Участники боев с финской белогвардейщиной - Герои Советского Союза (слева направо) в первом ряду: младший командир В. И. Галахов, красноармеец И. М. Ульянов, старший лейтенант Д. Л. Маргулис и младший лейтенант П. В. Усов; во втором ряду: младший командир Е. А. Луппов, красноармеец И. М. Комаров, старший лейтенант Н. Г. Большаков, младший командир Г. М. Лаптев, красноармеец Г. С. Пулькин, младший лейтенант К. С. Симонян и красноармеец В. К. Артюх.
ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА
Штаба Ленинградского Военного Округа
В течение 4 февраля на фронте происходили главным образом поиски разведчиков. В районе севернее Ладожского озера завязались бои пехотных частей. Наша авиация производила разведывательные и боевые полеты.
ГЕРОИ БОЕВ С ФИНСКОЙ БЕЛОГВАРДЕЙЩИНОЙ
Рота героев
Эту историю рассказал мне политрук роты тов. Тюхов. Он с гордостью называл фамилии Базлова, Чернышева, Елисеева— людей, которые впоследствии были награждены орденами Красного Знамени, и только одну фамилию он не назвал: собственную.
Мы расположились у расщепленной взрывом ели. Когда не слышалось выстрелов и вал тумана скрывал все окружающее, нас обступила сказочная тишина.
— Они ушли на тот берег, взорвав мост, и нас разделила река, — начал Тюхов.
— Вернее сказать, это перепад между озерами, и скорость его шесть метров в секунду. Вам трудно представить себе, что это такое? Если вы кинете туда порядочный булыжник, то он не тонет сразу, а еще некоторое время уносится течением. Понятно?
Мы получили приказ обеспечить переправу. К 19 часам все было готово.
Первым пошел понтон лейтенанта Чернышева. Он попал под обстрел, но все-таки того берега достиг. Оставалось метров четыре—пять. Выскакивает Баллов, младший командир, схватывает причал (пули вокруг так и чмокают о голыши), командует пехоте: «На берег!» Но едва поднялся в понтоне один из пехотинцев, как понтон повернуло, двинуло и понесло. Разве удержишь! А ниже — водопад.
Базлов кричит вдогонку:
— Товарищ лейтенант!..
Один ведь остался на берегу! Вдобавок еще и винтовку не успел взять из понтона.
А понтон несет, несет. Хорошо еще взорванный мост перед самым водопадом был: ферма как легла, так почти целиком преградила реку. Как раз к ней понтон и прибило. Решил Чернышев двигать понтон вдоль фермы, вроде парома.
А белофинны по ним из пулемета. Из нашей роты Дудиков, боец, сорвался — подшибла его пуля. Протягивают ему товарищи весло.
«Хватайся, Дудиков!»—кричат.
Куда там...
Все-таки пробились к самому берегу.
Обрыв, камень скользкий, вьюга.
Десант поднимался под проливным огнем. Последним полагается выходить расчету. Когда расчет взобрался на берег, десант уже ушел вперед.
— Сергеев, — приказывает тогда Чернышев одному из бойцов, — отправляйтесь доложить командиру: десант высажен. Понятно?
— Понятно, — отвечает Сергеев.
Но едва поворачивается, чтоб идти, его ранит в левую руку.
Чернышев видит: человек стоит, не падает, рана, значит, не тяжелая. Может быть, доберется?
Перевязал ему руку, спрашивает:
«Сможете доложить?»
«Непременно, товарищ лейтенант. Только зарядите мне гранату— не могу левой. А кольцо, если надо, зубами вырву».
Но Чернышев передумал, и я считаю— правильно. Основную задачу — переброску десанта — он выполнил. Помочь же десанту еще и живой силой он теперь уже не мог, десант за это время выдвинулся вперед, и отыскивать его в темноте значило одно — бесцельно подставлять лоб под пули.
Как будто все. Впрочем, я о Базлове забыл досказать.
Базлов потом вернулся. Обступили мы его, спрашиваем:
— Ранен?
— Нет. Пустяки, царапина.
Но мы посмотрели — пришлось в госпиталь отправлять. Разрывными, видно, гады, стреляли. Когда он выскочил, его какой-то снайпер заприметил. А Базлову ответить нечем, винтовки-то нет. Он ползком, полком — в лес. Залег у одного дерева и решил дожидаться ночи. Тогда, дескать, виднее станет.
