ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

29 сентября 1870 года

Если пребывание Тьера в Лондоне и Вене прошло почти незамеченным и, по своей кратковременности, указывало отчасти на отрицательный результат переговоров уполномоченного от французского правительства с английскими и австрийскими дипломатами, то приезд его в Петербург должен был, весьма естественно, вызвать немало толков в заграничной печати. Толки эти, основанные, разумеется, на одних догадках, группировались, главным образом, около «восточного вопроса», парижского трактата и энергического вмешательства России в франко-прусскую распрю; разумеется, при этом не было забыто ни о громадном вооружении России, ни о мнимом сосредоточении наших войск на западной и южной границах.

Слухи эти подействовали даже на биржу, вызвав понижение ценностей и курса. Во всех подобных маневрах видна некоторая систематичность, направленная исключительно на спекулятивные цели. Бесплодно было бы теряться в догадках относительно истинных виновников распространении тревожных слухов касательно России; но нельзя, однако же, не указать на то, что всякая тревога по поводу России поднимается обыкновенно австрийскими газетами, получающими, откуда следует, сигнал к наступлению. Что в Австрии, подкрепленной Венгрией, после битвы при Садовой и со времени вступления в управление делами двойственной империи графа Бейста, постоянно возбуждается и поддерживается ненависть к России, это для нас факт несомненный.

Австрия, потерявшая свое прежнее значение в Германии и изгнанная из ненавидящей ее Италии, обратила, по-видимому, свои политические страсти против спасительницы своей России, которой она постоянно стращает Европу, выдвигая по временам на сцену то «восточный», то «славянский» вопросы. Свои постоянные и бесконечные недоразумения в Галиции и Чехии, австрийское правительство бесцеремонно приписывает проискам России, вместо того, чтобы добросовестно отнестись к справедливым требованиям этих славянских стран, в которых, своими несправедливостями, австрийское правительство вызывает не желаемую им ненависть, но сочувствие к России.

Согласие австрийского императора короноваться чешской короной и подвергнуть пересмотру те статьи общей конституции, которые поставили чешское королевство в не выгодные отношения к империи, как кажется, не удовлетворяет чехов, требующих, прежде всего, признания чешского государственного права; поэтому, успех предстоящих выборов в рейхсрат весьма сомнителен, если только предводители чешских партий не условились между собой принять уступки, сделанные наконец правительством, и примириться с ним на время, до тех пор, пока обстоятельства не позволят действовать с большей энергией, для того, чтобы достигнуть полноправности чешской короны наравне с венгерской.

Если решение «восточного вопроса», в отношении прямых интересов христианского населения Турции, и зависит, главным образом, от самого этого населения, то, во всяком случае, путь, избранный сербским княжеством, для осуществления его политической задачи, крайне опасен для этой страны, только что еще пробуждающейся для новой жизни. Требование, предъявленное сербским послом Христичем, о присоединении к княжеству, когда-то принадлежавших сербскому царству, турецких провинций Боснии и Герцеговины, уже значительно отуречившихся, как и следовало ожидать, отвергнуто категорически.

Что обе эти провинции готовы были бы присоединиться к Сербии и войти в состав будущего царства, в этом едва ли можно сомневаться; но предложение, сделанное Сербией Порте, не вызвано в настоящее время силой обстоятельств, а должно быть отнесено к области политических фантазий. Турецкое правительство не имеет никаких оснований добровольно увеличивать Сербию на счет своих провинций, судьба которых может быть решена самим народом, в лице такого предводителя, как например Лука Вукалович. Но, быть может, домогательство Сербии послужит сигналом для движения в Боснии и Герцоговине, хотя в Европейской Турции до сих пор не заметно волнения.

По всем известиям, доходящим до нас из Парижа, столица Франции готова к осаде и имеет значительные средства для продолжительного сопротивления. Громадное протяжение блокируемых окрестностей Парижа потребовало от германских войск столько времени и усилий, что до сих пор еще не приступлено ни к каким наступательным действиям, ни против фортов, ни против самого города.

По-видимому, самые значительные трудности были встречены германскими войсками с южной и западной сторон Парижа, так как позиции их расположены вблизи фортов, под защитой которых французские войска могут тревожить неприятеля до тех пор, пока он не укрепится и не начнет правильных осадных работ или действий в открытом поле.

Канонада с фортов по прусским линиям производится непрерывно, не исключая даже и ночи, и направляется на разные пункты расположения германских войск при помощи электрического освещения. Французское правительство, а также и французские газеты, превозносят успех вылазок гарнизона фортов, надеясь этим поддержать бодрость армии и народа; но одного серьезного дела, в котором примут участие значительные германские силы, будет достаточно, чтобы привести в уныние защитников Парижа.

