По материалам периодической печати за июнь 1917 год.

Все даты по старому стилю.

Размер катастрофы

(Письмо с фронта)

Довольно жалких слов, довольно воплей, криков. Того, что случилось, не вернешь; сейчас нужно заботиться только об ограничении размеров катастрофы, и о том, чтобы этому позору был положен, наконец-таки, предел.

Случилось же большое, грандиозное несчастье. Мы не имеем всей 11-й армии, наполовину сдавшейся в плен, наполовину (а может быть, и более) разбежавшейся,—и мы стоим перед опасностью, едва ли уже предотвратимой, потерять также всю 7-ю армию. Ее немцы усиленно давят с севера во фланг и тыл и прижимают всю к Днестру, старательно отхватывая все ее пути отхода к Проскурову и даже к Каменец-Подольску. Для этой цели немцы и австрийцы и не идут далеко на восток, а направляют главные удары в южном направлении, от Тарнополя на Трембовлю и далее к Черткову, Залещикам—Городенке.

Их цель ясна: сбив нашу 11-ю армию и сбросив все ее тылы с естественных путей отхода к югу, в районе нашей 7-й армии, они сбивают в кучу, в кашу и седьмую, стараясь отрезать, прижать и окружить.

О том, что там творится, нужно ли говорить? Там нет сопротивления, там нет ни планомерности, ни целесообразных действий: в районе седьмой армии—сплошной ужас и хаос.

Погибли все орудия (а их ведь было очень много, так как, сосредоточив их перед наступлением, мы разумеется, не успели и не смогли их убрать), погибло множество запасов и,—что еще важнее,— гибнут части, гибнут люди.

Мы в этом должны сознаться, мы на это должны иметь мужество сказать:

Итак, мы не имеем уже всей 11-й армии и, вероятно, скоро лишимся и седьмой.

Таковы пока размеры катастрофы.
Успеет ли уйти из под ударов и восьмая, это—пока еще вопрос.
Опасность и для нее не миновала,—но она может выйти, и она должна выйти. Хотя бы ценой потери известного пространства. Об этом теперь поздно думать и об этом нечего жалеть. Сейчас основная и главнейшая задача — спасти живую силу.

Ведь потому-то немцы пока и не гонятся за занятием пространства: они уничтожают, «выводят из игры> живую силу. Они прекрасно знают, что, если не будет армии, то все остальное попадет само-собой в их руки, как «зрелый плод».

Но если такова их главная задача, то наша должна быть как раз противоположной: спасти, что можно, затем, чтобы впоследствии воссоздать.

Вот почему нам в первую очередь надо стремиться к выводу из-под ударов нашей 8-й армии, и вот почему мы должны, мы обязаны напрячь все силы, чтобы остановить удары от Черткова на Залещики и Городенку: бои на Серете, начатые с этими задачами, надобно всеми силами поддерживать, и если бы таковые силы там нашлись, то в этом теперь—счастье и спасенье.

Это наша первая и главная задача. Вторая, и тоже очень важная, заключается в том, чтобы заткнуть огромную, почти 125-тиверстную дыру и вновь создать здесь «укрепленный фронт».

И если выполнение первой,—спасение восьмой армии, — должно лежать на местных силах, то выполнение второй лежит уже на всех «вооруженных силах», а может быть, на всей стране.

Пусть что случилось, то случилось. Но мы должны найти, во-первых, корпуса для формирования новых двух, вместо погибших армий; а во-вторых, артиллерию и вообще все средства; и, в-третьих, принять меры, чтобы не повторялось то, что здесь случилось...

Два первые условия (найти семь—восемь корпусов и дать материальные средства) мы можем выполнить: стоит лишь захотеть и... суметь. Но сможем ли мы сделать всю остальную армию боеспособной?..

Вот в чем вопрос и вот в чем ужас, от которого зависят и дальнейшие размеры катастрофы.

Вы понимаете, что здесь не нужно слов: их было много; здесь надобно другое: здесь нужно оздоровить весь организм, который так старательно и так усердно до сих пор отравляли и терзали.

