ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

10 марта 1870 года

Слухи о притязаниях, выраженных в адресах прибалтийских ландтагов, о которых мы упоминали в нашем прошедшем обозрении, продолжали составлять в течении всей прошлой недели главный предмет толков в нашем обществе и в нашей журналистике. Мы не станем упоминать здесь о различных вариантах, появившихся за эти дни касательно самой сущности притязаний прибалтийских ландтагов, а равно и о робких попытках, сделанных некоторыми органами печати, с целью ослабить впечатление, произведенное слухом об этих притязаниях. Дело, очевидно, еще не разъяснилось вполне и из официальных источников мы о нем еще покамест решительно ничего не знаем.

Есть, однако же, повод предполагать, что и в официальных сферах упорство, с которым стараются отстаивать свои устарелые привилегии прибалтийские немцы, начинает признаваться чрезмерным. На такую мысль наводит нас напечатанное на днях в «Правительственном Вестнике» —по-видимому, не без предвзятой мысли—решение правительствующего сената по поводу

«препирательств, возникших между Ревельским магистратом и Эстляндским губернским правлением».

История этих «препирательств», возникших по поводу самого ничтожного частного вопроса, до того поучительна и так ярко рисует нам свойство немецкой псевдо легальной оппозиции в Эсто-латышском крае, что мы считаем не лишним изложить в нескольких словах сущность этого дела.

В 1866 году в Ревель прибыл из Петербурга сапожный мастер, немец Гейнрихсен. Он желал открыть в Ревеле сапожное заведение и, по установленному порядку, просил разрешения на это у городского магистрата. Магистрат отвечал ему, что для этого он должен записаться в граждане города Ревеля, сообразно с действующим в этом городе порядком. Гейнрихсен, ссылаясь на Высочайшее повеление, которым каждому ремесленнику, получившему патент мастера, предоставляется свободно отправлять свое ремесло во всех городах Российской Империи, доказывал, что он вовсе не обязан исполнить требование ревельского магистрата.

Эстляндское губернское правление согласилось с этими доводами, но магистрат не признал такого решения окончательным и довел дело до правительствующего сената, доказывая, что Высочайшее повеление, на которое ссылалось Эстляндское губернское правление, не упоминает ничего об отмене особых ремесленных правил, действующих искони в Ревеле, а следовательно, и не уничтожает их силы. Правительствующий сенат, конечно, не признал справедливости такого странного толкования и решил оставить без уважения протест ревельского магистрата.

Если б рассказ об этих «препирательствах> не исходил из чисто официальных источников, ему, пожалуй, трудно было бы и поверить. Не совсем-то легко представить себе тот факт, что у нас в России могло найтись городовое управление, не признающее обязательным для себя Высочайшее повеление, касающееся всех городов Империи, и осмеливающееся, в виду такого повеления, ссылаться на какие-то устарелые привилегии.

Надо от души радоваться, что история «препирательств», возникших по делу Гейнрихсена, обнародована «Правительственным Вестником». Теперь у русской печати, в спорах ее с немецкой печатью Эсто-латышского края, есть твердая, фактическая опора. Всякий раз, когда прибалтийская пресса станет обвинять русские газеты в несправедливости их обличений порядков, до сих пор существующих в эсто-латышских губерниях, напоминание о деле Гейнрихсена будет служить для русской печати неотразимым аргументом.

Так как мы уже стоим на почве так называемого Балтийского вопроса, то считаем необходимым прибавить, что, по слухам, появившимся уже в ежедневных газетах, приезд в Петербург попечителя Дерптского учебного округа, г-на Жерве, имеет связь с проектом перевода управления этого округа из Дерпта в Ригу.

В сферах высшей государственной администрации состоялось на днях новое назначение. Директор департамента таможенных сборов, князь Оболенский, назначен товарищем министра государственных имуществ и, на время заграничного отпуска генерал-адъютанта Зеленого, — управляющим этим министерством.

В иностранной политике наступило относительное затишье. Французский законодательный корпус, собравшись после праздников карнавала, почти сейчас же снова отсрочил на восемь дней свои заседания. Эта отсрочка произошла по просьбе министерства, вследствие накопления дел в различных комиссиях палаты. Таково официальное ее объяснение, но по слухам, идущим из достоверных источников, истинная причина отсрочки несколько иная. Дело состоит в действительности в том, что министерство находится в весьма затруднительном положении по римскому вопросу и не знает, что ему отвечать на готовящийся по этому предмету запрос оппозиции.

Эмилю Олливье очень бы хотелось опереться на палату в многознаменательной и энергической
манифестации против провозглашения догмата папской непогрешимости, и его стесняет в этом случае то обстоятельство, что товарищ его по министерству иностранных дел, граф Дарю, уже начал, как известно, прямые переговоры с Римом и переговоры эти до сих пор не привели ни к какому определенному исходу.