В своем движении внутрь Франции, разные отряды германских войск достигли на запад до Орлеана и на север почти до Бове; сверх того, приступлено к осаде еще трех крепостей: Мезьера и Рокруа, на западной границе Бельгии, и Бельфора, находящегося на западе, от занятого уже германцами, обширного фабричного города Мюльгаузена.

Приближение германских войск, с этой стороны, к границе Швейцарии, заставило союзное правительство последней выдвинуть часть своей армии для защиты нейтралитета Швейцарии, так как и здесь, подобно тому, как было перед Седаном, отряды войск, как германских, так и французских, могут легко проникнуть в пределы нейтрального государства. Взятием Бельфора Пруссия намерена завершить полное занятие Эльзаса и Лотарингии, где приняты самые энергические меры для организации управления по образцу прусской администрации.

Большие города этих двух провинций обложены значительной контрибуцией, из которой будут уплачены убытки германским подданным, изгнанным из Франции. Вообще, по всему видно, что присоединение Эльзаса и Лотарингии, на нравах завоевания, Пруссия считает делом решенным в принципе.

Один из главнейших эпизодов франко-прусской войны,—блокада Меца, становится с каждым днем интереснее. О двухстах тысячах германских войск, расположенных лагерем в окрестностях Меца, не доходит до нас почти никаких известий, но о положении французских войск, заключенных в Меце и в лежащих вокруг него фортах, сообщают в последнее время, что провиант истощается, войска и жители принуждены выдерживать довольно строгую диету и маршал Базен делает от времени до времени вылазки, с целью добыть бойного скота.

Отчаянные стычки во время вылазок наносят чувствительный вред обеим сторонам. Многие еще до сих пор убеждены в возможности для Базена выступить из Меца и пробиться сквозь ряды германских войск, численность которых превышает вдвое армию Базена.

Характер переговоров Жюля Фавра с графом Бисмарком, в Ферьере, вполне выясняется подробными объяснениями, обнародованными обеими сторонами. Как из отчета Жюля Фавра, напечатанного в сЛоигпаи ОГГисиеЬ, так п из депеши графа Бисмарка, напечатанной в официальной газете «Journal de оfficiel», видно, что хотя канцлер Северо-германского союза лично и был склонен на некоторую уступчивость, но король Вильгельм оказался непреклонен.

Доказательством этой сравнительной уступчивости графа Бисмарка может служить его ответ на возражение Жюля Фавра, о невозможности уступить германским войскам форта Мон-Валерьена и сдать страсбургский гарнизон военно-пленным.

«Поищем другую комбинацию», сказал Бисмарк.

Но по возвращении своем от короля, канцлер подтвердил требование о сдаче Страсбурга. Читая отчет французского министра иностранных дел, кажется, будто читаешь смертный приговор целому народу, допустившему привести себя на край гибели.

«Я—говорит Жюль Фавр—отвернулся, чтобы проглотить слезы, которые душили меня, и, извинившись в этой невольной слабости, я произнес на прощание следующие простые слова: я ошибся, ваше сиятельство, приехав сюда, но не раскаиваюсь в том, потому что достаточно выстрадал, для того, чтобы оправдаться в своих собственных глазах.... Я надеялся на другое решение. Я уезжаю в большом горе, но все-таки исполненный надежд»...

С своей стороны, граф Бисмарк полагал, что удержание военного statu quo в Париже и перед Парижем, продолжение неприязненных действий в Меце и около Меца, в районе, который был точнее определен около Меца, передача Страсбурга, гарнизон которого сдался бы военнопленным, а также сдача Туля и Бича, при свободном выходе из них их гарнизонов, составляли весьма удобопринимаемые условия для заключения перемирия и для начатия переговоров о мире.

«Если,—говорит, в заключение своей депеши, граф Бисмарк,—французское правительство не хотело воспользоваться предоставленным ему случаем приступить к выборам членов в учредительное собрание в частях Франции, занятых германскими войсками, равно как и в других, то он доказал тем свою решимость поддержать затруднения, преграждающие в его глазах, с точки зрения международного права, заключение мира».

Итак, после неудачного исхода переговоров в Ферьере, как бы окончилась первая половина печальной драмы, разыгрывающейся во Франции. Со взятием Седана кончилась борьба двух милитаризмов, и, с исчезновением со сцены главного виновника борьбы, должна была бы, по-видимому, окончиться и самая война, на условиях, выгодных для Германии и не слишком тягостных для Франции. Союзные войска подступили к Парижу, и члены французского правительства национальной защиты, побуждаемые великой ответственностью, взятой ими на себя перед народом, должны были, весьма естественно, спросить у победителей, чего они требуют от французского народа, не желающего продолжать борьбы, повода к которой более не существует.

