ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

31 марта 1870 года

Вслед за обнародованием в «Правительственном Вестнике» подлинного текста адреса, поданного на Высочайшее имя лифляндским дворянством, появился в том же журнале и текст Высочайшей резолюции, положенной на этот адрес Государем Императором. Считаем необходимым привести этот текст целиком.

«Так как законы общие и местные заимствуют силу свою от единой Власти Самодержавной, то решительно отказать лифляндскому дворянству в ходатайствах, изложенных в сем прошении, и тем более, что они не согласны с самым введением к своду местных узаконении».

Эта Высочайшая резолюция состоялась 25 февраля... Надо надеяться, что содержащееся в ней категорическое указание на зависимость всех, как общих, так и местных законов, от единой самодержавной власти, положит конец всяким попыткам, вроде попытки лифляндских дворян, тем более, что следующая за этим указанием ссылка на введение к своду местных постановлений Прибалтийского края относится прямо к той статье введения, которою признаются обязательными для эсто-латышских губерний все узаконения, изданные для всей Российской Империи вообще.

После преисполненного высокой государственной мудрости Высочайшего ответа на адрес лифляндских дворян, всякая новая попытка в том же роде имела бы такой характер, который находится в прямом противоречии с заявлениями верноподданических чувств, деланными столько раз и при самых разнообразных случаях прибалтийским немецким дворянством.

Все усилия этого дворянства затормозить великое дело объединения с Россией ея прибалтийской окраины — напрасны. С логическим ходом исторических событий бороться невозможно, а этот ход ясно указывает на неотложную необходимость приобщить народонаселение Эсто-латышских губерний к благодетельным последствиям всех реформ нынешнего царствования. Другого исхода быть не может потому, что всякий другой исход создал бы неизбежно весьма тяжелое настроение в большинстве народонаселения прибалтийского края и поселил бы в нем недоумение, почему латышско-эстский народ лишен тех прав, которыми уже несколько лет пользуется родственный и глубоко-сочувственный ему народ русский.

В области вопросов общей внутренней политики за эту неделю заслуживает особенного внимания, появившийся в ежедневных газетах, слух о предполагаемой реформе следственной части. Известно, что в настоящее время эта часть, к сожалению, находится у нас не совсем-то в цветущем состоянии. Институт судебных следователей, в том виде, как предполагала его учредить судебная реформа 20 ноября 1866 года, как-то не состоялся. Настоящих судебных следователей, пользующихся правом несменяемости и сопряженной с этим правом независимостью действий, у нас почти нет. Их места занимают чиновники министерства юстиции, временно исполняющие должности судебных следователей и беспрестанно меняющиеся, как это легко заметить из приказов по министерству юстиции, печатаемых почти ежедневно в «Правительственном Вестнике».

При таком порядке вещей, занятия по следственной части теряют всякий характер самостоятельности и являются только посредствующею ступенью в дальнейшей юридической карьере молодых квази—следователей. Для самой сущности дела это никак не может считаться желательным и полезным. Практика показывает нам, действительно, что следственная часть—самая слабая сторона новых судебных учреждений. Этой слабостью и только ею одной можно объяснить то обстоятельство, что иногда деятельность новых судов не оставляет того впечатления и не приводит к тем результатам, которые должны бы всегда являться последствием высоко мудрых и целесообразных принципов, положенных в основание судебной реформы.

Неудовлетворительное положение следственной части вызвало образование, прошлым летом, особой комиссии, которая, объехав все судебные округа и изучив в них деятельность судебных следователей, пришла, по сообщаемым ныне слухам, к убеждению, в неотложной необходимости коренного преобразования института судебных следователей. Это преобразование, как уверяют, состоит в общих чертах в следующем. Вместо нынешних судебных следователей, действующих единолично и, так сказать, без всякой прямой подмоги, предполагается учредить звание следственных судей, опирающихся на сыскную и наружную полицию и сводящих только в одно общее целое результаты розысканий полицейских агентов.

Эти следственные судьи, получая весьма крупное содержание и являясь влиятельными членами судебного сословия будут поставлены в положение, совершенно независимое и достаточно блестящее для того, чтобы их звание составляло, так сказать, предел юридической карьеры лица, принявшего его на себя. При такой обстановке можно надеяться, что из среды нашего судебного сословия найдется достаточное число людей, способных довести следственную часть до желаемого совершенства, тем более, что число следственных судей может быть несравненно менее числа нынешних судебных следователей, а их просвещенные указания и руководства сумеют создать у нас и сыскную полицию надлежащего достоинства.

Надо от души желать, чтобы слухи о рассмотренной нами с некоторой подробностью реформе следственной части, оправдались. Это было бы блестящим увенчанием великого дела, начатого судебными уставами 20 ноября 1866 года.

Парламентские кризисы, о первых моментах которых мы упоминали в нашем прошедшем обозрении иностранной политики, в настоящую минуту находятся в полном разгаре, как во Франции, так и в Австрии.

Во Франции—затруднения, возникшие вследствие проекта народного голосовании новой конституции, привели, наконец, к удалению из министерства двух министров, наиболее враждебных этому проекту. Министр торговли Бюффе (вожак левого центра) уже вышел в отставку, а министр иностранных дел граф Дарю заявил решимость последовать его примеру.

