ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

11 ноября 1869 года

Прошедшая неделя ознаменовалась событием высокой важности в нашей внутренней политике. 4-го ноября в «Правительственном Вестнике» был обнародован Высочайший рескрипт, данный на имя управляющего 11-м отделением собственной Его Императорского Величества канцелярии, статс-секретаря князя С. И. Урусова. В рескрипте этом возвещалось о назначении князя председателем пересмотра действующих ныне постановлений о цензуре и печати и для приведения их в «надлежащую систему, ясность и полноту».

Одновременно с упомянутым рескриптом, обнародован был и список лиц, назначенных членами новой комиссии. В неё вошли: со стороны 11-го отделения собств. Е. И. В. канцелярии сенаторы Бреверн и Брун; от министерства внутренних дел—начальник главного управления по делам печати, тайный советник Похвиснев и члены того же управления, действит. статские советники Китинцин и Еленев; от министерства юстиции, — сенаторы Любощинский, Турунов и Полнер. Делопроизводителем комиссии назначен чиновник по особым поручениям при министре внутренних дел, статский советник Капнист.

Согласно с установившимися уже в нынешнее царствование преданиями и обычаями, Высочайший рескрипт, нас занимающий, указывал и на главные черты того важного дела, которое поручалось им вновь создаваемой комиссии. В нем говорилось, что правила о цензуре и печати, изданные на основании указа 6-го апреля 1865 года, были, при переходном тогда положении судебной части, изданы только в виде опыта.

Введение в действие судебных уставов 20-го ноября 1864 года в значительной части империи, показало, что эти правила во многих отношениях неудовлетворительны и не могут служить достаточно положительным руководством при судебном преследовании. Между тем, закон, по словам рескрипта, «предоставляя отечественной печати возможные облегчения и удобства, должен, вместе с тем, вооружить как административную, так и судебную власть надлежащей силой, для отвращения вредного влияния, могущего произойти от необузданности и неумеренности печатного слова».

В заключение рескрипт выражал Высочайшую надежду в том, что как председатель, так и все члены новой комиссии, исполнят свой долг, с твердостью и добросовестностью, не подчиняясь никаким увлечениям».

В приведенных нами выражениях Высочайшего рескрипта, заключается, как нам кажется, довольно ясно и полно очертанная программа. Уставы о печати 6-го апреля 1865 года признаются неудовлетворительными именно потому, что, со введением судебных уставов, оказываются недостаточным руководством для судебного преследования. Из этих слов кажется можно ясно заключить, что главная цель законодателя—сосредоточить надзор над печатью в руках суда. Рескрипт говорит далее, что закон должен вооружить, как административную, так и судебную власть, надлежащей силой, для отвращения вредных последствий от необузданности и неумеренности печатного слова, но в нем нет ни одной фразы, которая бы намекала, что, по мнению законодателя, власть административная не вооружена в настоящее время такой силой. Это признается только для власти судебной.

После подобных указаний, мы, конечно, вправе ожидать, что новый закон будет направлен прежде всего, и даже исключительно, к усилению контроля судебной власти над печатью и может смело утверждать, что такой результат трудов комиссии будет встречен с полным сочувствием и русской публикой, и русской печатью. Наше общество далеко от того, чтобы желать для выражения своих мнений безграничной свободы и безнаказанности. Оно настолько уже успело проникнуться чувством глубокого уважения к закону, что вполне признает необходимость и пользу подчинения ему всех проявлений общественной жизни и деятельности.

Если бы, действительно, кто вздумал у нас злоупотреблять до необузданности и неумеренности печатным словом, громадное большинство нашего общества всегда бы признало вполне заслуженной всякую законную кару за такое злоупотребление.

Итак, усиление контроля судебной власти над печатью, может быть вполне признано важным шагом вперед в законодательстве, касающемся печати. Оно составляет важный шаг вперед уже и потому; что немыслимо иначе, как при строгом, ныне не существующем, разграничении прав контроля суда и администрации над печатным словам. Временные правила, изданные в виде опыта на основании указа 6-го апреля 1865 года, допускали значительное смешение прав того и другого из этих двух факторов государственной власти, и корень неудовлетворительности этих правил лежит именно в подобном смешении.

Практика показала, что контроль администрации, в том виде, как он существует, иногда парализировал контроль суда, заставляя прибегать пишущих к разным уловкам и ухищрениям, помогавшим им ускользать из под применения закона, а с другой стороны, безапелляционность административных мер вела порой к применениям их к печати к таких случаях, в которых судебная власть никогда бы не признала возможности и уместности каких-либо карательных мероприятий, как показало это лучше всего недавно несколько процессов, кончившихся полным оправданием таких подсудимых, против которых власть административная признала необходимым начать судебное преследование.

Никто, конечно, не решится доказывать, что такое положение дела составляет идеал законоположений о печати, в особенности в стране, где, как у нас в России, печать эта, почти без всяких исключений, безусловно предана одному делу, поглощена одной мыслью—оказывать правительству всю зависящую от нее помощь и поддержку в его деятельности, безусловно сочувственной громадному большинству русского общества.

