ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

Западная жизнь

«Марсельеза» Рошфора. — Ея характер и форма.— Успех первых номеров.—Изгнание из пределов Франции испанских эмигрантов. —Запрос Рошфора. — Продолжение министерского кризиса.— Газета Луи Ульбаха «Колокол» —Театральный мир. —Новая комедия Кадоля.—Вопрос о пошлине на бедных.— Парижское торжество г-жи Девериа. - Новости мнимо-вселенского собора. — Поведение дипломатов. — Внезапный отъезд архиепископа Безансовского. — Манифест сыновей Людовика XVII, - Реклама одного из них.—По поводу смерти кардинала Пентини.—Альберт Брутлер.

***

Вот уже пять дней, как весь Париж и в особенности рабочие предместий, читают «Марсельезу» Рошфора. Журнал этот не нуждался, ни в рекламе, ни в пространном объяснении своей програмы. Всякий знал, с чем выступит опять Рошфор перед парижской публикой. Он объявил, в первой же статье, что «Марсельеза» вовсе не намерена дополнять собой список остальных мнимо-радикальных газет. В ней избиратели первого округа найдут своего непосредственного выразителя. Народу, пославшему в палату Рошфора, надо было иметь свой публицистический орган. Кроме политического знамени, «Марсельеза» водрузила и знамя социальное: половина газеты посвящена рабочему вопросу. Этим отделом заведует верный адъютант Рошфора—Мильер. Наружность газеты не особенно изящна. Она имеет все рубрики ежедневных парижских журналов, создавшихся по типу «Фигаро». Со второго дня ее появлении, несмотря на то, что министр Форкад запретил ее продажу в бульварных киосках и по улицам, тираж достиг 80,000 экземпляров. Такой успех говорит сам за себя!...

Рошфор сделал в палате запрос, по поводу изгнания испанских эмигрантов из Парижа. Положение иностранцев во Франции—самое шаткое. Закон 1849 года дает администрации право удалять всякого иностранца в 24 часа. Бывший депутат в кортесах Пауль и-Ангуло, бежал после сентябрьского восстания в Париж, и на днях, на банкете в Сент-Манде, произнес речь, которая не понравилась г-ну Форкаду. Он воспользовался ею, чтобы изгнать не только Пауло, но и всех испанских эмигрантов из Парижа. Рошфор не мог не протестовать против этого акта насилия; но остальные депутаты левой не поддержали его ни единым звуком. Между ними теперь—глубокая пропасть.

Министерский кризис продолжается. Император каждый день меняет желания и совещается то с Руэром, то с Олливье, то с Форкадом. Он чувствует необходимость проститься с теперешним министерством и, в то же время, не хочет серьезно предоставить палате ее долю правительственной инициативы.

Радикалы пустили слух, что будто император переговаривается, через посредство Тьера и Гизо, с Орлеанской фамилией, предлагая ей возврат во Францию и возвращение захваченной собственности, если члены ее пожелают породниться с императорским домом, выдав одну из принцесс за императорского принца. Во всяком случае, несомненно то, что Тьер за все время поверки выборов не протестовал ни одним словом в деле официальных кандидатур. Шум и гам стоит все такой же в законодательном корпусе. Без всякого зазрения совести большинство палаты подтверждает выборы и доказывает, своим поведением, что оно готово абсолютно слушаться велении главы государства.

Кроме «Марсельезы», на газетном рынке Парижа появился еще ежедневный орган с республиканским направлением: Луи Ульбах, известный также под псевдонимом Феррапоса, превратил свои еженедельные книжечки, носившие заглавие: «Колокол», в ежедневную газету. Ульбах—искренний республиканец; но неизмеримо более умеренный, чем Рошфор. Он желает сделать свою газету органом массы парижских избирателей и их депутатов, составляющих ядро оппозиции. Форма и рубрики «Колокола» опять-таки по типу «Фигаро». Он, конечно, не будет иметь такого успеха, как газета Рошфора, в которой не только звучит более высокий тон, но и больше смелости, жизни и молодости.

Театральный сезон Парижа вступил в период святок. Комедии Ожье все еще держатся на афише французского театра. Кадоль, молодой писатель с дарованием, потерпевший неуспех на театре «Клюпи», поставил новую комедию «Lа Ьеllе аffаirе», которая показала опять его игривый талант в выгодном свете. Эта вещь незатейлива по содержанию; но в ней есть здоровый реализм, бойкость и сценичность. Вечно юный Обер поставил опять оперу «Lе геvе d'аmоur». Она оказалась, ни лучше, ни хуже его последних старческих произведений. Есть мелодии в сентиментальном вкусе и чистенькая оркестровка, но ничего больше. Таков отзыв самых снисходительных судей. Обер замечателен по своей живучести. Его музыкальная карьера зародилась почти с нашим веком...

