. Клейнмихель,бывший долгое время главноуправляющим Путями Сообщения и Публичными зданиями. На похоронах его присутствовал Государь Император и многие из членов Императорской Фамилии.

Мы были кажется правы, говоря в прошедший раз, что приступление Греции к протоколу парижской конференции не может еще считаться признаком благополучного и безповоротного окончания греко-турецкой распри. Сведения, полученные с тех пор из Афин, показывают, что новое греческое министерство Заимиса, дав свое согласие на декларацию, поступило таким образом под гнетом обстоятельств и вовсе не намерено навсегда отречься от образа действий, вызвавшего турецкий ультиматум.

Одновременно с удовлетворительным ответом на декларацию, поспешно увезенным в Париж графом Шарлем Валевским, Заимис разослал дипломатическим представителям Греции за границей циркуляр, в котором прямо объявлял, что Греция уступила силе обстоятельств и чувству своего одиночества, но что подпись ее под декларацией вовсе не обязывает ее ни к чему в будущем.

Из этих слов греческого министра можно заключить, что Греция отступила ныне только для того, как говорят французы, чтоб с большей силой ринуться вперед впоследствии. Обстоятельства складываются так, что сильно подтверждают подобную догадку. Мы видим, что хотя конференция, получив ответ элинского правительства и объявила свое дело конченным, и рассыпалась в благодарностях спорившим сторонам, что хотя парижское дипломатическое собрание и разошлось, провозгласив восстановление iрaо fасtо дипломатических сношений между Турцией и Грецией,—беспокойство в Европе насчет возможности близкого столкновения на Востоке не унимается.

Взрыва ожидают отовсюду, самое ничтожное обстоятельство и даже ничем не подтвержденный слух вызывают немедленно всеобщую панику. Вздумается какой-нибудь газете пустить утку о том, что будто бы русский консул в каком-то турецком городе отказался поднять свой флаг во время праздников байрама—немедленно поднимаются толки о возможности близкого и непосредственного столкновения между Турцией и Россией; намекнет сербская газета «Видав-Дан», что кандийское восстание снова должно вспыхнуть весной—это заявление тотчас же истолковывается как угроза со стороны Сербии, собирающейся помогать кандийским инсургентам.

От напускного оптимизма, которым отличалась западная журналистика во время хода прений на конференции, не осталось и следа ныне, когда конференция эта по-видимому привела к благополучным результатам. Не служит ли это лучшим доказательством тому, что искусственные сделки и ничего не решающие окончательно компромиссы никогда не спасут Европу от опасности, которой ей грозит настоящее положение дел на Востоке?

Во всяком случае можно утвердительно сказать, что для Турции решение конференции вовсе не уменьшит затруднений, возникающих на каждом шагу и со всех сторон вокруг султанского правительства. Мы уже упоминали о столкновении между Турцией и Персией, происшедшему необыкновенно кстати для того, чтобы не дать отдохнуть Царьградскому кабинету; на этом дело еще не кончилось. В ту самую минуту, когда Абдул-Азису, более чем когда-либо, нужны советы опытных государственных людей, скончался лучший из турецких дипломатов Фуад-Паша , столь долго сосредоточивавший в своих руках все сношения Порты с Европой и умевший держаться в уровень с ухищрениями западных дипломатов.

В Фуаде султан потерял свою правую руку и единственного человека, умевшего сдерживать фанатизм старо-турецкой партии, столь влиятельной в Константинополе. Великий визирь Али-Паша, принявший наследие покойного, вряд ли сумеет лавировать столь же искусно между подводными камнями европейской дипломации и можно ожидать с часу на час, что при известном уже читателям настроении Греции, турецкое правительство сделает какой-нибудь новый шаг еще более неосторожный, чем знаменитый ультиматум, который, как теперь оказывается из заявлений Заимиса, только потому не привел к вооруженному столкновению, что «Греция еще не готова к войне»...