Однако, когда стемнело, как раз к этому дереву подошел какой-то белофинн и кричит вверх: «Эй!» Ему с верхушки сосны другой отвечает. Смена дежурств, понимаете ли. Хотел их Базлов последней гранатой уничтожить, да опомнился вовремя: последнюю для себя приберег... Чудо прямо, что его не заметили...
* * *
Откуда-то спереди подползает группка красноармейцев, возглавляемая младшим командиром.
— Товарищ политрук, я к вам с просьбой. Разрешите?
— Пожалуйста, товарищ Черенка.
— Мы сейчас, кое-кто, ходили вперед, посмотреть точно, откуда они бьют. Конечно, за туманом не все видно, но, в общем, недалеко. И мы надумали так: а не отпустите ли вы нас, значит, туда со взрывчаткой?
Бойцы, пришедшие с Черенкой, постепенно продвигаются все ближе.
— Это зачем же, товарищ Черенка?
— А очень просто. Мы, то-есть Зенков, Цыпляев, Чепрасов, я...
— И меня считайте, — басит лежащий чуть поодаль флегматичный на вид Копунов.
— Ну, да, — живо подхватывает Черепка, — и Копунов; вот мы и отправимся к ДОТ’у. А как стемнеет,—надолбы разминируем, если они заминированы, а потом и ДОТ взорвем. А то что же на него смотреть! Прямо противно!
— Орлы! — улыбается Тюхов. — Не могу сам такую вещь разрешить. Придется докладывать повыше.
Черенка приподымается с земли и просительно говорит, помогая своей речи выразительнейшей жестикуляцией:
— Вы, товарищ политрук, только поубедительней доложите. Чтоб без отказа, одним словом.
***
Политрук возвращается к прерванному разговору:
— Другой понтон младший лейтенант Григорьев, как белофинны ни стреляли, все-таки довел почти до самого берега. Метров пять осталось, не больше. Выскочил Григорьев сам, но видит: людям не выйти — слишком сильный огонь. Тогда он — обратно, и решил ферму использовать. Подвел понтон прямо к ней, высадил десант на берег. Но десанту нужно двигаться вперед, а белофинны устроили сплошную завесу из огня. Только то и удалось Григорьеву, что скрыть людей за камнями. Устроил он их и отправился в разведку. Один. Ползком, конечно.
Обнаружил: окопы, в них примерно с батальон вражеской пехоты. Станковый пулемет чуть поодаль, наблюдательный пункт на ели. Григорьев заприметил эти места точно и пополз назад.
Григорьев снова отделился от десанта. Но теперь уже не в сторону противника, а обратно— просить у командования, чтобы подсобили артиллерией.
За это время, что он перебирался по ферме, волной воздуха с его головы два раза сбивало каску — бандиты словно чувствовали, зачем переправляется этот человек обратно через реку. Но Григорьев остался невредим, и командование узнало, в чем нуждается десант...
* * *
Откуда-то из тыла загромыхала наша артиллерия, и, несмотря на туман, стало видно, как взлетают в воздух белофинские укрепления.
Руд. БЕРШАДСКИЙ.
Расправа над шведскими «добровольцами» в бело-Финляндии
СТОКГОЛЬМ, 4 февраля. (ТАСС). Вербовщики «добровольцев» в бело-Финляндию не скупились на всяческие обещания. Они сулили им высокие оклады и роскошную экипировку, расписывая поездку, как увлекательную прогулку. Там, где не действовали подобные методы, вербовщики прибегали к запугиванию. Особенно практиковалось это по отношению к безработным, которым угрожали тем, что в ближайшее время безработица увеличится еще более. Спасаясь от нищеты и голода, некоторые безработные согласились поехать.
Датская газета «Арбейдербладет» сообщала недавно о весьма характерном суде над одним студентом.
«Потеряв всякую надежду получить работу, — пишет газета, — он вынужден был воровать. Перед тем, как вынести приговор, судья предложил студенту поехать в бело-Финляндию, заявив, что там «много работы».
Однако подсудимый отказался от такого предложения.
Та же газета сообщает:
«Столкнувшись с действительностью маннергеймовской армии, многие из добровольцев начали открыто протестовать, убедившись, что они будут драться совсем не за демократию и свободу, в чем их раньше усиленно убеждали. Их заклеймили как коммунистических агентов и быстро удалили с помощью надежных людей. Один из добровольцев в своем письме сообщает, что многие из них покончили «самоубийством».
Красная звезда, № 29, 5 февраля 1940 г.
Еще по теме
| 