ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

21 октября 1869 года

На прошлой неделе возвратился из заграничного путешествия и вступил снова в управление министерством иностранных дел канцлер Империи.

Возвращение к государственной деятельности князя Горчакова произошло в такую минуту, когда события, происходящие в одном из отдаленных уголков Западной Европы могут роковым образом вовлечь Россию в тот водоворот международных европейских вопросов, от которого так тщательно сторонилась она за все это последнее время.

Восстание далматинских сербов, если верить слухам, сообщаемым австрийскими и турецкими газетами, может вызвать в непродолжительном времени весьма печальный и чреватый важными событиями эпизод.

Австрийское правительство, сознав трудность подавить восстание в Боке Каттарской и осведомившись, что к восставшим бокезцам присоединяются босняки и сербы Герцеговины, которые пробираются в Каттар через Черногорию, обратилось, как уверяют, к турецкому с просьбой дозволить провести свои отряды за турецкую границу, с тем, чтоб зайти в тыл инсургентам и отрезать им сообщение с Боснией и Герцеговиной. Высокая Порта не только согласилась исполнить эту просьбу, но, как говорят, пошла еще далее, а именно: разрешила австрийским войскам вторгнуться и в пределы Черногории, на том основании, что черногорский князь будто бы такой же вассал Турции, как египетский хедив и князья сербский и румунский.

Таковы факты. Посмотрим, к каким последствиям они могут привести. Прежде всего следует заметить, что князь черногорский считает себя совершенно самостоятельным властителем. Вассалом Порты он никогда не был и после последнего мира с Турцией (в 1861 г.), вовсе таковым не сделался. В Константинополе сознавали всегда это так хорошо, что во время недавнего путешествия князя Николая Негоша по Европе, турецкие посланники, при посещенных им дворах, не обнаруживали ни малейшего стремления представлять князя к этим дворам, как пытались они делать это, хотя и неудачно, с князем Карлом румунским и хедивом египетским. Вассальные отношения Черногории к Турции — чистейшая фикция, изобретенная в Константинополе и вовсе не обязательная для князя Николая, который никогда не давал на нее своего согласия.

С другой стороны, ни для кого не секрет дружеское расположение России к черногорскому народу и его владыке. «Соколы» Черной горы и Брда всегда были близки к нам, даже и в такие эпохи, когда прочие славяне, не понимая своих истинных интересов, чурались русского гиганта.

Если действительно австрийское правительство вторгнется в пределы Черногории, вопреки уже заявленному протесту князя Николая Негоша, спрашивается, что остается делать России?

Пройти молчанием совершившийся факт такого рода для нашего кабинета будет очевидно невозможным. Поступить таким образом, значило бы навсегда отречься от законного влияния, назначенного нам исторической судьбой в делах славян. Черногорцы, а за ними и все сербы никогда бы не простили нам такого образа действий, тем более, что дело идет о независимом славянском государстве, права которого очень странно и беззаконно нарушаются ныне его могущественными соседями.

Если Австрия не откажется от своего намерения, надо ожидать почти неизбежно дипломатических представлений этой державе со стороны с.-петербургского кабинета, а понимают ли в Вене к чему может привести это вынужденное вмешательство наше в один из славянских вопросов? Ведь тут, помимо всякого желания с нашей стороны, дело пахнет именно той катастрофой, от которой старается избавить Австрию граф Бейст своим знаменитым раздвоением монархии Габсбургов на Цислейтанию и Транслейтанию. Или в Шенбруне не отдают себе отчета, что в борьбе с нами в таком вопросе, австрийскому правительству, кроме тирольцев, да, пожалуй, поляков, не на кого рассчитывать?

Чехи, хорваты, сербы военной границы, галицкие и угорские русские не пойдут против нас, когда мы явимся защитниками сербов черногорских. На мадьяров, несмотря на воспоминания 1848 года, надежда тоже оказывается плоха. Во главе пештского правительства стоят люди, понимающие опасность борьбы мадьяр с транслейтанскими славянами. Уже и теперь мадьярские газеты чуть не открыто заявляют, что посылать венгерские полки против восставших далматинцев австрийское правительство не должно и думать.

