ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

5 августа 1869 года

Государь Император и Государыня Императрица изволили благополучно прибыть в Ливадию 2-го августа. Путешествие Их Императорских Величеств совершилось не совсем по той программе, как было предположено сначала. Не доезжая до Курска, Государь Император заболел легкой простудой. Это вызвало почти двухдневную остановку в Деревеньках (Курской губернии) и заставило Высочайшую чету сократить свое пребывание в Киеве, где их Величества только переночевали. В Одессе Высокие путешественники вовсе не останавливались, а прибыв в этот город, немедленно сели на пароход и отправились в Ливадию, куда и прибыли, как уже было сказано выше, 2-го августа.

Вслед за прибытием Их Величеств из Ливадии отправился пароход в Сулин за князем Карлом румунским, посещение которым Государя Императора составляет, таким образом, в настоящую минуту уже, так сказать, совершившийся факт.

Что же касается до приезда в Ливадию египетского хедива Измаил-Паши и сербского князя Милана Обреновича, то слух об этих посещения до сих пор еще ничем не подтвердился, хотя с другой стороны никем официально не опровергнут.    Время покажет насколько в нем было правды.

Путешествие Государя Наследника и Государыни Цесаревны по Волге и Дону продолжается при самых благоприятных условиях и посреди всеобщего народного энтузиазма. На прошлой неделе августейший атаман всех казацких войск вступил в пределы земли войска донского и на первых же шагах своих имел возможность убедиться, как велика радость донцов при виде их царственного главы.

На первом перевале (мели через всю ширину реки) на Дону, в то время, как пароход Государя Наследника остановился, в ожидании обыкновенных приготовлений к переправе через перевал, сотни казаков бросились в воду и дружно своими руками столкнули пароход на глубину....

В Новочеркасске августейший атаман вступил в отправление своей власти, что, по древним казацким обычаям, выражается вручением войсковому атаману, атаманом наказным (наместником) знака атаманской власти — пернача (булавы особого устройства). Приняв пернач, Государь Наследник, вместе с Государыней Цесаревной и Великим Князем Алексеем Александровичем, сели на коней и в сопровождении всех отличий атаманской власти, бобылевых хвостов, бунчуков, знамен и т. д. отправились к казацкому с Кругу (высшему собранию), расположившемуся на площади перед Ново-Черкасским собором.

В «кругу» Государь Наследник, по обычаю, произнес приветственную речь казацкому войску, а затем в кругу дошел пешком до присутственных мест, откуда, сев вместе с Государыней Цесаревной на коней, последовал в атаманский дворец, в котором ему поднесен был наказным атаманом хлеб-соль от всего войска донского. Все эти церемонии торжественного атаманского въезда сопровождались самым горячим народным восторгом.

В иностранной политике самым важным фактом, за минувшие семь дней, следует признать различные меры Императора Наполеона, принятые им по поводу дня его именин, справляемого, как известно, 3-го (15-го) августа. Меры эти, по-видимому, показывают, что французский государь решился искренно вступить на либеральную почву и совершенно помирился с необходимостью уступить нации часть верховных прав своей, доселе единоличной, власти.

Первой из таких мер должно считаться неограниченное всепрощение, дарованное 3-го (15-го августа) всем политическим преступникам без всякого исключения и всем подвергшимся судебным приговорам по делам печати. Это—еще первая амнистия, даруемая Наполеоном в таких обширных размерах.

Прежние амнистии, им объявляемые, или представляли исключения для некоторых лиц, или же обусловливались необходимостью ходатайства со стороны желающих быть подведенными под всепрощение. Ныне амнистия даруется безусловно, т. е. ее провозглашением, ipsо factо, возвращаются все гражданские права не только таким осужденным, как Рошфор, Рожар и проч., но даже и таким личностям, как Ледрю-Роллен, Феликс Пиа, Барбос и другим их единомышленникам. Само собой разумеется, что все публицисты и писатели, заключенные ныне в тюрьмах Мазас и Сент-Пелажи будут немедленно выпущены на волю, а все неконченные процессы против журналистов прекратятся.

Нельзя не признать, что, при настоящих обстоятельствах, амнистия, даруемая в столь широких размерах — мера в высшей степени искусная и своевременная. Наполеон одним взмахом пера отнял у «непримиримой» оппозиции целые десятки предлогов к враждебным выходкам против правительства; он сразу покончил со всеми промахами и неловкостями своего недавнего реакционного министерства и снова открыв доступ на политическую арену десяткам своих злейших врагов, этим самым показал, что он не боится борьбы с ними и серьезно считает свое правительство совершенно упроченным последними либеральными реформами.