И это сделать, конечно, во много раз труднее. Но без этих мер нет выхода и нет спасенья, - и это сделать мы должны...

Как, чем? ... до следующего раза.

К. Киров.

Русские Ведомости, № 160, 15 июля

Пути разрешения кризиса

Мы переживаем самый ответственный и критический момент нашей революции. Прорыв нашего фронта и последовавшие за ними глубоко трагические и глубоко несчастные события на полях Галиции осветили грозным светом ту пропасть, перед которой остановилась Россия. Военная катастрофа на фронте потребовала быстрой перемены в организации власти, объединения всех политических партий и социальных групп населения. При этом ход событий совершается настолько быстро и неотступно, что решение, принятое вчера, уже сегодня является запоздалым и отменяется жизнью. Временное правительство третьего состава оказалось наиболее недолговечным и ему приходится выходить в отставку еще до созыва всенародного совещания в Москве, где первоначально предполагалось пополнить его новыми членами.

Мы еще не знаем окончательно состава нового кабинета; социалисты, по-видимому, входят в него в меньшинстве, а остальные министерские портфели распределяются между представителями партии народной свободы и представителями крупное промышленности. По газетным известиям, в основу правительственной программы кладется декларация первого временного правительства, возникшего в дни торжества революции. В основе мы имеем, таким образом, создание действительно коалиционного министерства, где будут представлены все течения русской политической жизни, но где ни одно из них не будет иметь решающего влияния, не станет исключительным господином положения.

Еще совсем недавно, до последнего кризиса, такая форма организации власти казалась наименее возможной. Все развитие политических событии за последние месяцы шло в сторону усиления социалистических партий в правительстве и все большего подчинения его влиянию совета рабочих депутатов. Даже петроградское восстаний не прервало, а скорее усилило этот процесс объединения двух различных органов власти.

В ночь на 5-е июля Таврический дворец был фактически захвачен бунтовщиками, и министрам-социалистам и совету петроградских депутатов непосредственно угрожали арест и расправа. В эту ночь совет понял, что пробил последний час для энергичной борьбы с анархией, выросшей при прямом содействии значительной части его членов.

В ту же ночь были опубликованы документы, говорившие об организации государственной измены еще невиданных размеров. Временное правительство, во главе с Керенским, желавшее спасения армии и страны, не могло после этого остановиться перед самой решительной расправой с бунтовщиками и изменниками. Таким образом, в одном, самом существенном пункте дороги совета и правительства пересеклись, и один момент могло показаться, что идейный лозунг восстания «вся власть советам» будет осуществлен теми силами, которые восстание подавили.

Но это казалось только один момент. Новый удар разразился на фронте и прервал путь уже наметившегося политического развития. Поражение 6-го июля было поражением не только армии, но и поражением того направления, которое за последние месяцы стояло во главе русской жизни. Это почувствовали и страна, и армия, и временное правительство, и руководители революционной демократии. Пусть, за немногими исключениями, мы не слышали открытого признания совершенных тяжких ошибок. Пусть советы по-прежнему заявляли или делали вид, что соотношение политических сил в правительстве может и должно остаться прежним, что «паритетное правительство», облеченное неограниченными полномочиями тем же советом, должно принять его программу и отчитываться перед ним, фактическое положение стало совершенно иным.

Руководители рабочей демократии или те из них, которые обладают государственным смыслом и проникнуты любовью к России, не могли не понять, что они одни не в силах спасти страны. Если на последнем заседании советов в присутствии Керенского даже из уст ответственного большинства—меньшевиков и социалистов-революционеров—все еще раздавались традиционные слова о диктатуре демократии и пролетариата, то по существу все эти позиции были сданы  самым фактом молчаливого согласия на созыв московского совещания: в нем наряду с советом рабочих депутатов должна была заседать четвертая Государственная Дума, эта "организация контрреволюции».

