ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

10 июня 1869 года

В ряду тех частных преобразований, которые, видоизменяя к лучшему, положение различных отдельных классов нашего общества, все более и более приводит русский общественный быт в стройную гармонию с основными реформами, его преобразившими, без всякого сомнения видное и почетное место займет обнародованная на этих днях реформа, касающаяся тех условий, в которых находились доселе дети лиц духовного звания.

Известно, что существовавшие доселе законоположения относительно этих лиц вели, хотя и косвенным, но роковым путем к образованию из нашего духовенства почти совершенно замкнутой сословной касты, какого-то племени левитов, в котором преимущественно сохранялось право, очень многими принимаемое за стеснительную обязанность, пополнять собой ряды нашего духовенства.

Такому порядку вещей способствовало решительно все, начиная от крайней затруднительности (чтоб не сказать полной) невозможности для молодых людей не духовного звания поступать в заведения, открывающие дорогу к священнослужительству, и кончая затруднениями, которые встречали дети священнослужителей при вступлении на поприще всякой иной деятельности, кроме той, которой посвятили себя их отцы. «Духовное звание» считалось, по этим законам, чем-то вроде особого сословия, пользовавшегося, правда, некоторыми особыми правами (напр. освобождением от рекрутской повинности), но зато как бы осужденного на потомственную замкнутость.

Неблагоприятные результаты такого порядка вещей сознавались уже довольно давно нашим общественным мнением. На него указывали, как на одну из главных причин того, всеми сознанной факта, что личный состав русского православного духовенства далеко не во всем удовлетворяет условиям, которые требуются для лиц, посвящающих себя духовной деятельности.

Часто, и много говорено было в нашей печати о том, что ряды русского православного духовенства пополняются как бы обязательным способом, людьми порой вовсе не расположенными принимать на себя сан, требующий особого призвания и глубоко-сознанного понимания святости того дела, которому посвящает себя человек, принимающий на себя этот сан.

В последние годы, в разных законодательных мерах, касавшихся нашего православного духовенства стало заметно высказываться стремление к уничтожению всех этих аномалий. Преобразование учебных заведений духовного ведомства, открывшие доступ в них детям других сословий, допущение духовенства к земской деятельности и наконец недавнее преобразование приходского штата, уничтожившее звание церковных причетников, прямо указывали на то, что правительство решилось поставить духовенство в положение, при котором само собой должен был исчезнуть прежний его характер потомственной касты.

Венцом всех этих, как бы подготовительных мер является обнародованное на днях Высочайшее повеление об открытии детям лиц духовного звания средств к обеспечению своего существования на всех поприщах гражданской деятельности. Это повеление уничтожает своими постановлениями особое духовное звание, к которому причислялись до сих пор дети всех священнослужителей и церковных причетников, и взамен существующих по отношению к ним узаконений постановляет следующее.

Дети лиц православного духовенства не принадлежат лично к духовному званию и только для сведения показываются в послужных списках их отцов. Те из них, которые по происхождению своих родителей не имеют прав высшего состояния, пользуются всеми правами, присвоенными детям личных дворян (для священнослужителей) и личных потомственных граждан (для церковных причетников, дьячков, пономарей и псаломщиков).

Дети прочих церковнослужителей обязаны, по достижении совершеннолетия, приписаться к какому-либо городскому или сельскому обществу, причем они лично сохраняют за собой право освобождения от рекрутской повинности.

Всем сыновьям, как священнослужителей, так и церковных причетников, не посвящающим себя на службу церкви в духовном звании, предоставляется поступить на военную и гражданскую службу, или посвящать себя иной общественной деятельности с пользованием теми правами по состоянию, которые им вновь предоставляются.

Ограничения, существовавшие для детей священнослужителей при поступлении в гражданскую службу, уничтожаются. Права детей духовного звания на образование в духовно-учебных заведениях, на поступление в священо-и-церковно-служители, на пособие от епархиальных попечительств и проч. оставлены на прежнем основании.

Общий характер этих новых узаконений как нельзя более подходит к тем условиям, при которых может наконец наше духовное сословие приобрести довлеющий ему характер истинных пастырей и учителей народных. Ими уничтожаются всякие посторонние причины, побуждавшие вступать в духовное сословие лиц, вовсе не чувствовавших внутреннего призвания к этому святому и великому делу.

Детям нашего духовенства широко и гостеприимно открываются двери всех общественных поприщ и отныне они никак уже не могут ссылаться на посторонние причины, побудившие их облечься в духовное звание.

Важность такой реформы громадна и понятна с первого взгляда. Будущее православное духовенство России приобретет путем ее новый и в высшей степени благотворный авторитет на общество, потому что общество это уже не будет иметь ровно никаких поводов заподозривать искренность призвания, приведшего это духовенство на ступени алтаря.

Священнослужительство, приобретая отныне характер совершенно свободно принятой трудной и святой обязанности, необходимо сделается в глазах светских людей высокой и величественной миссией и усилит влияние на них духовенства. Уже это одно составляет такой результат и такой шаг вперед, громадная важность которых поражает всякого, вдумывающегося в значение вновь обнародованной меры.

Но этим еще не исчерпываются ее благотворные результаты. Кто не знает, какой опасный и сильный контингент доставляло до сих пор в ряды сторонников зловредных учений и идей, наше духовное юношество, обращаемое невольно на приготовление к поприщу, к которому оно не чувствовало ни малейшего расположения? Никто, конечно, не станет оспаривать того факта, что нигде склонность к протесту против существующих общественных порядков и к увлечению крайними социальными теориями не развивалось с такой опасной и злокачественной интенсивностью, как между иными учениками наших семинарий. Причины такого явлении объяснялись довольно логично теми условиями, при которых поступали в духовно-учебные заведения многие из их питомцев и эти-то условия уничтожаются ныне совершенно.

