ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

27-го января 1870 года

Ежедневные газеты сообщают в последнее время слухи о том, что в высших правительственных сферах приступлено к рассмотрению весьма важного проекта, касающегося административно политической реформы. Если верить сообщаемым главным чертам этого проекта, то он весьма во многом напоминает собой известные предположения «об усилении власти губернаторов», появившиеся, года полтора тому назад, в бельгийской газете «Lе Nоrd», почему-то считающейся русским официозным органом.

Разница, но зато разница весьма существенная, между помянутыми предположениями и проектом, о котором идет ныне речь, состоит только в том, что из под расширенной власти губернаторов совершенно устраняются губернские контрольные и судебные учреждения. Зато вся остальная губернская администрация совершенно сосредоточивается в руках губернаторов, которым, вместе с состоящими при них губернскими советами, предоставляется обширная власть, при чем губернаторы становятся в зависимость от всех министерств, к которым принадлежат отдаваемые в полное их ведение губернские учреждения, оставаясь, в тоже время, прямыми агентами министерства внутренних дел, на разрешение которого они и повергают все случаи, в которых окажется разногласие между ними и состоящими при них губернскими советами.

Полицейская власть в губернии сосредоточивается проектом исключительно в руках губернатора, с выделением ее из под ведения как суда, так и земства. Нынешние выборные сельские агенты полиции (десятские, сотские т т. д.,) заменяются губернской полицейской стражей, а от сельских обществ назначаются особые сельские стражники.

Из того, что известно, по слухам, о занимающем нас проекте, можно предполагать, что в основание его легли главные черты французской административной системы. Губернаторы, при новых принадлежностях своей власти, во многом напоминали бы французских префектов, точно также не имеющих в подведомственных им департаментах других конкурентов по власти, кроме председателей местных судов и контрольных палат и точно также подведомственных всем министерствам, но являющимся главным образом агентами министерства внутренних дел....

Во французском административном механизме, особенно же в том, при котором учредилась и развилась власть префектов, такая сложность отношений еще понятна. Французские министерства всегда, если не de jurа, то dе fасtо, являлись сплоченным воедино высшим административным учреждением и в них министр внутренних дел всегда или разыгрывал первую роль, или же состоял в полной зависимости от главы кабинета. При таких условиях зависимость префектов, от всех министров вместе, особенных неудобств не представляла.

У нас современные отношения различных министерств совершенно иные, а потому довольно трудно дать себе отчет, каким образом можно поставить наших губернаторов в такое же положение, в каком стоят французские префекты, не вызвав весьма важных затруднений и косвенной зависимости всех почти министерств от министерства, непосредственными агентами которого являются губернаторы.

Переходя к другим вопросам нашей политики, мы должны упомянуть о небольшой, но, если не ошибаемся, весьма многознаменательной заметке «Journal dе St.-Petersbourg» , отношения которого к нашему министерству иностранных дел известны всем и каждому. Заметка эта появилась в упомянутом журнале по следующему поводу. В одной иностранной газете была на днях напечатана телеграмма, указывающая на фантастическую связь между последним русским займом, заключенным за границей и почином, который, будто бы, взяла на себя Россия, в представлении турецкому правительству коллективных замечаний, со стороны великих Европейских держав, по поводу сосредоточения турецких войск на Черногорской границе.

Отрицая категорически отношение последнего займа к тому, что совершается ныне в Турции, заметка нашей французской газеты дает, однако ж, ясно понять, что русское правительство считает вышеупомянутое сосредоточение турецких военных сил фактом, заслуживающим серьезного его внимания и совершенно оправдывающим попытку коллективных представлений Европейских держав.

И действительно, трудно понять, с какой целью блистательная Порта считает ныне нужным такие воинственные приготовления против Черногории. Своим образом действий во время Далматинского восстания, князь Николай Негош Черногорский, кажется ясно доказал, что он не намерен вмешиваться в дела соседних и сочувственных ему славян, как турецких, так и австрийских, и если ныне в Боснии или Герцоговине турецкое правительство опасается какого-нибудь взрыва, то нет причин думать, чтоб Черногория отнеслась к этому новому эпизоду иначе, чем отнеслась она к восстанию Кривошан в Далмации.

Впрочем, ни в Боснии, ни в Герцоговине в настоящую минуту ничего особенного не происходит. Опасность,— если она существует—грозит Турции совершенно с другой стороны, о чем мы и будем сейчас говорить, а сосредоточение войск на Черногорской границе может быть объяснено разве только брожением, которое обнаруживается в среде австрийских сербов-граничар, но в таком случае приходится допустить справедливость слухов о существовании тайной австро-турецкой конвенции, направленной к совокупному действию против всех вообще юго-славянских движений.

