По материалам периодической печати за август 1917 год.

Все даты по старому стилю.

В стране головотяпов

Когда, хотя и не важно, но более или менее сносно, налаженная жизнь наша катилась вперед по инерции, российские граждане имели наивность думать, что дела наши обстоят довольно благополучно, и что мы без печали забудем и войну, и то смутное время, которое сопровождает каждую революцию. Но когда толчок, данный жизни нашей государственным переворотом, начал ослабевать, жизнь стала приостанавливаться, и для дальнейшего движения потребовалась работа могучих рук над хитрыми рычагами, пришлось с грустью удостовериться, что налицо не оказалось ни могучих рук, ни хитрых рычагов, и вместо всего этого в активе нашем обретается только одно убогое продовольственное и всякое иное головотяпство.

Жизнь такого большого государства, как Россия, особенно в дни войны, необычайно сложна, и чтобы вести такое громадное судно чрез рифы и мели, и потребно немало государственной мудрости. Но когда налицо оказалось только одно беспросветное головотяпство, вполне естественным концом подобного положения дела является нахождение судна над бездной. Над той самой бездной, над которой находится в данное время и наше судно.

Мы были бы весьма довольны, если бы кто-нибудь дал более лестную характеристику.

Приводим ниже примеры нашего головотяпства, но сами мы, к крайнему сожалению, в примерах этих, кроме убийственной характеристики головотяпства, решительно ничего не можем рассмотреть.

Скажите, пожалуйста, разве не чистейшим головотяпством, в то самое время, когда армия наша вследствие разложения представляла вооруженную толпу, вооруженный сброд, не способный не только побеждать, но и вообще воевать, были жаркие споры различных безответственных головотяпов и анонимов на ту тему, как мы должны воевать с немцами (это при неспособности-то воевать!), и мудрое решение воевать так, чтобы не слишком обидеть немцев (!) и закончить войну без аннексий и контрибуций!

Все это головотяпство было бы бесконечно смешно, если бы нам, к сожалению, не пришлось оплакивать его кровавыми слезами.

О каких аннексиях и контрибуциях может идти речь, ежели немцы заберут у нас Киев, Одессу, да в придачу возьмут еще Петроград? Не стыдно ли смотреть на свет Божий в наши дни после подобного головотяпства?

Таким же головотяпством было уничтожение старой власти в провинции и деревне без замены этой старой власти солидною новой властью. В результате получилось инде безвластие, инде же многовластие, худшее даже полного безвластия.

На происходившем на днях в Петрограде съезде губернских комиссаров, ставленников нового режима, почти единогласно было подчеркнуто, что несогласованные, сплошь и рядом неправомерные (т.-е попросту — беззаконные) действия различных комитетов—продовольственных, земельных и пр.,— вносят разложение в хозяйственную жизнь. Мало этого. То, что можно видеть на местах, министр торговли С. Н. Прокопович охарактеризовал, как „организованную анархию".

Будьте добры, скажите, куда же дальше идти?

Не менее чем откровения Министерства Торговли, горьки и откровения Министерства Труда.
Всем памятны совершенно нелепые и почти неприемлемые требования „трудящихся масс" о повышении расценок оплаты. Какие-то комитеты занимались повышением этих расценок чуть не каждые две недели, цены, взвинчивались и взвинчивались бесконечно, и дошло до того, что обработка одного пуда металла, стоившая год назад 1 рубль, нынче стоит уже 9 рублей.

Не соглашаться на эти безумные расценки было немыслимо, ибо, во-первых, „трудящияся массы" ссылались на то, что увеличение идет не от них, а от комитетов и вводится во всех предприятиях подобного типа, а во-вторых, в случае отказа на сцену являлись забастовка и
даже захват предприятия „трудящимися массами" в свои руки, после чего дело кончалось быстрым прогаром предприятия при порче машин. Да кроме того, все повышения расценок, несомненно, поощрило и Министерство Труда в первые месяцы своего существования, так как оттуда не раз раздавались речи о необходимости нажима на капиталистов и снятии пенок с торгово-промышленных барышей.

Все это творилось в недавние времена; все это запротоколено на страницах не только буржуазных, но и социалистических газет. Мало того,—все это не изжито даже и в наше время.

