В европейской части советской России (1919 г.) - 21 Июня 2019 - Дневник

В апреле месяце прошлого года, когда окончательно ликвидировались городские и земские самоуправления, национализировался флот, фабрики и заводы,—в рядах служителей интеллигенции произошел крутой перелом. Выяснилось, что надежды на саботаж не оправдались, а отрицательные результаты его сказывались на каждом шагу. И служилая интеллигенция тогда же начала постепенно сдавать свои позиции. Но, возвращаясь к работе, она вынуждена была занимать третьестепенные должности. У представителей интеллигенции есть путь открыть себе доступ на самые верхи советской иерархии—это вступление в члены партии большевиков-коммунистов.

Членский билет сразу открывает все двери. Новоявленные коммунисты встречаются с распростертыми объятьями, со стороны власти им оказывается почти безграничное доверие. И все-таки, к чести интеллигенции, несмотря на очевидные выгоды, она не пользуется этим средством, предпочитая влачить жалкое существование париев, рискуя ежедневно столкнуться с «чрезвычайкой».

Попасть в объятья «чрезвычайки» очень легко, но вырваться из нее гораздо труднее. Характерно, это „чудище обло" состоит преимущественно не из русских, а из какого-то интернационального контингента.

Всех «чрезвычайников» называют почему-то латышами, но это безусловно не соответствует действительности. Там есть и латыши, и немцы, и поляки, и евреи и другие, но почти нет русских. Этим обстоятельством крайне осложняется положение «допрашиваемых»: нет никакой возможности столковаться, т. к. обе стороны не понимают друг друга. Надо заметить, что «чрезвычайки» заняли совершенно независимое положение. Являясь сами продуктом и орудием террора, они ныне наводят страх не только на рядовых граждан, но и на очень крупных представителей власти.

Никогда еще в рабочих рядах не было такого разброда, как сейчас. Прежде всего, они изверились. Ни одна из революционных группировок не оправдала надежд рабочих. В рабочем сознании сейчас идет какой-то трудный и очень сложный социально-психологический процесс, который можно охарактеризовать, как искание новых, неизвестных форм общественных и политических отношений.

Так называемые «собрания или конференции» уполномоченных были первой практической попыткой оформить рабочие искания. Но конференции, представлявшие большую угрозу совдепам, разогнаны, их вожди и инициаторы сидят в тюрьмах.

Прошлогодняя «всеобщая забастовка», политическим лозунгом которой был со-«созыв Учредительного Собрания», подавлена с беспощадной жестокостью. Фабричные и заводские собрания происходят только с разрешения и под наблюдением агентов власти, в присутствии вооруженных отрядов (преимущественно из китайцев), за голосованием следят агенты «чрезвычайки». При таких условиях собрания и митинги получают вполне определенный характер. Подавляющим большинством рабочих они просто не посещаются, т. к. ни о каком свободном волеизъявлении не может быть речи.

Профессиональные союзы превращены в чисто бюрократические правительственные организации; их правления, советы и бюро совершенно забронированы от перевыборов. Роль совета сводится к проведению в жизнь правительственных циркуляров и в фальсификации рабочих настроений.

То же самое можно сказать и о совдепах. Выборы в них производятся по очень сложной системе, дающей некоторым лицам чуть ли не стократное избирательное право. Колоссальное представительство дано милиции, отрядам чрезвычайки и заведомо-большевистским предприятиям.

Выборы производятся под наблюдением правительств. агентов и вездесущих «чрезвычайников». Фактически, состав совдепов не сменяется. А там, где рабочим, несмотря на всяческое противодействие, удавалось послать своих подлинных представителей,—совдепы просто напросто разгонялись вооруженной силой. Большинство членов совдепа пользуются среди рабочих такой же репутацией, какой пользовались штрейкбрехеры, подхалимы, наушники. В их присутствии не разговаривают, ими пренебрегают, но их и боятся.

Рабочее движение ушло в подполье. То там, то здесь оно неожиданно вырывается наружу в виде сепаратных восстаний, быстро подавляемых.

Общее расстройство фабрично-заводской жизни выгнало громадный контингент рабочих в деревню, заставило их приспособляться к новому виду труда. Часть рабочих волей или неволей попала в красную армию. Все это вместе с целым рядом других обстоятельств послужило рядом других обстоятельств, послужило причиной значительного сокращения числа рабочих, непосредственно занятых в предприятиях (в некоторых сокращение достигает 75 процентов). Оставшиеся рабочие прикреплены к предприятиям и не имеют права свободного перехода на другие места. Дисциплина жестокая.

Официальный рабочий день—8-часовой, но фактически он везде удлиняется четырьмя дополнительными и притом обязательными часами сверхурочной работы. Вводится система Тейлора.

Взаимоотношения между рабочими и инженерами, в большинстве случаев, очень хорошие. В случаях, когда техника или инженера постигает несчастье в виде ареста и заключения, рабочие немедленно выступают на защиту, однако, дальше резолюций они ничего сделать не могут.

Работа идет вяло. Производительность труда крайне низка, так как систематический голод довел рабочих до последней степени истощения. Достаточно взглянуть на изнуренные фигуры, неестественный пот, дурное дыхание, землистые лица рабочих, чтобы понять сразу, в чем кроется причина малой производительности труда.

Идет быстрое вымирание сильного класса. В этом—ужасное национальное горе. Ужас в том, что следующее поколение уже не существует, а нынешнее доживает последние дни. Число мертворожденных и умирающих в течение первых недель детей с каждым днем все увеличивается. Гибнут фабрики и заводы—это страшно, но поправимо. Гибнет рабочий —что гораздо страшнее.

Восстания сделались заурядным явлением. Не знаю, в каких условиях они протекают по деревням, а на заводах и фабриках от них нельзя ожидать успеха. Что могут сделать голодные, еле передвигающиеся безоружные люди против откормленных "особых отрядов» и красноармейцев, отлично вооруженных? Сплошь да рядом рабочие поднимают восстания только потому, что завтра все равно голодная смерть, смерть от истощения и обусловленных им болезней. Оружие повстанцев — железные болты, мешки с гайками, куски рельс и т. п. Какое это оружие против броневиков и пулеметов!

Прежней буржуазии нет. Только немногие из ее представителей сумели приспособиться к новому строю. Зато образовалась буржуазия новой формации - "чумазая". Из кого она состоит? Элемент самый разнородный. Главным же образом, из родственников мелких комиссаров. Новый буржуй, как и его предшественник, обязательно пользуется покровительством того или иного советского чина.

Здесь иногда приходится читать смехотворные вещи о «советской стратегии». Красная армия рисуется в виде стада баранов, руководимых такими же баранами. Это безусловно неверно. Во главе красной армии стоят прежние офицеры генерального штаба, много немецких офицеров. На командных должностях также офицеры прекрасно спевшиеся с приставленными к ним комиссарами. Командные и штабные должности оплачиваются чрезвычайно щедро. Таким образом, стратегия—в опытных руках. Преуменьшать эту опасность могут только тыловые «герои», преуменьшая тем самым и значение успехов сибирской армии.

Как результат голода, развилась страшная проституция, я бы сказал, трагическая проституция: матери продают свое тело за кусок хлеба, чтобы накормить детей; девушки делают тоже самое ради спасения братьев, сестер и родителей-стариков.

Женщины вообще жертвуют собой комиссарам и "чрезвычайкам" ради спасения своих близких. Это не прежняя проституция, а что-то трагическое, жертвенное.

"Эxо".

Сибирская жизнь 1919 № 125 (21 июня)

Еще по теме