На дипломатическую ноту Дарю, папское правительство все еще медлит ответом и медлит, кажется, не без умысла. Есть слух, что оно намерено сначала провозгласить догмат папской непогрешимости, а потом уже отвечать французскому правительству в том смысле, что «сделанного дескать не воротишь». . Такой прием вполне достоен той иезуитской тактики, которая в настоящее время преобладает в Ватикане.

Нет почти никакого сомнения в том, что на подобную выходку французское правительство ответит открытым разрывом с Римом. Если верить последним известиям, то первый шаг к такому разрыву уже сделан. Французский посланник при папском дворе Боннвиль, уже выехал из Рима, а за этим отъездом, вероятно, последует вскоре и отозвание французских войск из папской столицы...

Весьма может статься, что и этим дело не ограничится. Постоянные переговоры, идущие в последнее время между французским министром иностранных дел и дипломатическими представителями России, Австрии и Италии при Тюильрийском дворе, как будто намекают на какую-то коллективную манифестацию этих держав, хотя в настоящую минуту еще очень трудно угадать, в чем именно может состоять подобная манифестация, особенно при участии в ней не католической России.

Впрочем, произойдет или нет упомянутая манифестация, последствия провозглашения догмата папской непогрешимости все-таки будут роковыми для Римской курии. Разномыслие иноплеменных католических церквей с Ватиканом уже началось. Католические армяне открыто отложились от Рима и их примеру последуют конечно многие восточные католические церкви.

Такого же раскола можно ожидать и от известной части духовенства итальянской монархии. Во Франции, провозглашение догмата непогрешимости, наверное, оживит, ослабевшие за последние годы, галиканские стремления, в германских католических странах тоже может явиться раскол, представители которого сгруппируются около таких просвещенных вожаков, каков например знаменитый баварский богослов, каноник Доллингер...

Полного сочувствия — Римской курии ожидать почти неоткуда, а вывод французских войск из Рима может привести к таким последствиям, что первому непогрешимому папе Пию IX, пожалуй, придется искать нового приюта для своего нового величия. Иезуиты, окружающие римского первосвященника и подстрекающие его на упорство в его странной затее, оказывают плохую услугу делу ультрамонтанизма!

Ирландские дела продолжают составлять главный предмет, которым занимается английский парламент. Политика министерства Гладстона в Ирландском вопросе принимает совершенно определенные очертания. Английский премьер, очевидно, твердо решился успешно окончить задуманную им для Ирландии поземельную реформу и с этой целью принимает все меры для того, чтоб ничто не могло помешать его плану.

С чисто английской бестрепетностью и практичностью, он, разрушая одною рукою вековые злоупотребления, вызвавшие нынешнее напряженное состояние умов в Ирландии, другой принимает все нужные меры для того, чтоб это состояние умов не перешло в открытое восстание и тем бы не заставило правительство отложить задуманные им либеральные реформы.

На днях, министерство внесло в парламент билль о введении в Ирландии чего-то вроде осадного положения. Дело идет о замене в известных случаях обыкновенных судов присяжных специальными судами, о запрещении иметь оружие, об ограничении свободы печати и права сходок и т. д.

Для поверхностных либералов, такой проект со стороны Гладстона может показаться чудовищным противоречием всему его прошедшему, но если вспомнить, что все эти исключительные меры предлагаются с целью не допустить ирландский народ испортить своими увлечениями столь успешно начатое в его же пользу дело поземельной реформы, то остается только, повторяем, удивляться доблестной твердости государственного человека, не задумывающегося перед частными средствами для достижения своей великой и прекрасной цели.

Похороны дон Энрико де Бурбон, убитого на дуэли герцогом Монпансье, прошли в Мадриде совершенно спокойно, вовсе не вызвав тех беспорядков, которых правительство опасалось по этому случаю. О подробностях дуэли, стоившей жизни этому принцу, ныне получены уже самые обстоятельные сведения и из всех их видно, что герцог Монпансье вел себя во время дуэли безукоризненно.

Он два раза стрелял на воздух в ответ на выстрелы своего противника и два раза предлагал дон-Энрико покончить дуэль, но последний требовал настоятельно ее продолжения до тех пор, пока один из них не останется на месте. Только по настоянию секундантов решился герцог Монпансье прицелиться на третьем выстреле в дон Энрико, и этот выстрел убил инфанта наповал. Поводом к дуэли была брошюра дон Энрико, в которой он осыпал герцога Монпансье самыми непристойными ругательствами.

Всемирная иллюстрация. - СПб., 1870 г. № 63 (14 марта)

Еще по теме