
По материалам периодической печати за ноябрь 1917 год.
Все даты по старому стилю.
Современная опричнина
Победив Петроград, Москву, она дальше протягивает свои кровавые руки—к сердцу и мозгу фронта.
Члены совета народных комиссаров высказываются за необходимость посылки в ставку карательного отряда во главе с вновь назначенным верховным главнокомандующим прапорщиком Крыленко. Отряд будет составлен, главным образом, из матросов и красногвардейцев.
Московская опричнина усиливается.
В Москву прибыло из Петрограда свыше 1000 вооруженных матросов и красногвардейцев с тремя бронированными автомобилями.
За Москвой следует Дон, раздражающий и беспокоящий большевистскую опричнину.
Один из военных министров, матрос Дыбенко, по имеющимся у „Вольности" сведениям, назначается командующим особым сводным отрядом войск, действующим против Каледина. В настоящее время уже приступлено к сформированию морских отрядов, в задачу которых входит вытеснение войск генерала Каледина из Донецкого бассейна.
Братская кровь настолько опьянила опричников, что они иначе, как на языке разбойников, и не разговаривают.
На днях на митинге в Семеновском полку (в Петрограде) выступал некто, одетый матросом.
Среди многих перлов его речи были:
— Вас обвиняют в том, что вы насиловали ударниц из женского батальона. Соблазнится ли кто-нибудь этими подлыми стрижеными тварями?
Другой перл:
- Чиновники отказываются работать.
Мы не применяем пока, до времени, машинки (гильотины), придуманной французской революцией и состоящей из доски с десятью дырами, в которые вкладывались головы, отсекивавшиеся одним ножом. Но мы скажем чиновникам:
работать хотите?—Нет?—А кушать хотите? Или работайте, или голодайте, карточки отберем. Мигом уступят!
Или вот:
В среду, 8 ноября, на полковом празднике Литовского резервного полка подполковник Муравьев (бывший начальник обороны Петрограда по назначению военно-револ. комитета) произнес перед солдатами речь, в которой, между прочим, сказал следующее:
— Литовцы были первыми при свержении царского режима; восемь месяцев вам пришлось терпеть гнет социалистов-революционеров оборонцев и социал-демократов-меньшевиков, соединившихся с буржуазией в лице капиталистов и банкиров. 25 октября вы, наконец, их свергли и установили настоящую демократическую и социалистическую республику пролетариата, солдат и матросов.
В офицерском собрании подпол. Муравьев добавил, что
„существующая власть и есть та сильная власть, по которой соскучилась вся Россия. Мы не сдадимся и либо победим, либо умрем под развалинами дворцов, музеев и храмов“.
Речь эта была встречена с восторгом частью прапорщиков, произведенных из солдат, и с криками:
„Да здравствует Муравьев Петроградский".
При беседе с прапорщиками из солдат, большевистски настроенными,—отмечает „Дело Народа",—выяснился ли взгляд на Учредительное Собрание, что
„если оно не будет соответствовать взглядам большевиков, то мы его "разгоним штыками“.
На тему о возможности разгона Учредительного Собрания штыками 7 ноября произносили речи в г. Луге перед гарнизоном также большевики Дыбенко и Рошаль.
Но самые изобретательные опричники —это главные министры Ленин и Троцкий.
О «беспощадной» борьбе и мести, о «беспощадных» расстрелах, которыми нас пугает министр Троцкий, мы знаем.
А Ленин...
Один из близких к Ленину лиц рассказывает в «Вольности» о следующем характерном случае, который произошел между Лениным и его ближайшим сподвижником Трояновским в первый период революции. В разгар большевистской агитации против офицерства Ленин показал Трояновскому приготовленный им проект, в котором солдаты призываются к истреблению всего офицерского состава.
Трояновский, как бывший офицер, глубоко возмущенный проектом Ленина, указал ему на недопустимость таких своеобразных, чтобы не сказать больше, революционных приемов. В ответ на взволнованный протест Трояновского Ленин цинично ответил, что из уважения и дружбы к своему товарищу он готов заменить слова «все офицерство» словами „высший командный состав".
По каким причинам этот замечательный проект творца «новой свободной жизни» не увидел света, осталось невыясненным, но, видимо, он явился той программой—минимум, которая усиленно проводилась большевистской печатью в отношении всего офицерского состава...
И в дни мятежа была осуществлена.
Еще факт.
