ПО ПОВОДУ ВЕЧЕРА МОДЫ
Мы все читали еще не столь давно, что какой-то немецкий генерал обратился с воззванием к немецким женщинам, требуя от них меньшей расточительности и большого патриотизма в одежде. Он советовал им перестать носить широкие юбки, на изготовление которых уходит так много материи, и выработать национальную германскую моду, которая могла бы избавить их от зависимости парижских портных.
У нас, в России, генералы, слава Богу, модами не занимаются. Но и у нас, в силу господствующего на свете закона подражания (см. труды социолога Тарда), нашлись проповедники, а главным образом прелестные проповедницы скромности и экономии в одежде, возврата к национальному костюму, или применения этого костюма к требованиям современной моды.
Таким-то образом было положено начало „освободительному движению" в области одежды и начался поход против заморских нарядов, поход приведший нас к „знаменитому" вечеру русских мод, 14 мая 1916 г.
Необычайно трогательно звучал призыв к русским женщинам в устах очаровательной Т. П. Карсавиной.
„Стоит лишь - говорила она (приблизительно) - попросить наших милых художников нарисовать нам платья, о, конечно, совершенно модные, какие теперь носят, но скомпонованные по мотивам русской национальной одежды, и приказать их сделать русским портнихам из русских материй, как уже и получится русская мода.
И тогда? О, тогда, мы поедем в Париж и покажем Парижу нашу моду и Париж преклонится перед нами и будет заказывать у наших лучших портних платья из русского материала, по рисункам русских художников! И тогда берега Мойки и Фонтанки, не говоря уже о Морской, будут совершенно похожи на тротуар rue dе lа Раiх“...
Да, конечно, вечер мод был удачным во всех отношениях, за исключением главного: показать обыденные женския платья, „русского" стиля, из русского материала, сшитые русскими портнихами, и не для русских комедианток и русской сцены, а для русских буржуазок и для будничной жизни.

Но не в этом суть дела. Суть дела в том, может ли кто объяснить мне, что такое русская, французская, немецкая или иная какая мода, в наш XX век? Всем известны те источники, откуда черпали и продолжают черпать материалы для своего вдохновения парижские портные и портнихи, которые, кстати сказать, были до войны наполовину иностранного и, главным образом, германского происхождения. Многим, вероятно, памятна эпоха русских балетов в Париже всех этих "Шехеразад", "Исламеев", „Половецких танцев“ и т. д., породивших „сreations" Поля Пуарэ, сестер Кало и прочих магов и волшебников иглы и ножниц. Но еще ранее этого увлечения Востоком, парижские портные не в меньшей мере увлекались античными столами и пеплосами Айседоры Дункан, нежными переливами тонов на нарядах эксцентричной Лойн Фюллер, или рисунками фантаста Обри Бердслея, породившими моду на „blanc et noir".
А еще прежде романтизм испанского театра Виктора Гюго уступил место платьям, скомпонованным по картинам и рисункам прерафаэлитов, итальянцев Боттичелли и Бонфиглио и англичан Бернс-Джонса, Миллеса и Данте-Габриель-Розетти.
Французский „Шантеклер" еще усилил увлечение экзотическими эгретками, марабу и другими птичьими украшениями, а нео-романтическое увлечение Венецией сделали очень модными платья инспирированные грациозными женскими силуэтами очаровательного Пьетра Лонги, этого певца и бытописца прелести Венецианской республики конца XVIII столетия.

Если же мы возьмем период теперешней войны то заметим, что мотивами современных платьев и вообще всего женского туалета являются с одной стороны русский армяк, русская косоворотка и русские же сапоги, а с другой шотландские шапочка и юбка, арабская „шейша", марокканский "бурнус" не говоря уже о бельгийском „bonnet de poliсе" и зуавском болеро.

