В Советской России
Зловещие признаки
Третьего дня, помещая телеграмму о произведенном будто бы покушении на «Кремлевского мечтателя», мы напомнили, что к сведениям этого рода надо относиться с осторожностью. Как в старое время, при режиме бюрократического самодержавия, раздувались, а порой прямо создавались революционные комплоты, кормившие охранку и департамент государственной полиции, так и теперь, нужно оправдать — хотя бы в глазах Европы — существование учреждения, возглавляемого симпатичным другом г-жи Шеридан с плачущими глазами и милой улыбкой — беспощадным, не знающим жалости Дзержинским.
Это— одна цель. Есть еще и другая, тесно связанная с первой, но несравненно ужаснее. Вчерашнее сообщение об официальных советских заявлениях проливает яркий свет и на советскую психику, и на советские замыслы.
Появились известия о террористических планах различных зарубежных «контрреволюционных» — по большевистской терминологии — групп, и Советское правительство спешит официально заявить, что оно,
«в случае таких покушений, окажется вынужденным подвергнуть суровым репрессиям многочисленных представителей контрреволюционных организаций, буржуазных партий и белой гвардии, находящихся в его руках и рассматриваемых им в качестве заложников».
Нет сомнений, что если бы известия о террористических замыслах отвечали действительности, авторы этих замыслов хорошо понимали бы, на что они идут. Едва ли кто забыл ту вакханалию террора, которая последовала за убийством Урицкого.
В еще большей степени свирепствовали советские власти после неудавшегося покушения на Ленина. Расстреливали «заложников», людей, абсолютно не причастных к покушению. Они погибли сотнями в одной Москве.
Теперь Советская власть, несмотря на свои недавние победы, отнюдь не считает себя прочнее. Психологически невозможно допустить, чтобы эти люди не ощущали той всеобщей, болезненно-напряженной, страстной ненависти к ним, которой охвачены решительно все слои общества и даже те, кто живет их подачками, проклиная их самих и их чудовищный режим.
Этой ненавистью отравлен воздух, которым дышат комиссары. Можно с уверенностью сказать, что в истории мира не было другой такой власти, в такой степени ненавидимой и проклинаемой.
Ряд мелких черточек свидетельствует о том, что большевистские главари не обманывают себя в этом отношении и не склонны доверять тем овациям, которыми их встречают в заседаниях Съездов, или на торжественных пролетарских спектаклях в Большом театре в Москве.
Прочтите описание, как Уэлльз пробирался к Ленину через десяток барьеров, или описание Кремля. Ни один восточный деспот не окружал себя такой непроницаемой стеной. И это понятно и естественно. Можно ли себе представить Ленина или Троцкого открыто и свободно появляющихся на улицах?
В рассказе г-жи Шеридан есть интересная подробность о том, как вел себя Троцкий, когда ночью, на одной из московских улиц, автомобиль, везший его к рассказчице, был остановлен для проверки пропуска.
«Отчего вы просто себя не назовете? Вас же сразу пропустят», спросила она. И Троцкий быстро и отрывисто оборвал ее, приказав молчать...
При таких условиях ясно, что одна возможность заговоров и покушений усиливает большевистский террор, а осуществление — удачное или неудачное — такого покушения залило бы и Москву и Петербург кровью. Это несомненно, и «заговорщики», если они есть, не могут этого не понимать. Стало быть, пугать их, угрожать им — бесцельно. Это, в свою очередь, не может не понимать Советская власть.
И приходится сделать вывод; в этих угрозах просто проявляется тот дьявольский план истребления всех оставшихся представителей «буржуазного» класса, всех, кто не закабалился душой и телом большевизму.
Это истребление за минувшие три года происходило систематически. По-видимому, мы сейчас стоим перед новой полосой убийств и террора.
Влад. Набоков.
Руль, №20, 9 декабря 1920 г.
Еще по теме
|
