ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

3 июня 1869 года

Минувшая неделя не ознаменовалась ни одним из ряда выходящим событием, ни одной более или менее важной правительственной мерой. В этой области все ограничивалось разными, более или менее достоверными, слухами, ходившими в некоторых кружках и частью попавшими в печать.

Наш посол при константинопольском дворе, генерал-адъютант Игнатьев, прибыл на днях в Петербург. Надеемся и от всей души желаем, чтобы предположения, высказанные нами по поводу отпуска этого дипломата оказались верными, и можем с полной уверенностью сказать, что это желание наше разделяют не только все истинно-русские люди, но и все восточные христиане, привыкшие видеть в генерале Игнатьеве своего лучшего и надежнейшего заступника и защитника.

В области иностранной политики весь интерес продолжает по-прежнему, почти исключительно, сосредоточиваться на Франции. Дополнительные выборы во французский законодательный корпус—окончены, и результат их, за весьма незначительной разностью, оказался согласен с нашими предсказаниями по этому поводу.

В общем и последнем итоге, число правительственных депутатов состоит из 199 человек, а число депутатов оппозиционных и независимых—93 человека, так что перевес правительства состоит в 106 голосах. Во всяком, истинно-конституционном собрании это было бы весьма важной победой, но во французском законодательном корпусе, тот же результат почти равносилен поражению правительства. Не следует забывать, что, при шестилетних сессиях, которых с водворения второй империи было всего три (сессии 51, 57 и 63 годов) пропорция оппозиционных депутатов возросла от пяти человек до 93-х.

Не следует также упускать из виду, что из счета голосов, поданных за всех оппозиционных кандидатов (избранных и не избранных) оказывается, что общий итог этих голосов достигает почти 3,500,000, т. е. около половины всех голосов, одобрявших основание второй империи в 1851 году...

При том уважении, которое притворно питает император Наполеон к народной воле, возведшей его на престол, при том почти мистическом значении, которое он постоянно придавал до сих пор теории всеобщей подачи голосов, эти три с половиной миллиона избирателей, торжественно заявивших свое неодобрение правительственной системе второй империи на нынешних выборах, должны явиться неоспоримым доказательством того, что Франция очень и очень далека от безусловного одобрения действий своего нынешнего правительства.

Правительство это постоянно твердило, что оно основано на сочувствии громадного большинства французского народа и всегда ссылалось, в доказательство этого, на результаты выборов. На нынешний раз повторить подобный фокус, ему будет не совсем-то легко. Даже и на основании им принятой теории, недовольных между одними избирателями оказывается более трех миллионов.

Переходя от этих общих выводов к подробностям результатов нынешних выборов, мы должны прежде всего опять-таки заявить, что наши догадки насчет значения некоторых избраний (в особенности в Париже) оправдались самым полнейшим образом. Говоря в прошлый раз о разделении оппозиционных голосов между серьезными кандидатами и людьми, выдвинутыми вперед крайней партией, мы выражали то мнение, что голоса, поданные в пользу Рошфора и графа Д’Аль-он-Шее были не более, как демонстрацией против Наполеона, а никак не выражали намерения парижан серьезно послать в законодательный корпус остроумного памфлетиста и почти выжившего из ума старика.

Наши ожидания не только оправдались вполне, но еще и были превзойдены. На вторичных выборах были забаллотированы не только д’Альтон-Шее и Рошфор, но даже и старик Распайль, кандидат социалистов, бывший претендент, на президетнство французской республики, выдвинутый крайней партией против Гарнье-Пажеса. Все эти «соломенные кандидаты», не выражавшие собой ничего, кроме желания избирателей произвести демонстрацию, враждебную правительству, ныне устранены и на их место избраны Жюль Фавр (соперник Рошфора), Тьер (соперник д’Альтон-Шее) и Гарнье-Пажес (соперник Распайля). Группа парижских депутатов, таким образом, в конце-концов приняла следующий вид: крайние республиканцы: Бансель, Гамбетта, Эжен Пелльтан: республиканцы умеренные: Жюль Фавр, Эрнест Пикар, Жюль Симон, Гарнье Пажес и Жюль Ферри; орлеанист: Тьер...

В таком виде эта группа представляет собою крайне опасную для правительства фалангу. В ней есть все: и увлекательное красноречие, и пылкость убеждений. и глубокое знание дел страны, и искреннее сочувствие к истинной свободе и над всем этим парит одно и то же чувство, соединяющее между собой названных нами депутатов—чувство вражды к империи и ее главе.