С какими же силами надеется Австрия начать свою рискованную борьбу. Или она ожидает помощи от Западной Европы? Но откуда может прийти подобная помощь? Франция в настоящую минуту совершенно парализована своими внутренними делами; Пруссия с удовольствием увидит новое ослабление своей недавней соперницы и скорее поможет восставшим славянам, чем войдет против них; Италия никогда не согласится играть роль палача на прибрежье Адриатического моря, на которое она сама давно зарится.

Остается Турция. Но что может сделать высокая Порта в подобном случае? Ведь не могут же не знать в Константинополе, что все турецкие райи только и ждут удобного случая, чтоб сбросить с себя мусульманское иго. Не могут, кроме того, турецкие государственные люди не понимать, что если австрийские войска займут Боснию и Герцеговину—их, пожалуй, оттуда и не выжевешь, так как Австрия уже давно мечтает прибрать к своим рукам эти две турецкие провинции.

Обо всем этом весьма и весьма не мешало бы подумать в Вене. Там должны понимать, что если восстание в Боке Каттарской домашнее дело Австрии, то вторжение в Черногорию — вопрос международной важности, который лучше не поднимать державе, существующей единственно в силу безмолвного соглашения Европы, решившей допускать до поры до времени такую аномалию, как это немецко-славянско-румунско-мадьярское государство, и если император Франц-Иосиф, находящийся в настоящую минуту в Константинополе, действительно, решится воспользоваться дешевой угодливостью, на чужой счет, султана, то это, пожалуй, может привести к последствиям, перед которыми окажутся шуткой последствия Сольферино и Садовой.

Во Франции, как мы и ожидали, роковой день 14 (26) октября прошел благополучно. Никаких манифестаций и беспорядков не произошло и парижане обнаружили редкую для них сдержанность. Этому, может быть, отчасти способствовало и то обстоятельство, что 14 октября шел дождь, а непогода всегда расстраивала парижские манифестации. Так или иначе, но опасность миновалась и теперь, до открытия заседаний законодательного корпуса, вероятно, ничего особенного не произойдет.

Многие ожидали, что, в случае благополучного исхода дня 14 октября, созвание это будет ускорено, но такие надежды не оправдались. Никакого декрета о перемене срока созвания не появилось, а парижские дополнительные выборы назначены на 22 ноября, что заставляет предполагать, что законодательный корпус ранее 29-го числа того же месяца так-таки и не будет созван.

Как бы в вознаграждение за это, правительство возвестило о внесении в государственный совет двух законопроектов весьма либерального свойства. Один из них относится до возвращения муниципальным и общинным советам права избирать мэров из своей среды; другой имеет в виду введение дарового обучения. Обе меры могут произвести весьма благоприятное впечатление, если только они не будут обставлены разными ограничениями и оговорками, которыми столь охотно портит французское правительство все более или менее либеральные мероприятия, принимаемые им за последнее время.

Испанские кортесы намерены, кажется, наконец приступить к избранию короля. На предварительных собраниях депутатов всех монархических фракций, большинство до сих пор оказывается на стороне герцога Фомы Генуэзского, который, как мы это предсказывали уже несколько времени тому назад, и будет, по всей вероятности, выбран; при чем, само собой разумеется, маршал Серрано останется регентом. Что-то скажет тогда папа, у которого, с возведением на испанский престол итальянского принца, не останется ни одного искреннего сторонника между европейскими государями?

Неужели и после этого удара Пий IX не откажется от созвания в Риме того пресловутого псевдовселенского собора, которым собирается он насмешить Европу?

Всемирная иллюстрация. - СПб., 1869 г. № 44 (25 октября)

Еще по теме