По сообщению министра торговли, какой-то комитет общественной безопасности в Казани производит аресты (!) владельцев промышленных предприятий за их неподчинение постановлениям примирительной камеры, хотя, согласно закону, эти постановления не могут иметь обязательного характера ни для рабочих, ни для предпринимателей. Такие аресты, кроме Казани, происходили в Херсонской и Харьковской губерниях. Вот какой эпилог в наши дни получила эта бешеная повышательная скачка.

На заседающем в Петрограде съезде средней и мелкой промышленности председательствующий обратился к представителю Министерства Труда, г. Лихтенфельду, с предложением ответить на несколько жгучих вопросов:

"считает ли Министерство допустимым насильственное вторжение рабочих в хозяйственную жизнь предприятий, допустим ли захват предприятий рабочими и т. п.?“

Отвечая, представитель Министерства Труда, г. Лихтенфельд, сказал, между прочим:

— Вы сами виноваты в анархии. Испугавшись рабочего движения, вы пошли на такие уступки, на какие не должны были идти. А теперь сами расхлебывайте заваренную вами кашу.

В этих замечательных словах есть маленькая неточность: заварена каша была не единолично промышленниками, а именно при участии Министерства Труда. Но, конечно, если само Министерство санкционирует нелепость и дикость этой каши и невозможность тех уступок, на которые шли промышленники, расхлебать эту кашу будет уже не так трудно.

Но, скажите, разве нормально это поощрение воздвижения Оссы на Пеллион прибавок для того, чтобы, в конце-концов, признать невозможность и немыслимость их?

Разве нормально, чтобы в настоящее время, в августе месяце, при порядочном урожае Москва была так плохо обеспечена хлебом, что жители некоторых комиссариатов после долгого ожидания у булочных должны идти домой со всеми своими хлебными карточками и кратким напутствием продавца:

— Хлеба нет!

И это при существовании продовольственных комитетов, расходующих на свою организацию более полумиллиарда народных денег?!

Разве нормально, чтобы в Петрограде председатель особой продовольственной управы г. Громан, введя твердые цены на масло, лишил обывателей масла и печатал совершенно дикие уведомления, что с такого-то числа петроградцам будет выдаваться на их масляные карточки по четверти фунта коровьего масла в неделю!

Что за глумление над обывателем! Это какой-то чисто немецкий голодный паек. Как можно протянуть на 14 обедов и ужинов 8 лотов масла? Сообразите, что лот это—вес письма, идущего с одной маркой, и вот великодушно г. Громан дает вам половину веса этого письма на обед! И это в России, еще недавно вывозившей громадные партии масла за границу, да и теперь, несомненно, имеющей запасы его.

В Москве имеются такие же благодетели, как и Громан и, по слухам, они собираются в непродолжительном времени ввести монополию на керосин и выдавать его по карточкам по фунту с четвертью на человека в месяц. В большой рабочей лампе, у которой работает семья в 5 человек, фунт керосину сгорит в один зимний вечер. Таким образом, в неделю весь керосин семьи будет сожжен.

Чем же семья будет освещать свою работу в течение остальных трех недель? Лучиной?

Оставив Москву на зиму без дров, в довершение всего ее хотят оставить и без освещения! А ведь, кроме того, в не слишком холодное время небогатые обыватели варят себе пищу на керосине, экономя ставшие почти недоступными по цене дрова. Отсутствие же керосина только еще увеличит цены на дрова. И все это будет твориться в России, где керосином при желании можно наполнять пруды и озера.

Говорят, что американцы, осмотрев столь важную для нас сибирскую магистраль (Владивосток забит заграничными товарами, лежащими там без движения), нашли, что ее провозоспособность без особых затрат легко увеличить вдвое.

Но это потому, что американцы явились не из страны головотяпов, а в страну головотяпов. А мы в стране головотяпов погибаем среди митинговой болтовни, будем в скором времени голодать, мерзнуть без дров, сидеть впотьмах без керосина и болтать, болтать без конца о мире без аннексий и контрибуций и о достоинствах немецких товарищей, отбирающих у нас, к слову сказать, Бессарабию.

Мы говорим о митинговой болтовне отнюдь не для красного словца, а единственно отмечая факты печальной действительности.