Мы конечно может быть и ошибаемся, но нам почему-то кажется, что с наступлением весны на Востоке произойдут события вовсе не похожие на те ожидания, которые вызывают радость членов Парижской конференции. Эти догадки заставляют нас занести в наш обзор, как факт не лишенный значения, то обстоятельство, что князь Николай Черногорский, на обратном пути из Петербурга заехал в Берлин, виделся там с г. Бисмарком и затем прямо отправился в Цетинье, не заезжая ни в Вену, ни в Париж, куда он, по слухам, первоначально собирался.

Это изменение маршрута князя, западная журналистика считает фактом весьма многознаменательным и связывает его с намерением Черногорского правительства добиваться у Турции уступки гавани Спиццы.

Впрочем, не на одном Востоке собираются тучи. В самом центре Европы, в настоящую минуту, разыгрывается эпизод, который может привести к довольно серьезным затруднениям. Дело состоит вот в чем. В Бельгии общественное мнение уже давно смотрит с неудовольствием на поощряемое правительством Наполеона стремление французских капиталистов и промышленных компаний, прибрать к своим рукам главные ветви обширной сети бельгийских железных дорог.

Еще в конце ноября прошлого года, во время прений о бюджете, вопрос о концессиях иностранцам вызвал горячие прения в бельгийской палате депутатов. В то время правительство было против закона, воспрещающего подобные концессии и министр финансов, Фрер-Орбан энергически доказывал на их неуместность. Ныне обстоятельства переменились. Тоже самое правительство взяло на себя начин воспретительного закона и палата единодушно приняла его.

Это возбудило сильнейшее неудовольствие во Франции. Официальные газеты объявили, что утвержденный закон— открыто враждебная демонстрация против французского правительства. Стали ходить слухи об обмене дипломатических нот, об отъезде из Брюсселя французского посланника, о возможности прекращения дипломатических сношений между Францией и Бельгией. Если все это делалось с целью запугать бельгийцев и заставить Брюссельский Сенат отвергнуть принятый палатой депутатов, неприятный для Франции, закон, то хитрость не удалась. Комиссия Сената, рассматривавшая этот закон, уже приняла его и Сенат без всякого сомнения последует ее примеру.

Таким образом для Франции исчезнет возможность свободного доступа в Бельгию в случае войны, к чему главным образом и стремилось императорское правительство, поощряя французские компании покупать бельгийские дороги.

Некоторые видят в шаге, сделанном Бельгией—результат тайной стачки с Пруссией. Эта догадка, может быть, не лишена основания. Доступность Бельгии вторжению французских войск, составляет довольно серьезное стратегическое неудобство для Пруссии в случае войны с Францией, и это неудобство могло бы еще усилиться, если б бельгийские железные дороги находились в французских руках.

В таком случае, по ветвям железных дорог от французской границы до Литтиха и от Литтиха до Ахена, французские войска могли бы вторгнуться в рейнские провинции с наименее сильно защищенных пунктов прусской границы и вторжение это могло бы произойти менее, чем в 12-ть часов времени. Если, как это весьма вероятно, г. Бисмарк втихомолку приготовляется отразить возможное нападение Франции, то очень может статься, что Прусский министр успел войти в тайное соглашение брюссельским правительством и обещал ему взамен закона о железнодорожных концессиях, могущественную поддержку Пруссии против присоединительных стремлений Франции, никогда не перестававшей, как известно считать Бельгию насильственно отторгнутой от себя провинцией.

Французы все еще воображают, что бельгийцы, после почти сорокалетней независимости и свободы готовы броситься в их объятия с такой же радостью, как в 1792 г., когда им приходилось выбирать между деспотизмом батовских стадгудеров и французской республикой, обещавшей всевозможные виды свободы народам всей Европы.

Выборы в французский законодательный корпус начнутся, по словам официозных газет 19 (31) мая.

Всемирная иллюстрация. - СПб., 1869 г. № 7 (12 февраля)

Еще по теме