ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

23 февраля 1869 года

В конце прошлой недели совершилось весьма важное политическое событие, а именно министерством иностранных дел обнародован сборник дипломатических документов, относящихся до Греко-Турецкого столкновения. Обычай обнародования дипломатических актов, не отдельными депешами, а в виде сборников группирующих в себе все акты относящиеся до какого-нибудь вопроса — введен у нас весьма недавно.

Первый подобный сборник появился в прошлом году и относился опять-таки до того же восточного вопроса, новый фазис которого послужил поводом к обнародованию нынешнего сборника. Русское общество встретило этот обычай с глубоким сочувствием.

Другая причина сочувствия общества заключалась в том обстоятельстве, что обнародованные, как в прошлом, так и в нынешнем году акты относятся до вопроса международной политики наиболее интересующего Россию и наиболее близкого сердцу каждого русского, до вопроса восточного, и обнаруживают в обоих случаях, что наше правительство держалось и держится в этом вопросе политики вполне национальной, согласной с интересами России и сдерживаемой в своих симпатиях только необходимостями международных условий и соблюдения Европейского мира.

Нам не раз уже приходилось высказывать наши догадки насчет образа действий С.-Петербургского кабинета в Греко-Турецком столкновении и еще недавно мы говорили, что результат конференции, благодаря усилиям этого кабинета, оказался вполне благоприятен для Греции и вовсе не умалил нашего значения на Востоке, а скорее возвысил его....

Все это мы говорим на основании собственных наших догадок, почерпнутых из газетных известий.... Оказывается, что мы были совершенно правы. Дипломатические документы, ныне обнародованные, подтверждают блистательным образом все, что было нами сказано.

Мы конечно никак не позволим себе приписать такого полного совпадения нашей политической прозорливости. Причина его не в этом. Она такова, что приносит величайшую честь русской дипломации... Утверждая, в противность уверениям многих, что роль России на конференции была вполне согласна с ее достоинством великой славянской и православной державы, мы руководились в нашей, так сказать эмпирической уверенности, глубоким убеждением, что она не могла быть иной, при управлении ходом политических переговоров тем истинно русским государственным человеком, который сумел поднять так высоко и держать так неуклонно знамя России на международных советах Европы.

Наша уверенность была вызвана тем безусловным доверием, которое питает русское общество к нынешнему государственному канцлеру—и уверенность эта не была обманута: лежащие перед нами документы доказывают это самым неоспоримым образом.

Мы видим из них, что с самого начала греко-турецкого столкновения и до последней минуты его псевдо-благополучной развязки, Россия не переставала оказывать самое теплое участие к Греции и отстаивать, насколько это было возможно, интересы этого единоверного с нами королевства. При первом слухе о намерении Турции послать ее пресловутый ультиматум Афинскому правительству, князь Горчаков в беседе с турецким поверенным в делах при нашем дворе, весьма категорически и с доблестной откровенностью, высказал свое осуждение образу действий Порты и советовал ей воздержаться от шага, который может иметь крайне прискорбные последствия, как для нее, так и для всеобщего мира Европы.

При этом государственный канцлер указал Порте на трудность ее положения в виду неудовольствия всех ее христианских подданных... Каждое слово этой беседы, каждое высказанное в ней воззрение князя вполне согласны с воззрениями на Восточный вопрос, укоренившимися в большинстве русского общества, проникнутом сознанием истинных интересов России и желающем от души добра своему отечеству.

Когда упорство Порты повело к разрыву дипломатических сношений ее с Грецией, С.-Петербургский кабинет немедленно стал употреблять все усилия, чтобы устранить грозившую катастрофу, но при этом он неуклонно и не без успеха добивался, чтоб вмешательство Европы имело наименее невыгодный для Греции характер. По инициативе князя Горчакова, вместо авторитетного вмешательства трех держав— покровительниц Греции (т. е. России, Англии и Франции) состоялось обязательное посредничество всех держав, подписавших трактат 1856 г.

На конференции, русский уполномоченный, соблюдая величайшую сдержанность и осторожность, постоянно однако ж относился сочувственно к Греции и, где надо было, отстаивал ее интересы.

Внимательное чтение протоколов конференции, несмотря на бессодержательность большей части из них, оставляет однако ж именно то впечатление, что в этом собрании Россия играла такую роль, которая неизбежно должна усилить ее значение на Востоке.

Но это еще не все. Протоколы, о которых идет речь, обнаруживают другой, чрезвычайно интересный, факт. Мы видим из них, что уполномоченные Пруссии и Италии постоянно действовали так сказать за одно с Россией, и что во многих случаях к ним присоединялся и уполномоченный Англии. Этим способом образовалось большинство благоприятное для Греции и может быть именно вследствие такого большинства, уполномоченные Австрии и Франции не сочли возможным поддерживать чрезмерных притязаний Турции.

Мы вряд ли ошибемся, если скажем, что единодушие четырех вышеназванных держав составляет результат мудрой и предусмотрительной политики нашего государственного канцлера. По отношению к Пруссии и Англии, мы однако ж можем только догадываться об этом, но зато, по отношению к Италии имеем неоспоримое доказательство в одном из обнародованных документов. Действительно, в ноте князя Горчакова к барону Бруннову, в которой предлагалось созвание конференции, говорится, что в конференции этой должны участвовать шесть великих держав: Россия, Англия, Франция, Австрия, Пруссия и Италия.