Кто поверит, что еще на днях в одном из влиятельных петроградских демократических „советов", происходило совещание об обороне государства, полное нападок на спасающих нас от конечной гибели союзников; совещание, на котором главный докладчик объявил, что все дело обороны страны должна взять на себя „революционная демократия", т.-е рабочие и крестьяне — солдаты, те самые рабочие, что, по официальным данным, во многих предприятиях уронили производительность труда на 75, 80 и даже 90% (!), и те самые крестьяне-солдаты, которые бегут с поля сражения при одном виде неприятеля.

Истинно, „эти оборонят"! И заметьте, что это митинговая болтовня - болтовня последних дней.
Или мало было ударов по русской голове? Какой же еще удар может образумить наших головотяпов.

А. Л.

"Московские Ведомости", № 178, (15) 28 августа 1917 г.

Еще о головотяпстве

Не знаю, можно ли во время чуть не "последнего часа", во дни чуть ли не гибели родины, говорить о наших мелких непорядках, обиходном головотяпстве, некрупных фактах, в которых признаков разума нельзя найти днем с огнем? Но ведь с другой стороны, ряд мелких непорядков в массе своей выливается в крупный непорядок и обиходное, но постоянное головотяпство, в конце концов, приводит к крупному, подтачивающему и так еле бредущую нашу жизнь. Значит, можно ли молчать об этих вещах?

Начну с трамвая.

В Москве, как известно, с 11 до 4 часов происходит уменьшенное движение трамваев; с 11 до 4 часов в движении находится что-то около половины вагонов. Но если вы думаете, что при уменьшении числа вагоны работают непрерывно, вы жестоко ошибаетесь.

Я живу около конечной станции одной из линий и могу удостоверить, что, промчавшись мимо массы закрытых остановок, вагоны на конечной станции стоят по 15—20 минут, а иногда и по 25—30 минут. Кондукторши сидят на скамье возле вагона-станции и все время лузгают семечки, а публика, забравшись в вагоны, отсиживает в них в духоте жарких дней какой-то положенный срок. Несомненно, такое же стояние вагона происходит и на другой конечной станции.

Но тогда, для чего же уничтожили промежуточные остановки, почему на Мясницкой, от Мясницких ворот до Лубянки, на Б. Никитской от манежа до Никитских ворот публика не может ни войти, ни сойти?

Уменьшение остановок значительно уменьшило доходность трамваев и увеличило для публики тяготу жизни; многие ломают себе ноги, соскакивая на ходу, многие получают увечья и лишаются жизни при неудачных попытках вскочить в трамвай на ходу, а большинство плетется пешком, лишая трамвай части доходов.

И в результате—бесцельное стояние каждого вагона с лузганьем семечек кондукторш. Новому составу Моск. Гор. Думы следует покончить с этим головотяпством и отменить нелепый простой вагонов, восстановив хоть половину неизвестно для чего в данных условиях отмененных промежуточных остановок.

В Петрограде продовольственный диктатор Громан лишил население свободы питания (!), воспретив частным лицам ввоз (!) в город каких-бы то ни было продуктов. Это дикое головотяпство не газетная утка, это факт.

Ставленники Громана обыскивают на станциях багаж пассажиров и реквизируют каждый продукт питания, что противно решительно всем —и божеским, и человеческим законам. И это делается во дни свободы?!

Быть может, это делается во имя борьбы с кулачеством и мародерством? Но ведь нужно же иметь хоть каплю разума в голове. Какое же собственно кулачество и мародерство может учинить человек, привозящий семье фунтов 10 муки или такое же количество круп?

Петроградские газеты воюют против и самого насилия, и глупости этого насилия, справедливо указывая, что запрещать можно только вывоз при недостатке продуктов, но должно приветствовать ввоз каждого фунта в город. Но головотяпы не руководятся законами логики, у головотяпов все делается как раз наоборот.

Это, впрочем, присказка. А сказка заключается в том, что тоже самое творится и в Москве.

Еще на днях я слышал рассказ о женщине, привезшей дочери откуда-то с Волги пуд муки; мука была молниеносно реквизирована у нее на вокзале. Кем? Этого я не знаю. Может быть, посланцами какого-нибудь московского Громана, а возможно, — железнодорожными служащими, которые свободу признают единственно для себя. Факт, впрочем, остается фактом.

