ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

15 декабря 1870 года

Истекшая неделя была крайне скудна в области внутренней политики. Впечатление общей военной повинности и вопрос о нейтрализации Черного моря, (говорят, конференция соберется к 3 января н. с.) составляет и до сих пор главную тему разговоров. Как слышно, правила о наборе и службе в воинских чинах разрабатываются в двух комиссиях и рассылаются по министерствам. Дело ведется энергично и к январю месяцу мы, может быть, узнаем главные основания.

Декабрь и январь месяцы — это время земских собраний. Так, в самое последнее время открыты собрания: Петербургское, Псковское, Ярославское, Нижегородское; Калужское не состоялось.

Местное хозяйство, пути сообщения, народное образование и гигиена, переложение повинностей—вот главные темы обсуждений. Железнодорожная горячка значительно ослабла и нельзя не порадоваться этому, так как слишком деятельная приманка капиталов в эту сторону шла в ущерб многим другим отраслям расходов. Само собой разумеется, что и недоброкачественность администрации компаний, (напр. Болотовской), и самих уставов (напр. Тамбовской) сильно повлияла на это охлаждение, от которого, до выработки новых уставов, по нашему мнению, можно ждать только пользы.

С театра войны особенно крупных известий за истекшую неделю нет. Самыми значительными битвами были: бой при Амиене (разбита северная армия) и занятие пруссаками Нюи (18 декабря). Последняя битва длилась около 5 часов и с обеих сторон убито около 2,000 человек. 16 и 17 пруссаки заняли Вандом и Эпюизо, а 23 самый Тур; Тур вывесил белые флаги почти без боя. Только 30 гранат было пущено в город. Подобная уступчивость, без сомнения, была сделана по заранее обдуманному плану временного правительства. Любопытно будет знать, двинутся ли пруссаки на Бордо? Мы думаем, что — да.

Парижане продолжают вылазки; Трошю дрался со стороны Стэна; мелкие стычки по обоим берегам Луары не приводят ни к каким положительным результатам; есть, впрочем, основание полагать, что обе луарские армии соединились у Леманса. Сколько в них войска, куда они двинутся — это определит ближайшее будущее. Надобно ждать крупных известий. Задержка бомбардирования Парижа, не освещаемого более газом, вызвала в германской журналистике довольно сильную полемику, идущую и до сих пор, и довольно характерным является замечание «Крестовой Газеты», органа прусского юнкерства, еще недавно выражавшейся с безусловным презрением о французах, что

«надо отдать им справедливость, они, несмотря на поражения, не теряют мужества... Они делают задачу наших войск поистине не легкой и, пожалуй, храбрым солдатам нашим придется выдержать столько же, а пожалуй еще и больше, затруднений и битв, чем в первые периоды этой войны».

Действительно, французы не унывают. По слухам, в Париже составился «Комитет национальной войны», с целью образовать волонтеров для участия в особой экспедиции. Комитет этот принят был Жюлем Фавром, представившим правительству другой подобный проект, учреждение «Стрелков республики». Этим проектам невозможно приписать какой-нибудь положительной пользы, но они свидетельствуют, все-таки, о том упорстве, с которым нация, обманутая и обессиленная, стремится к возможному, или, лучше, едва ли возможному восстановлению своего имени.

Более практичен декрет Гамбетты, подписанный в Бордо, которым мобилизируются местные жандармы, для обеспечения полиции в тылу армии. Как сказано в декрете, в аррьергарде каждой армии устанавливается постоянный военный суд; командующий жандармами будет подчинен непосредственно военному министру; инструкция жандармов:

1) следовать за армией и запирать все проходы и

2) задерживать беглецов и препровождать их в отряды.

Беглецом будет считаться всякий не раненый, отставший от армии, и военному суду будут подлежать все военные, кричащие «Спасайтесь кто может! нас преследуют».

Последние слова декрета, равно как и самая цель жандармов, лучше всяких комментариев говорят о глубокой деморализации, существующей в войске. Призывы к бегству были бы еще мыслимы в армии низверженного правительства, но существование их в армии народной, ополчившейся на защиту своих очагов, жен и детей, — факт неутешительный, стоящий сам по себе многих поражений.