Но предводители армий, продолжающих свое победоносное шествие, давно уже начертали свой план и, имея на своей стороне все шансы, сочли себя в праве предложить условия, которые могли бы удовлетворить самолюбие Германии и искупить принесенные ею жертвы. Условия эти оказались невыполнимыми для представителей французского правительства, и народ, как кажется, разделяет мнение своих правителей, так как слово «мир» считается в Париже достойным смертной казни. Париж действительно решился умереть; судьба его (как говорят французы) должна потрясти всю Европу, так как он был центром политической, общественной и модной жизни всех европейских народов!!

Возможность присоединения к Германии французских областей, занятых германскими войсками,
тревожит общественное мнение Англии, высказавшееся в лице представителей более нежели ста различных торговых и промышленных обществ, являвшихся к первому английскому министру, лорду Гладстону. Депутация предлагала Гладстону немедленно признать французское республиканское правительство и не допускать раздробления Франции. Английский премьер выразил свое твердое убеждение в том, что посредничество Англии, в отношении мирных предложений, будет принято с уважением, когда наступят для этого благоприятные обстоятельства, и возымеет должное влияние на обе воюющие стороны.

Что же касается немедленного признания Англией французской республики, то Гладстон объявил, что королевское великобританское правительство готово признать правительство, избранное французским народом, не обращая внимания на самую форму этого правительства; но, как Франция еще не высказала своего окончательного решения по этому вопросу, да и само нынешнее правительство Франции, состоящее из людей самого «возвышенного характера», считает себя только «временным», то Англия не считает себя вправе упреждать решений соседнего народа, дипломатические связи с которым не прекращались со времени падения империи.

В Германии общественное мнение также начинает высказываться в пользу прекращения войны и против территориальных захватов; но, при условиях, в которых находится в настоящее время Германия, такое гуманное и просвещенное мнение не может быть высказано вполне. Для Германии гораздо важнее условиться относительно отношений союзников как друг к другу, так и к Франции, на которую, как кажется, южно-германские государства смотрят далеко не так враждебно, как Пруссия. Слухи о взаимных переговорах этих государств ходят уже давно, и результат этих переговоров будет сообщен северо-германскому парламенту, имеющему собраться в скором времени.

Плебисцит в римских владениях, в пользу присоединения их к итальянскому королевству, дал громадное большинство положительных голосов, а именно 133,681 из 135,291 действительно поданных голосов. Вслед за поднесением королю Виктору Эммануилу результата плебисцита, он перенесет свою столицу в Рим, куда начали уже переезжать некоторые отделения различных министерств.

Папа, признавший необходимым протестовать против последних событий, совершившихся в Риме и произнесших последний приговор над его светской властью, изъявил все-таки свое согласие на получение от итальянского правительства ежемесячного содержания в сто тысяч рублей, которые дадут ему возможность поддерживать значение свое, как главы католической религии. Это едва ли не единственный пример того, что Пий IX, на сделанное ему предложение, не отвечал своим классическим «non possumus». Зато его единственная поддержка— иезуиты—принуждены, в свою очередь, сказать, в виду всего совершившогося в Риме: «non possumus» и удалиться из вечного города, вместе со всеми другими пособниками обскурантизма.

Та же участь, несомненно, постигнет и французских иезуитов, после падения Наполеона III. Таким образом, седанская катастрофа сразу избавила Европу от политических и религиозных интриг, волновавших ее в течение двадцати лет.

В конце августа, войска наши совершили поход в пределы Бухары, именно, в Шагрисябз, гористую страну, населенную воинственным племенем, находившимся почти в полной независимости от Бухары, которой оно наносило постоянный вред. В последнее время, шагрисябзы стали проникать и в наши владения, самовольно собирали подати с русских подданных и грабили их. Для того, чтобы положить конец произволу соседних горцев, туркестанский генерал-губернатор, по сношении с бухарским эмиром, приказал снарядить экспедицию, которая, после десятидневного похода, с 9 по 19 августа, окончилась полным успехом. Войска наши, под предводительством генерал-майора Абрамова, взяли главные города Китан и Шяар и привели жителей в повиновение. Затем, завоеванная страна, служившая постоянным источником беспорядков, возвращена под власть бухарского эмира, войска которого заняли гарнизоном главные города Шагрисябза.

Всемирная иллюстрация, № 92 (3 октября 1870 г.)

Еще по теме