ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

4 августа 1870 года

Так как положение европейских дел не изменилось в течение минувших семи дней, и на театре войны не произошло еще ни одного из тех решительных событий, которые бы могли вызвать дипломатическое вмешательство Европы в франко-германскую распрю, то мы, покамест, и не имеем сказать решительно ничего нового о вероятностях той роли, которую, очевидно, придется играть России в самом непродолжительном времени.

На театре войны, как мы уже сказали выше, за последнее время не произошло особенно важных событий, но зато минувшая неделя дала возможность оценить все значение первых побед, одержанных германскими войсками. Последствия эти превзошли всякие ожидания. Германия не только спасена от немедленного вторжения французских войск, но еще и обеспечена от этого бедствия на будущее время.

Поражение французов при Вёрте и Саарбрюкене заставили французские войска очистить почти весь Эльзас и значительную часть Лотарингии. В то время, как мы пишем эти строки, французская армия, постепенно отступая, перешла уже реку Мозель и, оставив свои прежние позиции в Нанси и Понт-а-Муссоне, сосредоточилась вся к северу от этих городов, т. е.
около Метца, где и ожидается с часу на час генеральное сражение.

Страсбург, в котором остался весьма незначительный гарнизон, окружен со всех сторон баденско - виртембергскими войсками, под командой генерала Бейера. Кольмар занят ими же. Король Вильгельм, вступив в пределы Франции, уже издает прокламации к французскому народу, отменяет конскрипции в занятых им провинциях и вообще уже распоряжается как торжествующий завоеватель.

Во французском лагере произошли также радикальные перемены. Император Наполеон сложил с себя звание главнокомандующего. Его товарищ маршал Лё-Бёф уволен от этой должности, и командование всей армией передано маршалу Базену. Первый резервный корпус, собранный в Шалоне, передан от маршала Канробсра известному орлеанисту генералу Трошю, антагонисту Наполеона III в деле военной тактики, и командование формирующимися в Париже войсками перешло от маршала Барагэ-д'Илье к генералу Винуа. О том, какое назначение получат устраненные от своих прежних должностей маршалы, покамест еще ничего неизвестно.

Что же однако вызвало эти важные перемены, получающие особое значение от времени выбранного для них? Чтоб ответить на это, мы должны обратиться к событиям, происшедшим в Париже после получения там известий о поражениях Мак-Магона (при Вёрте) и Фроссара (при Саарбрюкене).

Впечатление, произведенное на парижан известиями об этих неудачах, было, как мы и предсказывали—громадно. Весь Париж мгновенно потерял головы, и правительство первое подало ему пример. Оно поспешило объявить город в осадном положении и тотчас же созвать палаты. На улицах стали образоваться скопища, которые приходилось разгонять вооруженной силой, а в собравшемся 28 июля законодательном корпусе произошли сцены, напомнившие самые мрачные дни конвента в эпоху вторжения пруссаков в 1792 году.

Когда Олливье явился на кафедре с различными предложениями от имени правительства, на него посыпался град насмешек и обвинений уже не с одной левой стороны, но со всех скамей законодательного корпуса. Член крайней правой стороны, бывший либеральный журналист Камиль Дювернуа предложил палате резолюцию, косвенно выражавшую недоверие министерству, и резолюция эта была принята громадным большинством голосов. После получасового перерыва, Олливье объявил с кафедры, что министерство подало в отставку, что отставка эта принята императрицей-регентшей и что новое министерство поручено составить генералу Монтобану, графу Паликао.

Таким образом в один день, без всяких предварительных приготовлений, пало пресловутое министерство 2-го января, возбудившее такие блестящие надежды в первые дни своего вступления во власть. Эмилю Олливье оказалась положительно не по плечу та политическая роль, за которую он взялся с такой самоуверенностью, и самозванный «спаситель второй империи» не только никого не спас, но еще принужден был сойти с политической сцены самым не эффектным образом.

Но заседание 28 июля нанесло непоправимый удар не одному только Эмилю Олливье. На нем пало окончательно всякое обаяние и самого Наполеона III-го, который, отказавшись ныне от звания главнокомандующего, преклонился, подобно своему министру, перед косвенным выражением недоверия палаты к его военным способностям. Дело в том, что, во время прений 28 июля, оппозиционными депутатами Жюлем Фавром и Кератри было прямо высказано требование, чтоб император сложил с себя командование армией.

Эта выходка, правда, вызвала бурю со стороны лаялщиков «крайней правой» и даже угрозу Гранье из Кассаньяка—отдать оппозиционных депутатов под военный суд; но угрозы и крики— не доводы, а серьезных доводов против предложений Жюля Фавра и Кератри не представил решительно никто. Мало того, когда при похвалах мужеству французских солдат, расточаемых Олливье, оппозиционный депутат Гюйо-Монпэйру позволил себе воскликнуть, припоминая одну фразу Наполеона I-го:

«да, это львы, которыми командуют ослы!»

то ни один голос не поднялся заметить ему о неуместности столь грубого оскорбления. Наполеон III-й лучше своих усердных слуг понял значение всей этой сцены и уступил немому выражению недоверия большинства палаты.

Вообще положение французского государя в настоящую минуту — крайне не завидно. Правда, первые неудачи значительно усилили искренность военного энтузиазма французов, но в этом порыве не замечается ни малейших признаков сочувствия к человеку, которого считают все главным виновником случившегося. Париж оглашается по целым дням восторженными криками: «Vivе lа Frаnсе!» «Vivе lа раtriе!», но нигде не присоединяется к этим крикам восклицания «Vivе IЕmреrеur!».

Французская столица, а за ней и другие большие города высказывают явную неприязненность правительству. В Лионе произошел на днях открытый бунт, и инсургенты завладели было городской ратушей, из которой были вытеснены войсками только через несколько часов. Парижане действуют осторожнее, но уже и там попытка создать временное республиканское правительство выразилась в не принятом палатой предложении Жюля Фавра учредить особый «комитет защиты Парижа из депутатов этого города, т. е. из непримиримых».

Правительство очевидно не доверяет парижанам. На требования оружия оно отвечает отказом и угрозами

«призвать для прекращения беспорядков, в случае несостоятельности национальной гвардии, другую силу».

Мало того, в самой национальной гвардии, вопреки основному принципу этого учреждения, до сих пор не допускается избрание офицеров и командиров самими солдатами-гражданами....

Новое министерство, сменившее кабинет Олливье, подобрано из людей очевидно готовых на все для защиты правительства против внутренних его врагов. Глава этого министерства, генерал Монтобан, личность хорошо всем известная, и в помощь ему приданы глава крайней правой стороны, вице-президент законодательного корпуса, барон Жером-Давид и перебежчик либерального лагеря Камиль Дювернуа. Министерство внутренних дел перешло в руки парижского префекта Шевро, еще в Лионе прославившегося своей суровостью и бесцеремонностью в обращении с уличными инсургентами. Остальные министры взяты из старых служителей Бонапартизма.

Все показывает, что Наполеон III-й собирается поставить свою последнюю карту.

Всемирная иллюстрация, № 84 (8 августа 1870 г.)

Еще по теме