А затем, у всех застав „пролетариат" невозбранно производит насилия над всеми торговцами, привозящими в Москву припасы постоянным покупателям, отбирая эти припасы за плату, впрочем, себе. Почему милиция не пресекает этот произвол,— неизвестно. Некоторые москвичи сделали себе запас картофеля на зиму, что избавляло от их посягательств ввозимый в Москву зимою картофель. Но теперь запас едва ли придется сделать: картофель при ввозе в город, чего доброго, отберет для своих запасов „пролетариат". Запасы „пролетариата" громадны. Прислушайтесь к разговорам в трамвае: то и дело слышится похвальба о запасах пудами круп, сахару, муки.

При бешеных заработках "пролетариата" этому, конечно, можно поверить. Ввезенный продукт не пропадет само-собою: кто-нибудь его съест. Но насилие уменьшает привоз продуктов, и допустимо ли насилие над торговцами в наши дни всяческих свобод? И опять Моск Гор. Думе следует выяснить населению: в праве ли оно делать хотя бы скромные запасы на зиму, недопустимо ли насилие в наши дни, или недопустимо.

И наконец, третий факт головотяпства. Хвосты стали истинным бедствием населения. Они все растут и растут, и, например в хлебные хвосты, ради получения утром 1/2 фунта хлеба, начали становиться уже с вечера, на всю ночь. Когда вводились хлебные карточки, москвичи и москвички повеселели, думая, что теперь отошла их тяжкая страда, и они могут чередоваться в хвостах: нынче вы получите хлеб по своим и моим карточкам, а завтра я получу по своим и вашим.

Увы! очередь на дежурстве за хлебом, оказалась мечтой несбыточной: если вы приносите много карточек, вам выдают хлеб, по чему-то истинно готовотяпскому распоряжению, только по одной трети из них. Разве это не безумие? Не ужас? Благодаря этому головотяпству, представитель каждой семьи ежедневно должен стоять часы в хлебной очереди под солнцем, дождем уже близкой осени, зимним снегом. Допустимы ли такая жестокость, такое измывательство над москвичом?

Если это сделано во избежание злоупотреблений, то каких именно? Разве нельзя установить над получением контроль, разве нельзя установить наказания хотя бы тюрьмой за мародерское получение хлеба для несуществующих лиц? Это мигом бы отучило от мародерства. Но если в Москве найдется сотня мошенников, почему же из-за них целыми часами должны жариться на солнце и мокнуть под дождем сотня тысяч честных людей? При желании, хлебных мошенников можно легко отсеять и быстро переловить.

Моск. Гор. Думе следует пресечь это головотяпство и начать борьбу с длинными хвостами. Хвосты уничтожить совсем нельзя, но громадная разница—стоит ли перед булочной хвост в 1000 человек, или только в 333. А этого при желании достигнуть легко, причем и работы здесь всего на неделю-на две. Новые гласные перед выборами сулили москвичам журавля в небе. Журавля достать мудрено, но дать синицу москвичам в руки было бы не грех и совсем не трудно.

А. Лиговский.

"Московские Ведомости", № 182, 20 августа (2 сент.) 1917 г.

Попытки к беспорядкам

15 августа в Петрограде, на Каменноостровском пр., около цирка «Модерн» образовался митинг, собравший толпу человек в 500. Выступавшие ораторы призывали к активным действиям против совета р. и с. депутатов и временного правительства.

Начальник милиции вызвал к цирку конный отряд милиции в 20 человек. Но последний был рассеян толпой, часть которой, в количестве 400 человек, направилась к дому № 18 по Бол. Белозерской ул., где начала громить помещение 1 петроградского подрайона комиссариата. В виду угрожающего поведения толпы, был вызван военный отряд, с которым прибыл также один из членов исп. комитета сов. р. и с. депутатов. Путем продолжительных увещаний разгром был остановлен. Около полуночи толпа разошлась.

15 авг., вечером, на Суворовском пр. появилась большая толпа демонстрантов. Толпа, несшая красные флаги, кричала «Долой войну», «Долой временное правительство». На место сборища были высланы конные отряды милиционеров. У Невского пр. процессии был прегражден путь. После долгих увещеваний толпа около полуночи разошлась.

Еще по теме