Такая перемена настроения ответственных руководителей демократических организации диктовалась грозным размером развертывающихся событий; последний сказался и на решительном разрыве с традициями ближайшего прошлого в переговорах о новом составе кабинета. Новое временное правительство должно стать не только правительством спасения революции, каким было последнее министерство Керенского,—оно прежде всего должно стать правительством спасения самой России, правительством национальной обороны.

Оборона государства теперь—самая основная задача, перед которой совершенно бледнеет все остальное и смолкают или должны смолкнуть все несогласия и раздоры внутри правительства Керенского по энергичному почину генерала Корнилова уже встало на путь воссоздания военной дисциплины в армии, превращения разнузданной бегущей толпы в организованное войско.

К великому несчастью, решение это, по-видимому, все же пришло слишком поздно, и отсрочки, данные нам историей, уже истекли. События на галицийском фронте развиваются с неумолимой и горькой последовательностью и, может быть, грозят нам новыми испытаниями. Сейчас страну может и должна спасти не только одна армия. Еще большая и ответственная задача ложится на тыл, который, занятый политической борьбой, мечтами о мире народов и социальном рае, перестал думать о воине и забыл армию. В это время военного несчастья все заботы страны и тыла, и нового правительства должны быть направлены прежде всего на фронт и должны прежде всего считаться с мыслью об армии. Этой заботе должны быть подчинены и внутренняя политика правительства, ибо иначе нам грозит еще худшая и горшая катастрофа.

Коренные реформы в области государственного и социального законодательства, частичное разрешение аграрного вопроса или создание областных и национальных автономий должны быть отложены до Учредительного Собрания. Это необходимо не только потому, что мы в данный момент не имеем правильного народного представительства и не можем удовлетворительно разрешить такие крупные задачи в течение ближайших месяцев. Опыт протекших четырех месяцев достаточно красноречиво показал, что сейчас в военное время, время истощения сил государства и народа, нельзя разжигать классовую и национальную борьбу и тем расшатывать последние устои государства.

В области международной политики для нового национального правительства также возникают самые ответственные и сложные задачи, правильное разрешение которых в высшей степени затруднено политикой его предшественников и, конечно, еще более событиями на фонте. Россия еще так недавно вступила в число свободных демократий Европы, ее политическое и военное положение так резко скомпрометировано преступлениями старого строя и грубыми ошибками революции, и она, конечно, не имеет оснований и права учить союзные демократии Запада и навязывать им свою волю. Национальное временное правительство должно прежде всего стремиться восстановить самый тесный союз между Россией и западными демократиями,—союз, совершенно расшатанный в последнее время, но вне которого России грозят самые тяжелые перспективы; правительство должно искать такого разумного соглашения с союзниками, которое наряду с общими освободительными задачами войны учло бы по возможности национальные интересы России.

Таковы задачи, вне разрешения которых нет спасения России. В критический момент, какого еще не переживала страна после великой смуты в Московском государстве, новое правительство, опирающееся на все классы общества, представленное наиболее авторитетными общественными деятелями, должно без колебаний взять а себя эту страшную ответственную задачу, которую на него возложила история. Но задача эта разрешима только при национальном подъеме, при готовности к жертвам со стороны народа, при том, условии, что в ниспосланных испытаниях усталый народ сумеет почерпнуть новый энтузиазм и новую стойкость.

"Русские Ведомости", № 161, 16 июля

В чем спасение?

Оценка разыгравшейся в Галиции катастрофы уже сделана авторитетным лицом. Генерал Корнилов определенно заявил, что

„наши материальные потери не поддаются учету" и что "охватить размеры постигшего Россию бедствия сейчас не в состоянии простой человеческий ум".

Эти слова не оставляют сомнений в близости новых тяжелых часов. Утрачен целый ряд важных стратегических баз. Нам приходится бросать огромные запасы продовольствия и снарядов. Все, что страна собрала с великим трудом для прокормления армии, достается врагам. Особенно крупным затруднением является беспорядок на коммуникациях. Товарищи-дезертиры едут домой, захватывая для этой цели поезда. Эвакуация раненых и подвоз всего необходимого остановлены. Отступающие армии начинают голодать.

