ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА
17 июня 1869 года
Минувшая неделя была необыкновенно богата законодательными мерами, хотя и не относящимися до каких либо коренных и органических реформ, но все-таки занимающими видное место в общем строе совершающихся у нас по всем отраслям государственной администрации преобразований.
Многочисленность этих мер не позволяет нам распространиться о каждой из них в нашем кратком еженедельном обзоре, а потому мы и ограничимся самым кратким изложением их сущности.
Прежде всего занесем в нашу летопись, с искренней радостью и глубокой благодарностью за русское простонародье, несколько мер, имеющих целью развитие народного начального образование. Меры эти состоят:
1-е в учреждении особых должностей инспекторов народных начальных училищ в 33 губерниях, в которых уже действуют земские учреждение, и в Бессарабской области;
2-е в представлении министру народного просвещение, не выходя из размеров общей, ассигнованной в распоряжение его суммы на народные училища:
а) открывать в значительнейших селениях образцовые училища, частью двухклассные, но предпочтительно одноклассные;
б) снабжать лучшие вообще народные училища учебными пособиями и поощрять денежными выдачами лиц, отличающихся по народному образованию;
в) выдавать стипендии в размере 100 р., тем из предназначаемых в священнослужители, окончившим курс воспитанникам духовных семинарий, которые будут избраны земством или обществами в учителя содержимых ими народных начальных училищ и
г) поддерживать пособиями, преимущественно временными, училища, содержимые духовным ведомством, земством, сельскими обществами и частными лицами.
На все эти пособия с будущего года назначается ежегодно особая сумма в 360,000 р., а в нынешнем году выдается 202,000 р., из которых 100,000 назначается на постройку домов и первоначальное обзаведение вновь открываемых образцовых народных училищ, а 102.000 назначается на их содержание и прочие расходы.
Будем надеяться, что перечисленные нами меры составляют только первый шаг на плодотворном пути правительственного содействие народному образованию и приветствуем их с тем большею радостью, что по самому свойству своему они обнаруживают намерение правительства, помогая этому святому и великому делу, предоставить однако ж широкую свободу народному почину в его дальнейшем развитии. Законодатель в этом случае вдохновился прекрасным примером английского правительства, которое, не жалея денег на помощь народному образованию, тем не менее не признает отнюдь за собой права захватить его исключительно в свои руки.
Не менее благие результаты, хотя и в другом отношении, обещает мера, которой поселение в привислянском крае, не имеющие городского характера, переименовываются в посады. Мера эта, с одной стороны, облегчает тяготы жителей названных поселений, отменяя сборы с них в пользу городских касс, а во-вторых уничтожает искусственные центры шляхетства и среднего сословия в местностях, вовсе в них не нуждавшихся, и передает общественное управление этими местностями в руки народа. В привислянском крае такая передача весьма важна, потому что она ослабляет значение тех элементов народонаселения, в которых всего чаще проявляется враждебность к законному правительству.
Упомянем затем о распоряжении, которым на острове Сахалине устраивается новый центр тяжелых каторжных работ. Это распоряжение имеет впрочем временный характер и сахалинская каторга устраивается в виде опыта. Время покажет, насколько были справедливы предположения о том, что остров Сахалин, несмотря на свое пограничное положение, может служить удобным и целесообразным местом каторжных поселений.
Другая мера, тоже относящаяся к области улучшении в нашей пенитенциарной системе, состоит в дополнении статей нашего судебно-уголовного производства обращением всех денежных пень, взимаемых в виде уголовного наказание, в капитал, назначаемый для постройки новых мест заключении, сделавшихся столь настоятельно необходимыми с введением судебной реформы, в столь многих случаях придающей тюремному заключению характер меры карательной, а не предупредительной. Мера эта—довольно важный шаг к решению тюремного вопроса, до сих пор, увы! еще мало подвинувшегося вперед у нас.
Упомянем наконец для памяти об утверждении устава международного банка в Петербурге, не входя ни в какие соображение на счет того, насколько ощущалась у нас потребность в подобном учреждении, во многих своих подробностях напоминающем французское общество Движимого Кредита, не оказавшего никаких особенных заслуг французским финансам, а напротив, значительно способствовавшего развитию во Франции страсти к рискованным и не совсем-то чистым денежным предприятиям.
Переходя затем к иностранной политике, мы должны прежде всего дать краткий отчет о последствиях, которые имели последние событие во Франции, хорошо уже известные читателю.