Эти два члена министерства 2-го января считались, как известно, наиболее склонными к орлеанизму, т. е. к конституционной теории, не признающей правоспособность народных масс. Люди эпохи, предшествовавшей революции 1848 года, провозгласившей принцип всеобщей подачи голосов, они не могли сочувствовать проекту, еще раз громко признававшему верховное самодержавие плебисцитов.

По всей вероятности, они именно этим соображением и мотивировали свое сопротивление, но мы позволяем себе думать, что за конституционными их теориями скрывался другой умысел и что истинных причин их оппозиции надо искать там же, где таятся причины оппозиции республиканской партии. Дело в том, что весьма многие считают Бюффе и Дарю — тайными приверженцами Орлеанской династии, вступившими в министерство только с целью подготовить почву для ее возвращения, путем наводнения администрации своими клиентами.

Если это справедливо, то двум, ныне удаляющимся, министрам, конечно, должно быть вовсе не желательно народное голосование новой конституции. После утвердившего ее плебисцита, конституция эта приобретет страшную прочность и силу. Она явится действительным продуктом народной воли и такой характер придаст ей почти полную незыблемость. Этого-то именно и боятся тайные и явные враги Империи, республиканцы и орлеанисты, и источник их упорной оппозиции плебисциту надо искать именно в этом.

Зато своей оппозицией они дают Эмилю Оливье и его искренним единомышленникам страшное оружие против себя. Это особенно верно по отношению к республиканской партии, которая до сих пор почерпала всю свою силу в самом преувеличенном поклонении перед верховной волей народных масс. С какими глазами явятся ныне перед своими избирателями республиканцы, когда Олливье, обращаясь к этому народу, скажет ему:

«Смотрите. Вот каковы эти льстецы и поклонники ваши! Как только дело дошло до того, чтобы применить к практике свои теории и передать с радостью на ваш суд столь важный вопрос, как вопрос о новой конституции, они не стыдятся открыто сознаться в том, что не доверяют народной мудрости и опасаются ее вердикта».

Что Олливье в эпоху плебисцита будет проводить такие идеи, в этом нет почти никакого сомнения. Он слишком ловок и умен, чтоб не воспользоваться столь удобным случаем.

Что же касается до самого плебисцита, то он в настоящее время уже решен в принципе. Палата согласилась на него, выразив свое доверие министерству и Олливье уже заявил, что народное голосование будет производиться при самой широкой свободе выражения всех мнений и при полном невмешательстве администрации. В искренность такого обещания можно вполне верить, тем более, что, давая его, Олливье прямо выговорил министерству право на конституционную борьбу с партиями, враждебными Империи. Народный приговор, произнесенный при таких условиях, явится, несомненно, приговором безапелляционным и если он окажется (как этого следует ожидать) в пользу обновленной Империи, то будущность ее можно будет считать почти вполне обеспеченной.

Остается теперь узнать, из какой фракции пополнится министерство после отставки Дарю и Бюффе. Что касается до нас, то мы склонны думать, что первый министр императора Наполеона попробует привлечь на свою сторону некоторых из наиболее умеренных членов опозиции левой стороны, и обратится к Жюлю Симону, Жюлю Фавру или Эрнесту Пикару. Правда, все они очень рьяно нападали на министерство, в прениях о плебисците, но это еще ничего не доказывает. Жюль Фавр в последнее время несколько раз обнаруживал некоторую склонность помогать делу, задуманному Эмилем Олливье и весьма может случиться, что он и ныне пойдет на соглашение, если будут сделаны некоторые уступки его требованиям.

Вообще, надо заметить, что умеренность, с которой Олливье относится к опозиции левой стороны и его заискивание даже у таких «непримиримых», каков Гамбетта, могут принести к результатам, довольно неожиданным, и доставить министерству опору именно с той стороны, с которой, по наружности, ему грозит наибольшая опасность.

В Австрии парламентский кризис привел к отставке всего министерства и к временному закрытию заседаний Имперской думы. Новое министерство предложено было сформировать поляку графу Потоцкому, но эта комбинация пока еще не состоялась. По последним известиям, Потоцкий намеревался предложить портфель внутренних дел князю Лобковичу и, кроме того, предлагал вступить в министерство наместнику верхней Австрии, барону Гогенварту.

Министерство Потоцкого, если оно состоится, будет, по всей вероятности, носить отпечаток министерства, по преимуществу славянского. Преобладание польского элемента в нем, однако ж, нельзя ожидать, потому что такое преобладание сделало бы невозможным настоятельно необходимое примирение с правительством Чехов, Словинцев и Галицких русских.

В Испании, кажется, опять начинаются смуты. В Барселоне на днях вспыхнуло восстание. Над герцогом Монпансье, по поводу его дуэли с инфантом Энрико-де-Бурбон, назначен суд и герцог подвергнут предварительному домашнему аресту.

Всемирная иллюстрация. - СПб., 1870 г. № 66 (4 апреля)

Еще по теме