ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

2 февраля 1870 года

Единственный источник, из которого мы можем почерпнуть какие-либо сведения о ходе нашей внутренней политики за истекшую неделю, состоит в слухах, передаваемых ежедневными газетами, потому что официальные заявления были крайне скудны за эти семь дней и ограничиваются только мерами, незначительной важности, относящимися скорее к чисто административным распорядкам, чем к области внутренней политики государства.

Из слухов же, сообщенных ежедневными газетами. мы считаем нужным упомянуть о двух, в которых дело идет о наших окраинах и, следовательно, касается самого жизненного из русских политических вопросов.

Первый слух касается Юго-Западного края, в котором, если верить газетным сообщениям, готовится, в самом непродолжительном времени, введение мирового института. Так как в этой местности еще не действуют земские учреждения, то на первый раз предполагается назначить мировых судей особым порядком, а именно путем утверждения Правительствующим Сенатом кандидатов, представленных местным генерал - губернатором.

Так как недавно главный начальник Юго-Западного края, по возвращении своем в Киев из Петербурга, заявил гласно на одном обеде, что для управляемых им губерний уже близок момент введения мировых судов, то переданный газетами слух, в своей общей сложности, приобретает значительную вероятность. В таком крае, конечно, первый контингент мирового института должен быть, по нашему мнению, прямой эманацией центрального правительства, т. е., говоря иными словами, первые мировые судьи должны быть назначены туда тем же путем, каким назначаются повсюду члены судебного сословия.

Мы, впрочем, от души желаем, чтобы для Юго-Западного края оказалось удобным, в возможно скорейшем времени, подведение его под законы общего права, действующего в России, т. е. начало в нем земской и судебной реформ.

Второй из упомянутых нами слухов, касается Эсто-Латышского края. Если верить телеграмме из Петербурга, напечатанной в московских газетах, то на днях состоялось Высочайшее повеление о рассрочке казенных повинностей, для переселенцев из Эсто-Латышского края, водворяющихся в Новгородской губернии.

Если этот слух справедлив, то возвещенная им мера будет иметь важные и благотворные последствия, а именно, она облегчит с одной стороны участь многих безземельных бедняков латышей, открыв им возможность выгодного водворения в местности, не очень далекой от их родины, а с другой стороны будет способствовать к заселению губернии, не отличающейся густотой своего народонаселения и представляющей много свободной и годной к обработке земли.

Чтобы покончить с вопросами внутренней политики, нам остается только еще упомянуть о приезде в Петербург китайского посольства, во главе которого стоит, как известно, американец сэр Айсон Борлингэм. Посольство это на нынешней неделе имеет представиться Государю Императору, в торжественной аудиенции.

Иностранная политика была очень богата за это время интересными и многознаменательными событиями. Здесь на первом месте стоит исполнение судебного приговора над Анри Рошфором, т. е. арест его и сопровождавшие этот арест уличные беспорядки.

Сильно распространенные ожидания на счет того, что французское правительство не станет настаивать на исполнении упомянутого судебного приговора—не сбылись. Г. Эмиль Олливье, по не совсем еще выяснившемуся, в своих истинных причинах, упорству, настоял на аресте депутата первого парижского округа.

В Законодательном корпусе, где поднят был вопрос об отсрочке ареста до окончания законодательной сессии, первый министр энергически восстал против такой отсрочки, на которой настаивали члены крайней опозиции, Гамбетта и Араго, поддерживаемые членом крайней первой стороны, маркизом де-Пире. При этом министр ссылался на прецедент учредительного собрания республики 1848 года и когда в ответ ему Гамбетта упомянул о государственной необходимости, то Олливье весьма ловко ухватился за это слово и объявил, что нынешнее французское правительство не намерено жертвовать правосудием государственной необходимости. Отсрочка ареста Рошфора была отвергнута огромным большинством голосов (за нее высказались только 45 членов).

Описанные нами прения происходили в тот самый день, когда истекал срок исполнения приговора. После заседания, Рошфор вышел из залы, ожидая, что будет арестован немедленно, но этого не произошло. Он свободно оставил здание Законодательного Корпуса, и отправился на народную сходку в Бельвиль. При входе в залу, где происходила эта сходка, он был арестован. Хотя еще утром, в своей газете, с "непримиримый" депутат 1-го округа заявлял, что он «уступит только силе», но, однако ж, сопротивления полиции он не обнаружил никакого, а напротив еще успокаивал присутствующих, приглашая их оставаться на своих местах и обещая скоро к ним возвратиться.

