ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

2 декабря 1869 года

Торжественное празднование столетнего юбилея Георгиевского ордена, по некоторым подробностям обстановки, при которой оно совершилось, приобретает значение важного политического события не только для нас русских, но и для всей Европы и мы уверены, что такой взгляд на него мы найдем почти во всех иностранных газетах, как только получатся здесь те их номера, в которых может появиться его оценка.

Юбилей военного ордена Св. Георгия: Церемониальное шествие из Гербовой залы в Георгиевскую в Зимнем Дворце

В первый день юбилейного празднества, во время торжественного выхода в Зимнем дворце, Государь Император, в речи своей, обращенной к Георгиевским кавалерам, заявив о том, что он, согласно статуту Георгиевского ордена, возложил на себя, в качестве гроссмейстера, знаки его первой степени, прибавил, в заключение речи, обращаясь к присутствовавшему на празднике наследному принцу прусскому, что он признал нужным послать знаки первой степени Георгиевского ордена и Его Величеству королю Вильгельму Прусскому.

На другой день, в Русском Инвалиде, появились переводы телеграфических депеш, которыми обменялись, по этому случаю, король Прусский и Император Всероссийский. В депеше Его Императорского Величества была выражена просьба, чтобы король Вильгельм принял препровождаемый ему орден «как новое доказательство дружбы», соединяющей обоих венценосцев, дружбы, «основанной на воспоминании о той великой эпохе», когда соединенные армии России и Пруссии «сражались за общую святую цель».

Король Вильгельм отвечал на эту телеграмму выражением своей горячей благодарности, в следующих словах:

«Глубоко тронутый,со слезами на глазах, благодарю Вас за оказанную мне честь, которой я не мог ожидать. Но еще более радуют меня те выражения, в которых Вы известили меня. Действительно, я вижу в этих выражениях новое доказательство вашей дружбы и памяти о великой эпохе, когда наши соединенныя армии сражались для одной святой цели...»

Обмен подобных дружеских слов между Государями России и Пруссии, приобретает в настоящую минуту особое значение. С тех пор, как было решено, что французским посланником к С.-Петербургскому двору будет назначено такое близкое к Императору Наполеону III-му лицо, как генерал Флери, в западной журналистике поднялись и доныне еще не умолкнувшие толки о проекте русско-французского союза, направленного,будто бы, к обузданию честолюбия Пруссии.

Мы полагаем, что все это, взятое вместе, должно служить весьма категорическим и вполне внушительным ответом на толки о русско-французском союзе, направленном против Пруссии. Теперь сделалось вполне ясным, что наше правительство, по крайней мере, как нельзя более далеко от мысли вступить в подобный союз. Сопоставляя телеграммы, о которых мы ведем речь, с любезным приемом, сделанным генералу Флери, можно, кажется, безошибочно вывести из такого сопоставления, что наш кабинет одинаково далек от намерения склониться на сторону одной из двух соперничествующих западных держав и желает остаться беспристрастным и безучастным зрителем их борьбы, если только подобная борьба сделается неизбежною.

Мы, с своей стороны, уже не раз высказывали мнение, что для России нет решительно никакого расчета становиться, хотя бы даже и в чисто дипломатический антагонизм с Пруссией. Центр тяготения политических стремлений, преобладающих в Берлине, не имеет решительно ничего общего с таким же центром наших стремлений. Пруссия и Россия могут стремиться одновременно к осуществлению своих исторических миссий, ничем не мешая друг другу и, напротив, взаимно облегчая себе избранную задачу.

Начало экстраординарной сессии французского законодательного корпуса предвещает собою целый ряд бурь и столкновений с правительством. Прения, покамест, вертятся еще только около проверки выборов, но уже и при этом беспрестанно происходят стычки между правительством и различными фракциями опозиции. Вожаки республиканской группы уже несколько раз, придираясь к удобному случаю, открыто высказывали свою враждебность.

Усердствующие члены бывшего  правительственного большинства своими дикими выходками беспрестанно подают повод к этому. Так, например, на одном из последних заседаний, маркиз де-Нире весьма некстати напомнил о действиях конвента в эпоху террора и получил на это такой ответ от Жюля Симона и Гамбетты, что ему, вероятно, сильно досталось потом за излишнее усердствование.

Но ярые выходки республиканской оппозиции составляют только эффектные украшения общей картины. Главный же фон ее—действия умеренно либеральной партии, которая, не смотря на все усилия Эмиля Оливье, что то плохо сдается на заискивания правительства. Вожаки этой партии во многом начинают сближаться с «левой» стороной палаты. Так, например, они на днях включили в свою программу требование, чтобы власть учредительная была предоставлена совместно Императору и законодательному корпусу, т. е. усвоили себе наполовину предложение «левой», внесенное Жюлем Фавром и требующее, как мы уже говорили, чтоб учредительная власть была исключительно предоставлена одной палате.

