ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

16 февраля 1869 года

Так как в нашей газете будет помещена особая статья об университетском юбилейном празднике, то здесь мы коснемся этого события только по отношению Высочайших милостей университету, да по отношению некоторых толков, возбужденных в публике отсутствием на юбилейном празднике депутатов одного из университетов.

Высочайшим рескриптом, данным С.-Петербургскому университету в день его пятидесятилетнего юбилея, Государю Императору угодно было выразить свое «благоволение и признательность» этому ученому учреждению, равно как и уверенность, что ученое сословие университета, проникнутое сознанием своих высоких обязанностей, будет по-прежнему утверждать в многочисленных своих слушателях знания, основанные на истине и добре, а пользующиеся его научным руководством со временем сами окажут услуги отечественному просвещению, государственной и общественной деятельности и, подобно достойнейшим из своих предшественников, сослужат свою службу России.

Эти, высоко-лестные для С.- Петербургского университета, слова Государя Императора, сопровождались заявлением г. Министра Народного Просвещения о том, что Его Императорскому Величеству угодно было учредить на вечные времена при университете 100 стипендий, на 300 р. сер. каждая и сверх того назначить единовременно сумму в 20,000 рублей для пособия бедным студентам.

Нужно ли говорить с каким восторгом, с какой благодарностью были приняты не только университетом, но и всем столичным обществом эти щедрые милости Государевы.

Обращаемся теперь к толкам, о которых было упомянуто выше. Все присутствовавшие на университетском юбилее заметили с удивлением, что в числе многочисленных депутаций от ученых обществ, университетов и высших учебных заведений не было депутации от университета Дерптского. Этот странный пробел становится еще страннее, вследствие тех фактов, которыми его объясняют.

Говорят, что депутация от Дерптского университета своевременно прибыла в Петербург и привезла с собой поздравительный адрес, но адрес этот был составлен на немецком языке. Депутатам было замечено неудобство такой редакции адреса и предложено приветствовать С.-Петербургский университет, если уже не на русском, то по крайней мере на латинском языке, составляющем нейтральный язык ученых сословий, но депутаты, снесшись с пославшим их университетом, отвечали отказом на предлагаемое им изменение и воздержались от участия в юбилейном празднике.

Мы от души желали бы, чтоб передаваемые нами здесь, со слов других газет, толки оказались неверными, потому что образ действия, приписываемый ими ученому учреждению, входящему в число ученых учреждений Российской Империи—более чем странен.

В конце нынешней недели в Петербурге и во многих других городах России праздновался другой юбилей, значение которого имеет огромную важность не для одной только России, но и для всего славянского мира. 14 февраля исполнилось тысячу лет со времени кончины св. Кирилла, просветителя Славян и изобретателя славянской азбуки, известной до сих пор под именем «Кириллицы.»

В Петербурге день этот был отпразднован с особенной торжественностью. Учебные заведения были освобождены от занятий, в Исаакиевском Соборе было совершено торжественное богослужение, в котором священнодействовали все высшие иерархи русской православной церкви, находящиеся в настоящее время в нашей столице. Стечение народа в Соборе было огромное.

После обедни в придворной певческой капелле был духовный концерт, составленный из древнейших песнопений, исполненных на различные славянские «распевы», а вечером происходило торжественное заседание петербургского отдела славянского благотворительного комитета, на котором, между прочим, было объявлено об учреждении Кирило-Мефодиевской премии за лучшие сочинения по вопросам до славянства относящимся, написанные учениками высших учебных заведений. Цель этой премии—поощрять наше учащееся юношество к изучению славянской истории.

В заключение нынешнего обзора внутренней политики России, мы должны заявить, со слов «Московских Ведомостей», о слухе будто наше министерство иностранных дел, по примеру прошлого года, собирается издать сборник дипломатических документов, относящихся до восточного вопроса вообще и нынешней парижской конференции в особенности. Прецедент, созданный прошлогодним опубликованием дипломатических документов, делает этот слух довольно вероятным и потому совершенно понятно, что публика с нетерпением ожидает нового дипломатического сборника, тем более,что она надеется найти в нем окончательное уяснение образа действий нашего кабинета в Греко-Турецкой распре и убедиться на основании подлинных документов в том, о чем она до сих пор имеет возможность только догадываться, т. е. в том, что участие этого кабинета в Парижской конференции обусловливалось мудрой предусмотрительностью, заранее знавшей, что переговоры открывшиеся в Париже вовсе не поставят сочувственную нам Грецию в такое безысходное положение, как ожидали того западные дипломаты.

И действительно, теперь, когда дело конференции кончено, когда дипломатические сношения между Грецией и Турцией восстановлены и константинопольский ультиматум взят назад, оказывается совершенно ясно, что Греция вышла из недавнего испытания без всякого уменьшения своей роли в качестве независимой державы.

Согласие, данное кабинетом Заимиса на декларацию Парижской конференции, сопровождается столькими оговорками в пользу будущей свободы действий Элинского правительства, что оно почти равносильно прежнему ответу этого правительства на Турецкий ультиматум. Греция очевидно вовсе не считает себя связанной в будущем и прямо, откровенно говорит это державам, вмешавшимся в ее распрю с Турцией. Если державы эти довольствуются таким заявлением, то из этого очевидно следует заключить, что они сами считают конференцию не более как паллиативным средством, отстранившим на некоторое время угрожающий взрыв, но отнюдь не уничтожившим возможность этого взрыва.