Вопрос о театральном сборе на бедных, тяготеющем над театрами Парижа, придет скоро к какому-нибудь разрешению. Комиссия, занимавшаяся им, останавливается, как слышно, на половинной мере, т. е. на сокращении, а не на уничтожении этой пошлины. Министерство двора и префектура отказались от своего права на даровые места в частных театрах Парижа. «Общество драматических писателей» вовсе не сочувствует уничтожению пошлины на бедных, потому что агенты ведомства общественного призрения, занимающиеся каждый вечер во всех театрах Парижа контролем сборов, доставляли этому обществу цифры, необходимые для получения авторских процентов.

Весь элегантный Париж увидал, наконец, петербургскую театральную звезду, г-жу Девериа. Она дебютировала в оперетке Эрве «Lеs Turcs». Рецензенты и фешенебли первого представления нашли г-жу Девериа не только эффектной и красивой, но искусной в изящном обнажении своих прелестей и в газировании всех скоромных мест роли. Г-жа Девериа засияет светилом первой величины на горизонте скандальных театриков Парижа.

Что делает мнимо-вселенский собор? Начались секретные собрания. Французские прелаты, собирающиеся на частные совещания, обратились к папе с протестом против слухов, распространяемых об их оппозиционном духе. Посланники и поверенные по делам являлись к кардиналу Антонелли, напомнить ему, что если собор постановит какое-нибудь решение, противное законам их стран, то правительства не будут их признавать. Когда последний посланник явился к Антонелли, тот принял его следующими словами, в сопровождении приятной улыбочки:

— «Я уже шесть раз слышал то, что его превосходительству угодно сообщить мне; но я, тем не менее, весьма счастлив видеть его превосходительство».

Все уже приготовлено на случай смерти папы.

Собор будет приостановлен и созван вторично новым первосвященником. Французские прелаты, хотя и протестовали по части своего правоверия, но далеко не показывают примера кротости и смирения. Кардинал-архиепископ безансонский— монсиньор Матье, имел весьма горячий разговор с кардиналом Антонелли, после которого он в тот же вечер покинул Рим и отправился во Францию, нарушив тем обязательство, данное всеми прелатами, не покидать вечного города до окончания собора. На границе остановили монсиньора Матье, попросивши его подождать немного, пока придет ответ свыше. Он согласился. Телеграфировали кардиналу Антонелли, Антонелли побежал к папе и папа отдал приказ: пропустить архиепископа безансонского. Если так пойдет дело, то собор превратится в муравейник перебранок и скандалов. Уже и теперь Антонелли сильно побаивается; сам же папа —невозмутим и очень доволен своей идеей.

Письмо графа Шамбора, появившееся во французских газетах, разбудило надежды легитимистов. Но безобидный претендент забыл о существовании двух своих двоюродных братьев, детях Людовика XVII, которые заявляют свое право на престол Франции. Эти два потомка Гуго-Капета напечатали свои притязания в английских журналах. В частной жизни их зовут Вильям и Август Мевес, но они подписали свой манифест: «Гильом и Огюст де Бурбон». Они опираются в своих притязаниях на толстую книгу, напечатанную им и в прошлом году, с целью доказать, что отец их Августин Мевес, знанием миниатюрный живописец, был истинный Людовик XVII, бежавший будто бы из тюрьмы «Тампль». В том же журнале «Standart», где появилась прокламация братьев Мевес, стоит в обявлениях:

«Г-н Вильям Мевес имеет честь известить почтеннейшую публику, что он играет на корнет-а-пистоне, на балах и концертах, за весьма сходную цену. Вместе с тем он дает уроки на корнете и кларнете».

По поводу смерти кардинала Пентини и интриг между прелатами, один английский журнал вспоминает эпизод из министерской карьеры Вальполя, самого знаменитого совратителя парламентского большинства. Вальполь был накануне решительного голосования в Палате Лордов. Он предвидел, что светские лорды разделятся пополам; но духовные все будут против него, за исключением архиепископа кентерберийского. Вальполь пустил в ход свое глубокое знание человеческой природы. Он стакнулся с другом-архиепископом. Тот слег в постель и распустил слух, что отчаянно болен. В день заседания он совсем издыхал и начал хрипеть. Лондон узнал, что примас королевства находится в агонии. Вечером в палате все почти епископы оказались в отсутствия. Ни один из них не хотел скомпрометироваться в глазах правительства, надеясь быть назначенным в преемники умтрающему архиепископу.

Международная полиция действовала на этих днях с особенной энергией, для поисков и арестования изящного мошенника Альберта Брутлера, венгерского уроженца, бежавшего из Вены, с чужими векселями на дом Ротшильда, суммой в 300,000 фр. Этого «кавалера индустрии» газеты изображают, как самый изящный образец новейших плутов. Его арестовали в Лондоне, где он успел уже спустить 150,000 фр.

Авенир Миролюбов.

Всемирная иллюстрация. - СПб., 1870 г. № 53 (1 января)

Еще по теме