По нашему мнению, если левый центр действительно остановится на комбинации, о которой идет речь, то дело может принять чрезвычайно серьезный оборот. Действительно, когда наступит минута обсуждения проекта, предложенного Жюлем Фавром и не имеющего в самом себе никаких шансов на успех, то поправка левого центра, в смысле разделения учредительной власти между палатой и императором, может легко сгруппировать около измененного ею проекта большинство. Оппозиции будет прямой расчет подать свои голоса в его пользу и тогда правительство сразу очутится в присутствии именно того положения дел, которого оно, очевидно, более всего опасается, т. е. станет лицом к лицу с необходимостью или подчиниться воле палаты, или же распустить ее и в новых выборах создать новый повод к волнениям и враждебным ему манифестациям.

Вообще, решительно невозможно предвидеть, чем разыграется начинающаяся ныне во Франции драма. Наполеон III-й сделал еще новую ошибку, отсрочив смену нынешнего министерства до
окончания поверки выборов. Если б Эмиль Оливье и единомышленные с ним члены левого центра, стали во главе правительства с самого начала сессии, им бы, может быть, и удалось сгруппировать около себя большинство, но теперь вряд ли уже не упущено благоприятное время. Фракция левого центра начинает разбиваться на группы и каждая из них выставляет свою, более или менее самостоятельную, политическую программу. В сущности, все это не более, как оттенки, но оттенки уже и теперь трудно согласимые, что, между прочим, доказывается забаллотированием нескольких депутатов, вовсе не враждебных всем фракциям левого центра.

Если верить полученным сегодня телеграммам, то Император Наполеон, как будто и сам заметил свою ошибку. Третьего дня он внезапно потребовал к себе своих нынешних министров и это объясняют тем, что он признал нужным приказать им немедленно подать в отставку. На сколько такое объяснение верно—покажет будущее.

В Риме открылся, наконец, пресловутый псевдо-вселенский собор. После торжественного молебствия в атриуме Ватиканской базилики, Пий IX произнес прелюбопытное поучение, направленное против политической свободы и свободы совести.

Если поучение это составляет программу будущих постановлений собора, то можно смело сказать, что эти постановления постигнет та же участь, которая постигла знаменитую энциклику Пия IX, т. е. она явится новым доказательством несовместимости папства с современными порядками и духом нашего века. За границей, всей этой комедии, разыгрывающейся ныне в Риме, расположены, кажется, придавать какое-то серьезное значение.

Для нас это совершенно уже непонятно. Кому какое дело, что в Ватикане сотня-другая католических епископов, кардиналов и патеров протестуют против всего строя современной жизни. Забавляет их эта игра в протесты, ну и пусть себе протестуют. Европе остается только потешаться происходящей комедией, на которую, кстати, явилась уже и пародия.

В Неаполе собрался другой собор, собор «свободных мыслителей», но его, впрочем, разогнала полиция, после того, как некоторые из членов стали кричать «смерть Наполеону III-му» и «да здравствует республика!»... Полиция исполнила, конечно, в этом случае, свою обязанность, но только вот в чем вопрос. Проклиная существующие в Европе политические порядки, римский собор поступает точно также, как и собор неаполитанский. Крайности сходятся. Почему же против одной из них употребляются полицейские меры, а на другую смотрят равнодушно?

Министерский кризис в Италии кажется совсем кончился. По последним известиям Селло добился-таки сформирования кабинета и министерство Менабреа получило отставку. Окончательный состав нового министерства еще неизвестен. Египетский вопрос пришел к довольно неожиданной развязке. Измаил Паша подчинился всем требованиям Порты и торжественно обнародовал присланный ему султанский фирман, который, однако ж, оказался вовсе не так строг, как говорили.

Этим фирманом хедив обязывается только не заключать новых займов, без согласия турецкого правительства и собирать налоги именем султана. Нам сдается, однако ж, что и эти уступки сделаны Измаилом-Пашой не совсем искренно. Может статься, что советы Императрицы Евгении и Императора Франца Иосифа указали хедиву на несвоевременность попытки отложиться от Турции, а потому он и отсрочил осуществление своих замыслов до другого, более удобного случая, тем более охотно, что присланный ему фирман вовсе не отнимает у него главных средств осуществить эти замыслы в последствии, так как он ни одним словом не упоминает о распущении египетской армии и упразднении Египетского флота. Измаил-паша человек, достаточно усвоивший себе европейскую цивилизацию для того, чтобы знать французское правило «il faut reculer pour mieux sauter».

Всемирная иллюстрация. - СПб., 1869 г. № 50 (6 декабря)

Еще по теме