Насколько мы помним, ни в нашу отечественную войну, ни во время войн Испании против Наполеона I, правительство не бывало понуждаемо к устройству в тылу армии жандармов и люди шли не из-за страха смертной казни. Мы далеки от мысли видеть всю французскую силу зараженной нравственной паникой, но самая возможность декрета Гамбетты кажется нам весьма и весьма печальной.

Крайне грустные явления начинают проявляться и в том направлении, которого до сих пор во Франции не проявлялось. Мы говорим об убийстве начальника батальона национальной гвардии в Лионе, Круа Русса. Он был схвачен шайкою негодяев и расстрелян. Убийству предшествовало некоторое подобие суда. Город Лион поражен негодованием, но совершенно спокоен, как говорят депеши ронского префекта. Самый факт и обстановка убийства напоминают собой время террора.

Несмотря, однако, на все это, улучшение в составе и духе французских войск все-таки несомненно. Как выше сказано, сами пруссаки, презиравшие императорские войска, начинают относиться с большим уважением к республиканским. С таким уважением говорит о них Бисмарк, в циркулярной ноте, разосланной ко всем кабинетам,—исключая из этого уважения французских генералов Дюкро, Барраля и Камбриэля, бежавших из плена, дерущихся против Германии и тем изменивших своему честному слову.

Мы не считаем себя вправе обсуждать, в беглом очерке, правоту или виновность этих людей. Нам сдается, однако, что нарушение слова никогда и ни в каком случае не может быть допускаемо; мы стоим за абсолютную святость его, раз оно дано; но мы стоим также и за то, что нарушение слова равно бесчестно для всех и каждого, для французов и немцев, для англичан и турок. Рука об руку с этим вопросом поднимается и другой вопрос: если слово нарушено с одной стороны, оправдывается, или нет, нарушение слова другой стороной, на основании первого нарушения? Этот вопрос крайне любопытен и поучителен, но разбирать его здесь не место и мы обходим его.

Европейская печать, особенно в недружелюбных к нам Англии и Австрии, продолжает тревожить и разжигать черноморский вопрос. Вопросу этому, по-видимому, хотят дать целый ряд преобразований и сделать его, сначала, Дунайским, а потом, что уже очень близко, Славянским. Призрак панславизма, являющийся так некстати и неприветно в Венский Гофбург, преследует австрийцев по пятам.

Не успело умолкнуть впечатление, произведенное чешским меморандумом, как уже с берегов Дуная, сообщает газета «Сербия», приходят вести о том, будто Англия всеми силами старается восстановить Сербию и Грецию против России. Но, подобно чехам, сербы и слышать не хотят об этом; напрасно сулит Англия Сербии—в подарок Боснию, а Греции — Кандию и Фессалонику. Ни Сербия, ни Греция не поддаются этим сладким обещаниям и знают, что Турция не может противопоставить России никакой решительно армии, так как вся она уйдет на сохранение порядка внутри страны.

В этих происках своих Англия продолжает оставаться верной себе: ловить рыбу в мутной воде. На открытое сопротивление у нее не хватает энергии. Так точно поступила она и в люксембургском вопросе. Дело маленького Люксембурга потухает в сиянии огромного зарева войны. Люксембургская палата, в первом заседании своем, представила королю своему адрес, с выражением чувств верноподданнических; она открыто заявила, что не считает страну виновной в нарушении нейтралитета и

«Молит его величество спасти Люксембург и не допускать, чтобы кто-нибудь мог распоряжаться его политическим бытием, без свободного согласия его населений».

Кажется, что палате опасаться нечего. Берлинские корреспонденты «Тimes» и «Independance Belge» одновременно сообщили, что в Берлине вопрос этот получает более миролюбивый характер и Пруссия не намерена, будто бы, давать дальнейшего хода своему циркуляру. Депеша короля Вильгельма королю Нидерландскому, не оставляет более сомнения: вопрос кончен.

Война. Панорама окрестностей Парижа и его фортов

Только что получено известие о начале бомбардирования Парижа. Первые выстрелы осадной артиллерии направлены были на редуты Монт-Аврона. Драма войны будет считать, следовательно, одной печальной картиной больше... и какой картиной?!. . .

(См. «Всей. Иллюстр.» №№ 88 и 101, редуты находятся между фортами Ноази и Росни).

Всемирная иллюстрация, № 103 (19 декабря 1870 г.)

Еще по теме