Сколько нам известно, это заявление—первый пример официального признания Италии великой державой и почин такого важного шага принадлежит России. Нужно ли говорить, что подобное признание неизбежно должно было произвести самое блогоприятное впечатление во Флоренции и обеспечить нам полное сочувствие юного королевства, роль которого в будущей истории Европы по всей вероятности окажется весьма и весьма значительной.

Протоколы конференции и исход, к которому привели ее многословные заседания конечно ни в каком случае не могут считаться чем-нибудь особенно утешительным. Восточного вопроса парижское дипломатическое собрание не подвинуло ни на один шаг, но зато, блогодаря мудрости и доблестной стойкости нашего кабинета, оно дала России возможность явиться с полным блеском в принадлежащей ей по праву роли. Козни наших врагов приготовляли нам ловушку в преждевременно возбужденном греко-турецком столкновении, но Россия не только с честью вышла из предстоявшего ей испытания, но еще сумела обратить его себе в пользу.

Многие ожидали, что мирный исход конференции умалить наше влияние на Востоке—вышло противное. Чтобы убедиться в этом, стоит, повторяем, внимательно прочитать дипломатические документы, обнародованные ныне нашим правительством.

Помимо этого обнародования в области нашей внутренней политики не произошло за эти дни решительно ничего замечательного, так что мы можем прямо перейти к обзору событий политики иностранной.

Во Франции публика продолжает еще заниматься так называемым «бельгийским вопросом», т. е. уже известным нашим читателям законом о не выдаче концессий на бельгийские железные дороги иностранцам. Французское правительство, правда, отказалось окончательно сделать из этого эпизода политический вопрос, вероятно убедившись , что в случае угрожательных мер, Бельгия не останется беспомощной, но в Париже однако ж не оставили по-видимому надежды или добиться отмены нового бельгийского закона, или же создать по его милости затруднение для Бельгии.

Официозные французские газеты объявляют, что правительство намерено вступить с Брюссельским кабинетом в торговые (siс) переговоры по этому делу и газета «Рubliс», орган государственного министра Руэра, прибавляет поэтому поводу, что если Бельгия откажется от таких переговоров, «то это будет очень прискорбно»... Ясно, что в этих притворно умеренных словах кроется хотя и отдаленная, но знаменательная угроза и нас вовсе не удивит, если через несколько времени «бельгийский вопрос» снова всплывет на поверхность и возбудит новые тревоги и опасения в Европе.

Но это еще впереди. В настоящую минуту внимание французов поглощено преимущественно внутренними интересами, именно прениями Законодательного корпуса о городском бюджете Парижа и смертью двух крупных политических деятелей прошедшего времени, знаменитого поэта Ламартина и президента французского сената Тролона.

Прения о городском бюджете представляют по своей сущности слишком специальный характер для того, чтоб распространяться о них в таком обзоре, как наш, а потому мы и ограничимся только заявлением, что главный интерес этих прений состоит в нападках оппозиции на парижского префекта Гаусмана, действующего постоянно с одобрения императора и на том обстоятельстве, что большинство в этом случае мало-помалу переходит на сторону оппозиции.

Этому особенно способствует Тьер, узкая практичность экономических воззрений которого приходится сильно по сердцу дюжинным людям правительственного большинства, и который пользуется своим обаянием на них , чтоб безнаказанно наносить жестокие удары империи.

В одной из своих последних речей, знаменитый орлеанистский оратор, пародируя знаменитое изречение «Империя—это мир!» воскликнул «Империя — это расточительность!» и большинство не только не пришло в негодование, но еще и рукоплескало ему.

Что касается до умерших на днях Ламартина и Тролона, то здесь не место распространяться в некрологических подробностях о них. Скажем только, что смерть Ламартина, пережившего свою литературную и политическую славу, не оставляет никакого пробела за собой, а смерть Тролона встречена была всеобщим равнодушием, потому что этот знаменитый юрист-теоретик навсегда запятнал себя в 1852 году той опорой, которую он оказал принцу Луи-Наполеону.

В Пруссии открылись заседания Северо-Германского парламента. Тронная речь короля Вильгельма, сказанная по этому случаю, совершенно бесцветна и не заслуживает, чтоб на ней останавливались.    

Дипломатические сношения между Турцией и Грецией dе jurе восстановлены. Dе fасtо это восстановление должно последовать на днях. По условию постановленному конференцией, дипломатические представители обеих держав должны выехать и прибыть к месту своего назначения в один и тот же день. По всей вероятности звание этих представителей будет сохранено за теми же лицами, которые носили его до разрыва сношения между Афинами и Константинополем, т. е. Делиани и Фотиадес-Беем.

Генерал Грант 4 марта вступил окончательно в должность президента Соединенных Штатов.

Всемирная иллюстрация. - СПб., 1869 г. № 9 (26 февраля)

Еще по теме