Если такая конвенция и действительно существует, то нельзя не сознаться, что настоящая минута избрана Турцией для приведения ее в действие крайне неудачно. В Австрии, как уже известно, пало то министерство, которое, упорно защищая австро-мадьярский дуализм, этим самым создавало поводы к волнениям между австрийскими славянами. Новое министерство Гаснера довольно ясно высказывает свое намерение сделать важные уступки стремлениям федерализма и, вероятно, примет меры для того, чтоб между австрийскими славянами не вспыхнуло нового восстания. Правда, граничарам приходится иметь дело не с кабинетом Гаснера, а с мадьярским кабинетом Андрасси, но ведь трудно же предположить, чтобы два кабинета одного и того же государя, стали действовать совершенно противоположно и чтоб в то время, когда по одну сторону Лейты министерство станет делать уступки законным стремлениям славян, по другую сторону этой реки продолжалось знаменитое «прижимание к стене» славянских племен. Если б это действительно случилось, то явилось бы только новое и на этот раз вполне убедительное доказательство полной несостоятельности дуалистической системы.

Настоящее положение Австрии вовсе не таково, чтоб предвиделась возможность применения к делу австро-турецкой конвенции, если таковая действительно существует и блистательная Порта сделала бы гораздо лучше, если б она, вместо опасного для нее сосредоточения своих войск на Черногорской границе, постаралась уладить мирным образом дела свои с Египетским хедивом, которого она продолжает раздражать своими придирчивыми требованиями.

Действительно, по слухам, турецкое правительство не соглашается уплатить Измаилу Паше той суммы, которой он, совершенно законно, требует за оружие и суда, оттягиваемые у него Портой. В Константинополе, кажется, желают приобрести египетские скорострельные ружья и броненосные суда даром, но на это хедив, конечно, не согласится, тем более, что в настоящую минуту кругом него идет деятельная агитация некоторых вожаков греческой «великой идеи». При дворе Измаила Паши находятся ныне Булгарис, Коронеос, Зимбракаки и с ними целая группа бывших предводителей кандийского восстания, которые явились в Египет уж конечно не для своего удовольствия, а с целями, понятными для каждого, если вспомнить, что у греков нет хоть сколько-нибудь способного к вооруженной борьбе флота, а флот хедива поспорить по своей силе с флотом турецким.

Во Франции продолжается довольно смутное положение дел. Министерству Олливье не легко достается обаяние власти и французскому «премьеру» приходится бороться не только с открытыми врагами своими, но и с некоторыми из довольно-двусмысленных сторонников нового кабинета. В начале прошлой недели произошел во французском парламенте (ныне уже начинают называть опять этим именем Законодательный Корпус) довольно характеристический эпизод в этом смысле.

По поводу прений о торговой политике, Форкад ла-Рокетт с одной стороны, а Тьер с другой, испробовали открыто заявить свое влияние на министерство. Олливье понял неловкость того положения, в которое ставили его подобные выходки и поспешил энергически заявить, что министерство не нуждается ни в чьем покровительстве и не намерено подчиняться никаким личным влияниям.

Эти парламентские стычки не мешают, однако же, министерству продолжать энергически начатое им дело реформ. Не проходит почти ни одного дня, который бы не ознаменовался новым шагом в этом смысле. Так, например, в конце прошлой недели обнародован доклад Оливье, о необходимости муниципальной реформы для Парижа и о назначении комиссии, для обсуждения основных начал этой реформы. В число членов комиссии министр предложил назначить, между прочим, Эмиля Жирардена, Лабуле и Леона Сэ и император беспрекословно одобрил предложенную ему меру.

Вообще надо заметить, что Олливье, очевидно, старается привлечь к участию в начатом им деле все силы умеренной и серьезной оппозиции. Так, например, ходит слух о назначении французским посланником в Вашингтон известного оппозиционного публициста, Прево-Парадоля и весьма может статься, что в непродолжительном времени министерство обратится к содействию серьезных деятелей даже из рядов радикальной оппозиции, как например к Жюлю Симону и Эрнесту Пикару.

Впрочем, самое лучшее, что могут сделать все мало-мальски серьезные люди радикальной оппозиции — это пристать к новому министерству. Мы, разумеется, говорим здесь не о таких «непримиримых», вся сила и все влияние которых на народ состоит в их систематической вражде к Империи, но в группе «левой стороны» эти господа составляют меньшинство.

Между ними и деятелями прежней оппозиции, каковы: Жюль Фавр, Жюль Симон, Пикар и т. д.,—весьма мало общего. Последним вряд ли ныне возможно действовать заодно с людьми, стремящимися перенести политику из палаты на улицу. В Париже такой образ действия, пожалуй, может быть в настоящую минуту и популярен, но Париж далеко не составляет всей Франции, которая огромным большинством желает мирного развития свободы, а не революционных смут.

В Баварии в настоящую минуту происходит довольно любопытный эпизод борьбы министерства Гогенлоэ с парламентом, в котором преобладает настроение, враждебное к Пруссии. Парламент, в ответ на тронную речь короля, составил, принятый огромным большинством, адрес, выражавший недоверие к министерству и при том в такой резкой форме, что король этого адреса не принял и в тоже время высказался открыто в пользу министерства. В настоящее время составляется новый адрес, который, конечно, выразит в более мягких формах прежние воззрения. После этого парламент, по всей вероятности, будет распущен.

Всемирная иллюстрация. - СПб., 1870 г. № 57 (31 января)

Еще по теме