Что касается до Турции, то она, так храбро сначала выступившая с своим ультиматумом, ныне принимает крайне оригинальное положение. В ответ на заявления Греции, она тоже выговаривает себе свободу действий в будущем, да при том таким тоном, из которого можно заключить, что решение конференции отяготительно для нее и она ожидает только удобного случая, чтоб освободиться от стеснительных условий, налагаемых на нее декларацией.

Обе, еще недавно спорившие между собой стороны, после целого ряда дипломатических совещаний пришли таким образом к statu quo ante и все усилия европейской дипломации привели только к тому, что столкновение отсрочено до первого удобного случая. Стоило, нечего сказать, после этого собираться в отеле набережной д’Орсэ представителям европейских держав, стоило тратить время, бумагу и перья на составление международного обязательства, которое обе обязывающиеся стороны, немедленно после изъявления своего согласия на него, заявляют твердое намерение нарушить, как только представится к этому повод.

А в том, что повод к этому представится скоро, почти нет никакого сомнения. В Греции, после объяснений министерства Заимиса, вместо ожидаемых волнений воцарилось многознаменательное спокойствие. Элины, по-видимому, хорошо поняли смысл фразы «мы еще не готовы к войне», произнесенной во всеуслышание главой нового министерства, поняли, что избавив их от необходимости немедленного разрыва с Портой, чуть-чуть было не созданного турецким ультиматумом, конференция, или вернее сказать Россия, сделавшая конференцию возможной своим преступлением к ней, оказала им громадную услугу.

Ультиматум застал греков врасплох, неприготовленными. Теперь отсрочка разрыва дает им возможность принять все надлежащие меры и участие в министерстве Заимиса некоторых друзей известного сторонника войны Комондуроса прямо указывает на что именно будет употреблено время  которое остается у Греции свободным вследствие этой отсрочки.

Что касается до Турции, то для нее досуг, созданный решением конференции вряд ли принесет какую-нибудь пользу. Блистательная Порта продолжает так сказать барахтаться в целой массе отовсюду возникающих затруднений. Турецко-персидское столкновение хотя и отсрочено до поры до времени, но возможность его вовсе еще не исчезла.

Во внутреннем управлении страной продолжается хаос и бестолковщина, министры и военные начальники сменяются и перемещаются с места на место без всяких понятных причин, в славянских и греческих провинциях Турции господствует крайне  напряженное состояние умов. Только в Кандии стало как будто тише, но люди близко знакомые с делом и тут видят только симптом желания кандиотов не тратить понапрасну своих сил и выждать минуты общего взрыва... А дипломаты, участвовавшие в конференции с самодовольным видом осыпают друг друга взаимными поздравлениями....

Ожидания, высказанные нами в прошлый раз по поводу франко-бельгийского столкновения, оправдались. Брюссельский сенат единогласно принял закон о железных дорогах. Во время прений глава кабинета Фрер Орбан доказывал, что закон этот вовсе не имел враждебного для Франции характера, но заявления его не удовлетворили французское правительство и когда новый закон появился в бельгийской официальной газете, французская правительственная печать опять разразилась градом упреков и угроз и с наивной бесцеремонностью стала доказывать, что Франция должна заставить (?) бельгийское правительство, вопреки конституции, отменить этот закон.

Вслед за тем французский посланник, Виконт де-Лагеронньер выехал из Брюсселя, представил предварительно бельгийскому правительству ноту, в которой новый закон рассматривается с экономической (siс) точки зрения и, разумеется, осуждается. На этом дело покамест и остановилось.

Разрыва между Францией и Бельгией по всей вероятности однако ж не последует, потому что в Тюильери должны конечно понимать, что храбрость бельгийцев не спроста и что за нею кроется уверенность в поддержке со стороны Пруссии. Более чем вероятно, что император Наполеон запишет этот эпизод на приход понесенных им в последнее время дипломатических поражений, да тем и удовольствуется.

Французское правительство поставлено в настоящую минуту в такое изолированное положение, что для него опасно затевать ссору с самым слабейшим противником, потому что у этого противника, кто бы он ни был, всегда найдутся сильные союзники, давно уже выжидающие только удобного случая, чтобы рассчитаться со второй империей за невыносимое положение, созданное ее замыслами и вооружениями для всей Европы, положение вдесятеро худшее, чем война, парализирующее все производительные силы государства, мешающее правительствам сосредоточиваться на своей внутренней политике и держащее всю Европу под гнетом ежечасных опасений.

В Испании учредительные кортесы, приняв отставку временного правительства, избрали до
окончательного своего приговора о будущем правительстве Испании, главой нового временного правительства маршала Серрано, который и принял это звание. Освободившись таким образом от забот о настоящем, кортесы имеют полную возможность приступить наконец в тому делу, для которого они созваны, т. е. к определению окончательной формы правления и к избранию короля, в случае если будет провозглашена ими конституционная монархия.

Надо от души желать, чтоб испанское учредительное собрание, поскорее произнесло свое решение, потому что всякая дальнейшая отсрочка только продолжит ту анархию, которая господствует в настоящее время в Испании.

Всемирная иллюстрация. - СПб., 1869 г. № 8 (19 февраля)

Еще по теме