Событие эти сложились так, что правительству Императора Наполеона настояла неотложная необходимость высказать свои намерения в будущем. Результаты выборов и уличные беспорядки обнаруживали во французах весьма серьезное недовольство правительством и правительству этому нельзя было пройти полным молчанием целого ряда весьма многознаменательных демонстраций. Такая необходимость нарушить свое сфинксов молчание, была, конечно, очень не по сердцу Наполеону, который за последние годы по-видимому все более и более полагает всю государственную премудрость в упорном отмалчиванье от всех обращаемых к нему требований нации, а когда становится невозможным сохранять долее молчание, старается отделаться заявлениями самого двусмысленного свойства.
В настоящем случае император остался верен своей обычной тактике и французы имели на этой неделе несколько «сфинксовых изречений» тюильрийского оракула, над которыми и до сих пор ломают себе в недоумении головы парижские политики.
Во-первых один из депутатов большинства, некто барон де Мако вдруг, ни с того, ни с сего, почувствовал потребность написать императору письмо по поводу последних беспорядков. В этом письме он с «доблестной откровенностью» (на которую, разумеется, предварительно было испрошено разрешение) требовал у императора, от имени своих избирателей, чтоб он энергически воспротивился «гнету мятежных страстей»... Наполеон не только не нашел неуместными поданных ему таким образом советов, но еще и отвечал советчику весьма любезным письмом, общий смысл которого был таков, что он совершенно согласен с г. де Мако и потачки революционерам не даст. Письмо это, конечно, было истолковано в смысле реакционном и такое впечатление еще более усилилось, когда известный барон Жером Давид, рьяный реакционер и один из предводителей пресловутого реакционного клуба «Аркадцев», получил орден почетного легиона большого креста.
Эта награда человека, всегда стоившего в законодательном корпусе за крайне реакционные меры, еще более подчеркивала смысл письма к барону де Мако. Случилось, однако ж так, что именно этот самый эпизод дал Наполеону случай сделать диверсию в обратном смысле и еще раз сбить с толку общественное мнение. Президент законодательного корпуса, Шнейдер, до сих пор еще не имеющий большого креста почетного легиона, обиделся отличием, оказанным Жерому Давиду, который состоит в звании вице-президента того же законодательного корпуса, и подал в отставку. Наполеон не принял этой отставки и прислал ему письмо, в котором довольно энергически протестовал против приписываемых ему слухами реакционных намерений и напротив обещал дальнейшее «развитие либеральных учреждений». После это последнего пассажа, парижане пришли в окончательное недоумение и пребывают в нем даже и до сих дней.
Между тем французское правительство продолжает весьма усердно свою борьбу с оппозицией в виду еще предстоящих впереди столкновений по поводу выборов. Теперь уже известно, что в Париже предстоят новые выборы, так как и Бансель и Гамбетта, избранные кроме Парижа и в провинциальных округах, по обычной оппозиционной тактике, отказались от звания парижских депутатов, вполне убежденные, что в Париже на их место будут избраны новые, опять-таки оппозиционные депутаты, которыми таким образом еще усилятся ряды оппозиции.
Анри Рошфор, потерпевший поражение в борьбе с Жюлем Фавром, должен был явиться кандидатом вместо Гамбетты и при таких обстоятельствах избрание его было почти обеспечено. Нужно было во что бы то ни стало заранее предупредить возможность подобного неприятного происшествия, но предупредить вполне легальным образом, потому что иные меры могли, при настоящем настроении умов парижан, привести к весьма прискорбным последствиям.
В этих затруднительных обстоятельствах, на выручку императорского правительства, явилась парижская магистратура, знаменитая своей угодливостью предержащим властям. В течение более чем года Рошфор пересылал из Брюсселя во Францию свой «Фонарь», запрещенный к ввозу во французские пределы и его никто за это не преследовал. Ныне вдруг оказалось необходимым принять крутые меры против ввоза запрещенного издание...
Против Рошфора начат был процесс и суд приговорил его за ввоз «Фонаря» к тюремному заключению и к лишению гражданских прав на три года. Собственно говоря, только эта последняя часть приговора и имеет значение, так как Рошфор в Брюсселе, и засадить его во французскую тюрьму довольно трудно. Дело не в тюрьме, а в том, что теперь избрание Рошфора сделалось законно невозможным, что и требовалось доказать.
16 июня должна была открыться малая сессия французского законодательного корпуса, имеющая, как известно, целью исключительно поверку полномочий вновь избранных депутатов. Ожидают, что прения при этой поверке будут очень бурны, так как опозиция собрала множество неопровержимых доказательств избирательных подкупов и интриг самого предосудительного свойства со стороны правительственных кандидатов. В следующем обзоре нашем, мы, по всей вероятности, получим уже возможность сообщить сведение о ходе этих прений.
В других государствах Западной Европы за это время не произошло ничего особенного.
Всемирная иллюстрация. - СПб., 1869 г. № 26 (21 июня)
Еще по теме
|