Вследствие этого он был уведен без всяких приключений, но как только Рошфор вышел, молодой агитатор Густав Флуранс выхватил револьвер и шпагу (скрытую в трости) и пригласил участвующих в сходке идти освобождать арестованного. Полицейский комиссар, присутствовавший на сходке, объявил немедленно собрание распущенным, но тотчас же подвергся нападению толпы, и был спасен от смерти только находчивостью самого Флуранса, который объявил, что «начинает революцию» арестованием этого блюстителя благочиния. Затем толпа рассеялась по городу и началось уличное волнение. В нескольких местах воздвигались баррикады, ночью чернь разграбила оружейный магазин Лефоше и на утро опять производила уличные беспорядки.

Все это кончилось, однако же, ничем. Строители баррикад везде обращались в бегство при появлении полицейских агентов, а с народными скопищами справилась конная муниципальная гвардия, без одного выстрела и даже не вынимая сабель из ножен. В настоящую минуту Париж совершенно спокоен, и весь этот прискорбный эпизод может считаться оконченным и при том оконченным не к выгоде парижских революционеров, которые, не смотря на весь свой задор, оказались неспособными вызвать серьезное движение в городе.

Надо полагать, что с арестом Рошфора, для министерства Олливье явится возможность продолжать свою, прерванную последними событиями, либеральную деятельность. Только энергическое и честное продолжение всех начатых новым кабинетом преобразований, может изгладить впечатление, произведенное на умы большинства не только парижской, но и всей вообще европейской публики, последними событиями, как будто нарочно группирующимися так, чтоб помешать успеху дела, задуманного Олливье.

В Англии открылась парламентская сессия. В тронной речи, прочитанной королевскими комиссарами (сама королева при открытии парламента по болезни не присутствовала), возвещен целый ряд преобразований для Ирландии и в том числе несколько преобразований, касающихся самого больного места этой несчастной страны, т. е. порядка землевладения....

По известиям английских газет, новые поземельные законы, проектированные для Ирландии, во многом должны явиться подражанием нашим русским законам, заключающимся в бессмертных «Положениях» о крестьянской реформе. Из тронной речи мы видим, что законы, проекты которых имеют быть внесены в английский парламент, касаются «уступки хозяйств» и продажи, а равно и покупки земельной собственности, т. е. именно тех пунктов, которые столь успешно разрешены «Положением 19-го февраля 1861 г.» Само собой разумеется, что, когда подробности этих проектов сделаются известными, мы поспешим сообщить об них читателям самым обстоятельным образом...

В Пруссии, между парламентом и г-м Бисмарком, обнаруживается давно уже небывалый антагонизм. На днях парламент отказался утвердить сверхбюджетный расход министерства финансов, по уплате процентов части последнего железнодорожного займа. Дело вышло из-за того, что палата разрешила в прошлом году выпустить только половину облигаций этого займа, а бывший министр финансов, вопреки этому, пустил в обращение все облигации. Теперь правительство потребовало, чтоб палата утвердила расход, сделанный на уплату процентов по не разрешенной парламентом к выпуску второй половине облигаций. В прениях, возникших по этому вопросу, г. Бисмарк сознавался в «неправильности> сделанного расхода, но отнесся к этой неправильности необыкновенно легко и самоуверенно, выразив надежду, что парламент утвердит сделанный расход.

Ответом послужило, принятое огромным большинством, не утверждение упомянутого расхода и назначение особой комиссии для исследования всех вообще финансовых действий правительства. Старая борьба между первым министром короля Вильгельма и прусскими народными представителями, таким образом, возобновляется, но вряд ли дойдет до серьезных размеров. У графа Бисмарка в руках столько средств заставить замолчать прускую опозицию. Ведь германское единство еще не довершено, а для его довершения прусские либералы националисты пожертвуют охотно своим неудовольствием на бесцеремонность создателя этого единства!

Всемирная иллюстрация. - СПб., 1870 г. № 58 (7 февраля)

Еще по теме