После Высочайшего повеления, по поводу которого сказали мы все предыдущее, русскому православному духовенству остается уже весьма немного для того, чтобы стать в надлежащее ему положение в нашем обществе. Последний, еще не сделанный шаг для того, чтоб нравственное значение духовенства достигло возможно большего развития, состоял бы в открытии при университетах богословских факультетов, и мы твердо верим, что в более или менее близком будущем шаг этот будет сделан.

Переходя от внутренней к иностранной политике, мы должны прежде всего заявить, что телеграфные известия, на основании которых мы говорили в прошлый раз о парижских беспорядках и о последовавших за ними мирных манифестациях парижского народонаселения, представили дело совсем не в том виде, в каком оно было в действительности.

Оказывается, что происхождение всех уличных манифестаций имело крайне подозрительный источник. Все беспристрастные журналы как французские, так и иностранные единогласно утверждают, что коноводами этих беспорядков были завзятые негодяи, известные в Париже под именем rodeurs dе barrieres, заведомо находящиеся в каких-то темных связях с французской тайной полицией.

Эти rodeurs dе barrieres, одетые точно в мундиры в новые белые блузы, везде являлись запевалами уличных беспорядков и под носом у полиции разбивали стекла в окнах, разносили публичные дома, тушили газ, ломали киоски и даже строили баррикады. Во всем этом полиция им не препятствовала, а вместо того преусердно колотила публику, собиравшуюся мирно поглазеть, на неизвестно с какой целью устраивавшиеся для нее даровые представления.

Это продолжалось несколько дней, но наконец парижане надоумились и стали хватать подозрительных «агитаторов» в белых блузах. Как только начались эти хватания—беспорядки сняло как рукой и, если верить иным корреспондентам наших русских, немецких и английских газет, это прямо доказывает, что беспорядки возбуждались самой полицией.

Про эти-то аресты и сообщил нам телеграф, хотя и представил дело совсем в ином виде. Как теперь оказывается, правительству было вовсе не по сердцу такое вмешательство граждан, до того не по сердцу, что оно даже без церемонии отклонило предложение национальной гвардии вмешаться в дело и поспешило освободить жителей Сент-Антуанского предместья от добровольно взятой ими на себя обязанности восстановления порядка в своем квартале.

О цели этих искусственно возбужденных беспорядков толкуют различно.

Одни утверждают, что все происходило с ведома самого императора Наполеона, другие видят в них руку государственного министра Руэра, который, чувствуя, что результат выборов поколебал его положение, попробовал поправить дело, выставив относительную победу оппозиции за проявление мятежных страстей, а не конституционно выраженного неудовольствия страны.

Мы готовы скорее склониться к этому последнему истолкованию, тем более, что известное уже читателям появление императора и императрицы на бульварах произошло без ведома Руэра и сильно походит на желание Наполеона лично убедиться в характере уличных беспорядков.

Так или иначе, но несомненно то, что с парижскими беспорядками дело покончено, и, что действительно серьезного характера они не имели. Гораздо более знаменательными кажутся нам волнения, продолжающиеся вспыхивать то там, то сям, в провинциях. В Сент-Этьенне, эти волнения имели уже трагический исход. Работники тамошних каменноугольных копей объявили «забастовку». Их вздумали принудить к работе силой.

Явились войска, сделано было несколько арестов, а вслед за тем, между солдатами и рабочими произошло вооруженное столкновение, при котором было убито несколько рабочих и ранено несколько солдат. На место возмущения был послан генерал Монтебан и сент-этьенский округ объявлен в осадном положении. В настоящее время спокойствие восстановлено, но исход дела, а равно и его подробности еще неизвестны в ту минуту, когда мы пишем эти строки.

16 (28) июня должна открыться первая сессия нового законодательного корпуса. Она будет посвящена, исключительно, проверке выборов и, как говорят, откроется без тронной речи императора.

Австрийское правительство сильно озабочено возобновившейся в последнее время конституционной агитацией чехов, клонящейся к восстановлению древних прав чешской короны. В окрестностях Праги собираются снова митинги, чешский народ с ничем не ослабляемой энергией продолжает настаивать на своих исторически законных стремлениях. Как бы в ответ на это, венские мудрые дипломаты снова возвращаясь к системе заискивания у отщепенцев славянства, поляков, навязывают галицким русским польское наречие, в качестве официального языка.

 Делается это, конечно, на основании правила divede et impera, но дело в том, что гг. Бейст и Андращы упускают из вида, что поляков нечего стремиться «разделять» с прочими славянами, ибо они давно уже ничего не имеют с ними общего.

Прусский король Вильгельм начал наконец свой поездку по вновь увеличенной Пруссии. Когда он ее кончит, мы постараемся представить результат этой попытки узнать, как принялось прусское главенство во вновь покоренных провинциях.

Маршал Серрано вступил в должность регента Испании. Он принял присягу на верность конституции и составил новое министерство, во главе которого стоит генерал Прим. Герцог Монпансье тоже принес присягу регентству и возвратился в Испанию. Можно почти с уверенностью сказать, что он будет рано или поздно провозглашен испанским королем.

Давно уже забытый экс-господарь Румынии, князь Куза, снова заставил говорить о себе в последнее время. По известиям австрийских газет, он вдруг куда-то исчез из окрестностей Вены, где спокойно проживал со времени своего низложения. Опасаются, что он отправился в низовые дунайские земли. Если это опасение справедливо, то заранее можно предсказать полнейшую неудачу этому авантюристу, случайно попавшему было на румунский княжеский престол и свергнутому с него таким постыдным образом.

Всемирная иллюстрация. - СПб., 1869 г. № 25 (14 июня)

Еще по теме