Но на этом не остановился царственный политик, управляющий судьбами Франции. Он по-видимому особенно дорожил тем, чтоб доказать, что провозглашенные им реформы — результат искреннего его убеждения в их необходимости. Известно, что реакционная партия, на которую до сих пор опиралось французское правительство, отнеслась крайне враждебно к инициативе, взятой на себя 116 депутатами умеренно-либеральной партии, подписавшими знаменитый запрос, вызвавший реформы.

Ходили слухи, что император крайне недоволен «дерзостью» этих народных представителей, осмелившихся иметь свое собственное суждение; в газетах, наиболее усердно до сих пор державших сторону правительства, являлись резкие выходки против «116 крамольников» и один из правительственных журналистов, пресловутый Гранье (из Кассаньяка), позволил себе даже сказать, что

«депутаты большинства, подписавшие «запрос 116-ти» сами не понимали, что делали».

Все эти выходки, вызванные избытком подкупленного усердия, могли привести к весьма печальным результатам для правительства. Депутаты большинства, подписавшие запрос, считая себя погибшими в глазах правительства, могли, из чувства самосохранения, перекинуться в лагерь оппозиции и усилить ее ради того, что большинство оказалось бы на ее стороне. Наполеон обнаружил в этом случае гораздо больше такта и понимания дела, чем его советники. Он решился торжественно показать, что вполне одобряет действия подписавших запрос средней партии.

3 (15) августа, все 116 депутатов, составляющих эту группу, получили ордена Почетного Легиона. Надо сознаться, что остроумнее и эффектнее этого трудно было что-либо придумать. В числе новопожалованных кавалеров, есть довольно значительная группа депутатов прямо оппозиционных. Награждая их, заявляя свое сочувствие их образу действий, Наполеон вносит разделение в оппозиционный лагерь, проводит резкую черту между умеренными либералами, подписавшими запрос и крайней оппозицией, не приставшей к этой трупе. Можно себе представить какое смятение, какой переполох произведет этот дождь крестов Почетного Легиона в оппозиционном лагере. Мы обещаем читателям пристально следить за этим любопытным эпизодом и сообщить им как можно более подробностей о нем.

После всего этого, не может быть никакого сомнения в том, что проект предположенных реформ будет беспрекословно одобрен сенатом. Французские отцы конскринты не осмелятся находить дурными уступок, сделанных партии, которой Наполеон столь громогласно объявляет ныне свое благоволение. Может даже случиться, что, по своей привычке пересаливать в усердии, они примут во внимание заявление умеренных либералов, насчет неполноты предположенных реформ и изменят статьи проекта сенатского постановления в еще более либеральном духе.
    
Все может случиться в стране, где вчерашний злейший враг реформ, Руэр, красноречиво защищал их сегодня в сенате и где император, недавно дозволявший продажным журналистам оскорблять подписавших вопрос 116-ти, ныне награждает этих депутатов крестами.

Чтоб покончить с событиями 3 (15) августа, отметим еще одну любопытную особенность. Обыкновенно в этот день Наполеон выезжает из Парижа и празднует свои именины посреди солдат шалонского лагеря. В нынешнем году он остался в столице, а в лагерь послал императорского принца, чем и достигнул одновременно двух целей, показав во-первых, что в день, наиболее благоприятный для всяких народных манифестаций, не боится остаться в враждебно расположенном к нему Париже, а во-вторых, намекнув посылкой сына в лагерь, что от армии он ожидает поддержки своей династии.

Впрочем, этот образ действий вызван был, может быть отчасти и другими побуждениями. Накануне праздника 3 (15) августа умер, после непродолжительной болезни, военный министр, известный маршал Ниель, человек, прославившийся своим воинственным задором, главный виновник недавней военной реформы....

Весьма может случиться, что со смертью Ниеля прекратятся те воинственные поползновения французского правительства, которые он, по слухам, постоянно разжигал и поддерживал. Это тем более возможно, что борьба Наполеона с либеральным общественным мнением, вступила теперь в такой фазис, в котором диверсия внешней войны уже более не нужна. Хоть и не вполне, но Наполеон все-таки уступил воле нации и поставил ее представительство в такое положение, при котором государственный механизм может действовать даже и без поддержки сплошного и строго дисциплинированного большинства.

Задорное настроение прусских правительственных сфер, на которое мы указывали в прошлый раз, не только продолжается, но еще и принимает более резкие размеры. Между Берлином и Веной, идет оживленная полемика, переходящая уже на дипломатическую почву, хотя до сих пор борьба, по-видимому, имеет характер личной распри графа Бисмарка с графом Бейстом. Нас нисколько не удивляет, если из этой размолвки двух немецких канцлеров, вырастет какой-нибудь новый предлог к столкновению. Австропрусская распря 1866 года имела своим первым источником столь же ничтожные причины.

Всемирная иллюстрация. - СПб., 1869 г. № 33 (9 августа)

Еще по теме