Да, конечно, все эти мотивы были переработаны и видоизменены в Париже. Но это, главным, если не единственным образом, благодаря парижскому "tour de mains" известному парижскому шику и парижскому вкусу, благодаря также качеству и красоте французского материала. Но как парижский шик, так и парижский вкус не есть что-либо самобытное; французский вкус утончался столетиями, с помощью разных иностранных влияний и заимствований, сначала под влиянием испанским, потом итальянским, под конец даже английским (правда, в гораздо меньшей степени).
В свою очередь французские ремесленники, аrtisant—далеко не самородки. Но как на тех фабриках, где выделывают шелка, бархаты, полотна и тонкие сукна, так и в тех мастерских, где вырабатываются и компонуются рисунки узоров и пробуются цвета материй и приклада, существуют традиции, часто привезенные из-за Альп, или еще из туманной Фландрии, существует профессиональная любовь к делу, результат незаурядного умственного уровня, существует терпеливый, подчас даже тяжелый труд, одним словом все те особенности, которые встречаются почти в одинаковой степени у всех ремесленников западной Европы. А эти особенности ничто иное, как результат многовекового подбора, постоянных обоюдных заимствований и влияний.
Те же самые причины сыграли видную роль и в истории национального костюма. Уже с XVI века не только высшие, но и средние классы всей западной Европы носили почти одинаковую одежду, и уже тогда существовала мода, которая за исключением незначительных деталей была одинакова, как на берегах Сены и Темзы, так и в Эскуриале, при дворе Медичи и в палаццах Венецианских дожей. Но еще ранее этого национальные костюмы были сданы в архив, потому что их обособленность бросалась в глаза и претила разуму человечества, выходящего на великую дорогу международного общения и труда.

Собственно говоря, "национального" костюма у европейских народов никогда не существовало. Не существует,строго говоря, национального костюма и у русских. Те наряды, освященные традицией, которые носились московскими боярами и боярынями, были русскими только по давности. Мотивы их и материалы, из которых они делались, имели иностранное происхождение. Кокошники, душегрейки, фаты, кафтаны и проч.—мы знаем откуда они пришли к нам, и как мало было в них первоначально "русского духа".
Бесплодность всяких попыток национализировать моду всего лучше была продемонстрирована в тот знаменательный вечер 14 мая самими же художниками, авторами рисунков, по которым были сделаны наряды г-ж Карсавиной, Липковской, Бараш и других.

Некоторые из них, как например, платья по рисунку князя Шервашидзе (платье г-жи Бараш с вариантом из старых русских платков), или Анисфельда (красное вечернее платье Т. П. Карсавиной —однако, вероятно, очень кричащее при дневном свете), или даже красное манто по эскизу Судейкина, для г-жи Глебовой-Судейкиной—всем своим обликом, позой и костюмом напомнившей мне эксцентричные, но не лишенные грации силуэты лондонских модниц со страниц модных журналов —могли бы быть надеты нашими модницами и в рамке обыденной жизни. Но русского в них было очень мало. Остальные же туалеты поражали своей театральностью, своей вычурностью и непрактичностью. Рисунки и краски были нарочито бьющие на эффект, в них ничего не было благородного, ничего, понятно, "национального", а тем более скромного.

Конечно, я знаю, что наряды наших отечественных модниц весьма часто грешат именно отсутствием этого благородства, того, что французы называют "distinction", или еще скромности, тем не менее я бьюсь об заклад, что не многие решились бы надеть некоторые показанные нам в тот вечер платья.
Впрочем, что наши "элегансы"! Я смотрел в тот вечер на многочисленную публику, собравшуюся в Палас-Театре и еще лишний раз убеждался, как мало у нас вкуса, изящества и чувства меры. Увешивать себя драгоценными камнями, разного рода побрякушками, всем, что рябит в глазах, подобно негроидам и людоедам "ниам-ниам"—вот это мы любим и умеем! На это мы тратим последние деньги.

Болезненная страсть к мишуре, к внешним признакам богатства—показатель невысокой и не утонченной культуры — заменяет у многих все эстетические потребности. Да и то сказать, кто у нас может учить изяществу, чувству меры и благородству? Кто может показать на себе пример утонченности и хорошего тона? Наши художники? актрисы? или наши мужчины из "общества"? Но наши доморощенные Брюммели и Оскары Уайльды держатся и одеваются порою, как щеголи черной республики Либерия.
Впрочем, о мужской элегантности не может быть у нас и речи: ведь две трети мужского населения России носит мундиры и ходит в форменных фуражках. Остаются значит наши представительницы прекрасного пола. Но сколько же из них являются законодательницами мод, хорошего тона и всего прочего?
Русский парижанин.
Еще по теме
|