Поставить русскую печать на почву положительного права, «уничтожить ее нынешнее шаткое и неопределенное положение», дать этой отрасли русской отечественной деятельности такой же, на строгой законности основанный простор, каким пользуются уже другие отрасли упомянутой деятельности—такова, очевидно, задача, начертанная законодателем новой комиссии, а имена ее председатели и большинства из ее членов ручаются, по-видимому, за то, что задача эта будет исполнена с блестящим успехом.

В области иностранной политики, самым выдающимся фактом прошедшей недели является манифест «левой стороны» французского законодательного корпуса. Манифеста этого ожидали уже давно и по поводу его составления ходили слухи о серьезном расколе в оппозиции. Утверждали, что новые депутаты, принадлежавшие к партии так называемых «непримиримых», склоняются на сторону тех парижских демагогов, представителем которых в палате собирается явиться Рошфор.

Слухи эти однако ж не оправдались. Манифест оппозиции появился за подписью всех ее наличных членов, за исключением только одного выжившего из ума старика Распайля. Имена Гамбетты, Бакселя и Жюля Ферри, стоят в нем рядом с именами Жюля Фавра, Эрнеста Пикара, Жюля Симона, Эжена Пельтана, Гинье Пажеса и прочих членов прежней опознции. Согласие между членами этой фракции палаты оказывается полным и в тоже время программа, ими заявляемая, в главных чертах до того трезва и относительно умеренна, что против нее не признают возможным восставать не только органы средней партии, но даже и большинство правительственных журналов.

Тон этих последних в особенности замечателен. В нем ясно высказываются опасения, волновавшие правительство при мысли, что некоторые из членов оппозиционной партии станут действовать за одно с уличными демагогами Парижа и тем, конечно, еще более усложнять положение дел и без того крайне неблагоприятное для правительства.

Торжественное отречение от этих демагогов, высказанное манифестом, придает особенную знаменательность этому документу. Оказывается, что оппозиция вовсе не намерена возбуждать мятежей и революций, а хочет добиться всех прав и вольностей, которые считает необходимыми для страны—-исключительно на конституционной почве, приняв за исходную точку последние, полулиберальные реформы правительства. Все это заставляет одну из официозных газет, именно «Раtriе», сказать следующую, весьма знаменательную для правительственного органа фразу:

«Мы думали, что левая сторона руководится только одними страстями—оказывается, что у нее есть своя определенная политика».

Само собой разумеется, что самым завзятым из «непримиримых» все это приходится крайне не по вкусу. Их орган «Rарреl», ругает напропалую манифест левой стороны и злоба его понятна.

Появление этого манифеста может сильно подорвать и без того уже поколебленное несколькими неловкими выходками обаяние кандидата «непримиримых» Рошфора, который ныне поставлен, даже и в случае своего избрания, в крайне комическое положение, так как ему придется стоять в палате особняком и даже —что еще хуже—в компании всеми осмеянного, полупомешанного Раснайля.

Катарское восстание еще не кончилось. Официальные австрийские известия, несмотря на всю свою очевидную натянутость, все-таки заставляют догадываться, что австрийские войска далеко не одерживают блестящих успехов над инсургентами. Находящийся во власти последних форт Драгали, преграждающий доступ в восставшую страну, все еще не взят австрийцами и в некоторых венских газетах начинает даже высказываться сомнение в возможности подавить восстание до весны.

В Италии в настоящую минуту происходит один из тех министерских кризисов, которые доказывают, как глубоко укоренились в этой стране, столь недавно введенные еще в ней, конституционные нравы. Дело в том, что на выборах в президенты итальянского парламента, оппозиционный кандидат Ланца (бывший министр) восторжествовал над правительственным кандидатом Мари. Как только выборы кончились, министерство Менабреа тотчас же подало в отставку. Король, однако ж, до сих пор этой отставки не принял и неизвестно чем кончится кризис,—назначением ли нового министерства или же распущением палаты и новыми выборами.

Шансы кандидатуры герцога Фомы Генуэзского на испанский престол начинают ослабевать. В Испании образовалась целая партия, которая противится возведению на вакантный престол несовершеннолетнего принца. В этой партии сгруппировались воедино все враги нынешнего регента Испании, Серрано, и очень может быть, что она восторжествует. Успеху ее однако ж может помешать то обстоятельство, что, кроме герцога Генуэзского, у испанцев не оказывается в настоящую минуту ни одного, хоть сколько-нибудь подходящего кандидата.

Открытие Суэзского канала, ныне уже совершившийся факт. Целый караван судов, предводительствуемый французской императорской яхтой «Орел», на которой находилась императрица Евгения, прошел благополучно из Средиземного моря в Чермное. Новый морской путь в Индию таким образом открыт. Создатель этого пути, Лессепс, получил орден почетного легиона большого креста.  

Всемирная иллюстрация. - СПб., 1869 г. № 47 (15 ноября)

Еще по теме