Дополнительные провинциальные выборы тоже не лишены интереса и значения. Правда, в большинстве случаев провозглашенные ими оппозиционные депутаты принадлежат к заурядным деятелям оппозиции, правда и то, что такие знаменитости, как Ренэн, Прево-Парадоль и Дюфор остались не выбранными, но все-таки в рядах новых провинциальных депутатов попадаются именно имеющие весьма важное значение. Таковы например Альфонс Эскирос, известный писатель, товарищи по эмиграции Луи-Блана и Ледрю Роллена и Кератри—публицист, приобревший себе недавно громкую известность разоблачением неблаговидных тайн мексиканской экспедиции. И Эскирос и Кератри — положительное приобретение для оппозицим, от них можно ожидать блистательных и в то же время серьезных речей и мы вряд ли ошибемся, если скажем, что эти два новые депутата, вместе с Банселем и Гамбеттою, станут в самом непродолжительном времени в группе опозиционных ораторов наряду с Тьером, Жюль Фавром. Жюль Симоном и Эрнестом Пикаром.

Перебаллотировки, происходившие в Париже и в провинциях в прошлое воскресенье и понедельник. ознаменовались во многих местах весьма серьезными беспорядками. В Нанте, Руане и Марселе толпы народа собирались на площадях, пели революционные песни, кричали «долой!» правительственным кандидатам, и т. д... В некоторых случаях против этих скопищ пришлось употреблять войска, хотя, если верить телеграммам, солдаты строго воздерживались повсюду пускать в ход оружие.

В самом Париже беспорядки, по своему характеру, напоминали отчасти уличные сцены 1831, 32 и 33-го годов. Уличная агитации принимала крайне грозный характер. Дело доходило даже до попыток строить баррикады (в Монмартрском предместье), а так как в нынешних парижских улицах, умышленно расширенных и выпрямленных, это не совсем-то легко сделать по прежней методе сваливания омнибусов и взрывания мостовой, то агитаторы прибегли, по-видимому, к новому способу. Телеграф возвещает нам, что на одном из бульваров было разрушено два дома, что, по всей вероятности, было сделано именно с целью добыть подходящий материал для баррикад. В одном из кварталов, в прошлый четверг, почти в течение целых суток не могла проникнуть полиция: на всем протяжении бульваров были разрушены киоски и потушен газ.

Все это впрочем известно нам только по телеграфическим известиям, подробности еще не получены в ту минуту, когда мы пишем эти строки, так что мы еще не можем с точностью определить характер парижских событий, так как телеграфное агентство Рейтера, снабжающее всю Европу новостями из Франции, постоянно обнаруживает некоторую наклонность ослаблять значение событий, почему либо неприятных для французского правительства. Поэтому-то мы и не решаемся до поры до времени придавать серьезное значение другим известиям, сообщенным тем же агентством и гласящим, что народ (?) восторженно приветствовал императора и императрицу, выехавших на бульвары в открытом экипаже и без конвоя.

Если верить телеграммам, то этот народ кричал: «мы хотим порядка и спокойствия! Да здравствует Наполеон и Евгения» и даже помогал полиции (?!) вязать агитаторов... Если б подобные известия были получены из какой-нибудь другой страны, а не из императорской Франции, то мы, конечно, поспешили бы после них признать парижские беспорядки делом относительно ничтожной группы агитаторов, не имеющих ничего общего с действительным населением города, но в настоящем случае не решаемся произнести подобный приговор, вспоминая с каким неподражаемым искусством умеет французская полиция создавать целые псевдо-народные группы, отменно громко кричащие все, что прикажет им начальство полицейской префектуры.

До тех пор, пока наиболее серьезные французские оппозиционные журналы не подтвердят противного, мы останемся также при убеждении, что разные субъекты в блузах и в фуражках, хватавшие агитаторов и передававшие их в руки сержан-де-вилей,—не более как переодетые агенты тайной полиции, им же в современном Париже несть числа.

По последним известиям, полученным, опять-таки по телеграфу, спокойствие в Париже восстановлено. Надолго ли, и серьезно ли? Решение этого вопроса нам приходится отложить до следующего обзора нашего. К тому времени у нас под рукой окажется достаточно материала, чтоб сказать что-нибудь положительное на основании наших собственных выводов, которым мы имеем смелость доверять несколько более чем телеграфам г-на Рейтера.

Всемирная иллюстрация. - СПб., 1869 г. № 24 (7 июня)

Еще по теме