Страшные, необычайные факты!

Для спасения России пока выдвинуты смертная казнь и военнополевые суды, т, е. именно те средства, против которых так негодовали вожди революции. Однако, генерал Корнилов находит эти меры запоздалыми. Действительно, как можно казнить целые корпуса и дивизии? Какая юстиция справится с поимкой хотя бы зачинщиков многочисленных государственных преступлений? При том же дезертиры вооружены и действуют толпами. Применение массовых расстрелов может привести к междоусобной войне на боевых линиях. Немцы тогда получать еще один лишний шанс на успех.

Но чем же остановить бегущих?

По мнению генералов, опубликованному в газетах, необходимо прекратить наступление на всех фронтах и организовать планомерный отход.

Первая из этих мер, по-видимому,—плод растерянности. Наступление нами нигде не ведется. Правда, у Крево и Двинска наши войска прошли несколько вперед, но сейчас же вернулись в исходное положение. Одержан, но пока не использован успех и в Румынии. Последняя телеграмма говорит, что соединенная армия закрепляется на верхней Сушице. Это означает приостановку движения.

Следовательно, о прекращении натиска на всех фронтах говорить не приходится, так как его не существует.

Второй способ — планомерное отступление. Но он, надо думать, предлагается лишь для юго-западного фронта. Проектировать отступление повсюду,—значило бы обрекать и другие части нашей вооруженной силы на бегство. Превращение же постигшей нас по нашей вине катастрофы в планомерную операцию какого бы то ни было характера,—по плечу только гению. Единственно, что может сдержать побеги частей с боевых линий,—это подпирание их резервами тыла. Но, конечно, теми, которые сами не носят в себе зародышей разложения.

В состоянии ли тыл оказать такую поддержку?

Ответ на этот вопрос дает последний приказ командующего войсками Московского военного округа. В нем напечатано:

"Солдаты и офицеры прекратили везде занятия, и все испытания, которые я делал, говорят, что в округе офицеры и солдаты ничему не обучены".

Не менее печальны и речи начальников крупных войсковых частей. Генерала Б—ев (командующий одной из армий) сказал, что командный состав бессилен что-нибудь сделать:    начальник один, а против него сотни и тысячи вооруженной не повинующейся и думающей только о бегстве толпы. Рецепт спасения, составленный этим генералом, сложен и трудно исполним. Тут и объявление армии беспартийной, и воспрещение митингов, и смертная казнь, и прекращение активных действий, и надежды на помощь союзников, которые должны произвести новое наступление на западе. Подобные меры, конечно, крайне полезны.

Но чтобы их осуществить, надо обладать силой, или стоять на надлежащей моральной почве. Она и найдена генералом. Он говорит:

„литература должна быть допущена в войсках только та, которую признает возможным допустить Совет солдатских и рабочих депутатов".

Такое пожелание мы отказываемся понимать. Генерал, думающий о спасении родины, решается предоставить широкое поле влияния тем же социалистам - депутатам, которые до сих пор так много сделали для разложения армии.

Мы уверены, что если этот проект моральной поддержки армии будет принят высшим начальством, то остальные меры сведутся на нет. Ведь огромное большинство социалистов (не говоря уже о большевиках) отрицает понятие отечества, оно относится индифферентно и к религии.

А, между тем, только эти два великие института способны сообщить народу порыв и спасти его от всех бед. В XVII столетии Церковь напомнила русским об отечестве и уморила смуту. В наши дни революция забыла о Боге и родине. Пусть Правительство обратится к Церкви. Она, как и триста лет тому назад, призовет воинов и народ к покаянию и молитве и вдохнет в них любовь ко всему русскому.

Иного пути к спасению нет.

Народу надо идти к Церкви. Только там он обретет то, чего лишился по легкомыслию своих вождей и собственному неразумию! Конечно, и власть не должна оставаться в бездействии. Вместо наблюдавшегося до сих пор распыления, ей необходимо облечься диктаторскими полномочиями.

"Московские Ведомости", № 154, 18 июля 1917 г.

Еще по теме