9 ноября произошел эпизод, ярко характеризующий большевистскую «свободу».
Юрисконсульт акционерного общества "Кавказ и Меркурий", присяжный поверенный Красан, со своим знакомым проходил около Николаевского моста по набережной Невы.
Красан вел разговор о большевиках,— рассказывает „Воля Народа",—при чем отозвался о последних в очень резкой форме, этот отзыв был услышан находившимися невдалеке двумя матросами. Последние немедленно подошли в Красану, без всяких объяснения арестовали его и тут же арестованного отвели на крейсер "Аврора“.
Прибыв на крейсер, матросы заявили экипажу, что доставили на суд арестованного контрреволюционера. Весь экипаж крайне враждебно отнесся к Красану и тут же началось совещание о том, как поступить с задержанным—повесить ли его, расстрелять или просто сбросить в воду. Когда „обсуждение" это несколько затянулось, то стали раздаваться голоса:
— Чего говорить, в воду его!
Один из наиболее сознательных матросов, желая, очевидно, спасти Красана, предложил — освободить арестованного в виду того, что он производит впечатлении сумасшедшего. Заявление это и действительно несколько соответствовало истине, так как Красан, под влиянием ужаса самосуда, стал уже заговариваться.
Предложение матроса было принято и Красана доставили обратно на берег.
Прис. пов. Красан, переживший столь сильное потрясение, был отправлен в больницу Николая Чудотворца так как проявил признаки душевного расстройства.
Однако, и эта расправа не удовлетворяет большевиков, ибо в ней нет системы, нет того „застенка", учреждения, которое бы по одному заявлению „слово и дело", по первому доносу „хватало и тащило" всех, противящихся „рабочему и крестьянскому правительству".
„Народные комиссары" готовят для нас подобное учреждение, вернее—восстанавляют департамент полиции.
Военно-революционный комитет, для вящего укрепления своего положения, решил создать особое учреждение по борьбе с „контрреволюцией". Это учреждение, по-видимому, предполагают устроить в полном соответствии с принципами бывшего департамента полиции, так как военно-революционный комитет усиленно привлекает туда на службу в качестве „секретных" сотрудников всех тех лиц, кто только подозревается большевиками в сношениях с контрреволюционными ячейками. При этом военно-революционный комитет руководствуется
„инструкцией, в которой изложена тонко продуманная теория успешного привлечения секретных сотрудников".
Эта инструкция, создавшаяся в течение целого ряда лет, в свое время была опубликована в русской прессе.
Избрав намеченную жертву, которая по сведениям военно-революционного комитета может быть полезной, военно-революционный комитет начинает производить у нее в квартире усиленные обыски, а затем, когда она достаточно напугана, ей предлагается поступить в революционную охранку на самых льготных условиях, обещается забвение всей „преступной" деятельности и т. д.
На днях,— как сообщает „Вольность", —объектом покушения большевистских Держиморд сделалась одна дама, имеющая обширные связи в широких офицерских кругах. Военно-революционный комитет, заподозрив, что эта дама является передаточной инстанцией для различного рода конспиративных известий, произвел у нее обыск, не давший никаких результатов.
Тем не менее, несмотря на отсутствие каких бы то ни было улик, к даме ежедневно стали являться красногвардейцы, безуспешно рылись в ее вещах и письмах и затем, грозя ей разными репрессиями, удалились.
Когда дама была в достаточной степени терроризована, ей было предложено от имени военно-революционного комитета поступить в новый департамент полиции, при чем за осведомление было обещано приличное вознаграждение. Это предложение повторялось несколько раз и сопровождалось указаниями на невыгодность и дурные последствия отказа.
Предложение военно-революционного комитета, несмотря на всю его „заманчивость", было категорически отклонено. Вместе с тем, дама решилась сразу избавиться от настойчивых покушений большевиков и стала готовиться к отъезду. Но привести свое намерение в исполнение ей не удалось, так как талантливые филеры из Смольного, узнав об этом, категорически воспротивились отъезду, пригрозив, в случае неповиновения, „расправиться своими средствами".
Под угрозой расправы дама принуждена была покориться и остаться в Петрограде.
Не удивимся, если прочитаем, что главы российского самодержавного сыска Белецкий, Курлов и другие, содержащиеся в Петропавловской крепости, будут выпущены и возвращены на свои места.
У современных опричников найдется дело и подлому Азефу.
Еще по теме
|