Троицын день

Заалел восток румяный,
Показался солнца луч,
И вершины горных круч
Загорелись...
Над поляной Белой дымкою роса
Расстилает покрывало...
Тьма ночная миновала,
Ярко речки полоса
Засветилась на далеко,
И болотная осока
Зашептала, сбросив лень:
— Здравствуй, здравствуй, красный день!...

*
Полон вешней своей красоты
Пробуждается лес густолиственный...
В нем, как шепот влюбленной четы
Слышен шорох какой-то таинственный,
Соловьиные трели вдали
Оглашают поля оживленные,
И внимают им силы земли,—
Наши рощи, дубравы зеленые.
Вторят громко той песне без слов
Пробудившихся птиц отголоски...
Наступил чудный праздник цветов,
Праздник вешний,—зеленой березки.

В этот праздник по селам народ,
Звон заслышавши вещий и чудный,
В Божьи храмы с цветами пойдет...
А в тех храмах листвой изумрудной
Разукрашены лики святых...
Солнце ярко в оконные рамы
Лавой льет сноп лучей огневых,
Заполняя все светом...
И в храмы
Поселяне, стекаясь толпой.
Одного только просят у Бога:
Чтобы страдною тяжкой порой
Облегчил их невзгоды немного;
Чтоб к посевам был милостив май;
Жарко молятся старцы, старухи,
Чтоб послал им Господь урожай
И избавил от града, засухи.
Им березки зеленой листва
В храмах блещет надеждою яркой,
Что не сгубит косьба и жнитва
Их порою июльскою жаркой.

Служба кончена... Полдень настал..
Развернулся разгул наш народный
Он с березкой запел, засвистал
И собрался в кружок хороводный.
День кончается... Стало темней,
Молодежь загулялась в лесочке...
И ворчат старики у сеней:
— Где-то наши внучата и дочки?...
*
Вот и вечер... Зной прохлада
Заменила...
Гонит стадо
Звук пастушьего рожка...
И опять, издалека,—
Где виднеются обрывы,
Где ракиты,—переливы  
Понеслися соловья,
Как журчание ручья...
Запад стал темнеть румяный, Угасает солнца луч,
И вершины горных круч
Потемнели...
Над поляной
Белой дымкою роса
Стелет снова покрывало... Скрылась речки полоса...
И осока зашептала
Вплоть до светлого утра:
— Тише!... Тише!...
Спать пора!...

Л. Гуляев.

* * *

Семик и Троицын день

(Историческая справка)

В сорокадневном периоде весенних праздников, — говорит И. Снегирев в своем исследовании, вышедшем в 1837 году, под заглавием „Русские простонародные праздники и суеверные обряды",—особенно замечателен „Семик", любимый народный, или лучше сказать, девичий праздник. Он приходится в седьмой четверг по Пасхе, на седьмице св. Отец, которая у простолюдинов известна под именем семицкой. От седьмой седьмицы обыкновенно производят название „Семика".

Русские величают Семик „честным", подобно маслянице, почитая его одним из трех главных праздников летних, как подтверждают и слова старинной костромской песни:

Как у нас в году три праздника,
Первый праздник — Семик честной,
Другой праздник — Троицын день,
А третий праздник — Купальница.

Местом празднования Семика бывают рощи и леса, берега рек и озер или прудов; в первых завивают венки, а на другие пускают их для загадывания. Московские жители праздновали Семик в Марьиной загородной роще.

Гулянье в Марьиной роще в начале 60-х годов

Семик, несмотря на местные особенности, в сущности своей одинаков и с незапамятных времен известен почти во всей великой России.

В прежнее время, в Семик вся Москва представляла разгульный праздник; почти на каждом дворе, у хозяина и хозяйки с семьей, в виде кущи обставлялся березками стол с яичницей и драченой; везде раздавались семицкие песни, с какими носили изукрашенную лентами и лоскутками березку толпы народа в венках из ландышей, дойничков и незабудок, или из березовых и липовых ветвей.

До мора в Москве 1771 г., после погребения и поминовения убогих на Старых Убогих Домах, или Божедомке, ватаги народа, умыв руки в Самотеке, шли в Марьину рощу завивать березку и пировать с песнями и весельями, сменявшими слезы и рыдания.

При завивании венков обыкновенно поют известную песню: „Ай, во поле липеньса!" Содержание ее следующее:

„Красная девица сидит в белом шатре под зеленой липою, вьет венок из цветов, украшая его дорогим яхонтом, и говорит со вздохом:

„кому этот венок носить? Ужели старому?— „Нет! старой не будет носить! Старой „не отрада, не защита моей молодости; „пусть же носит его мой милой друг"! —

Перед вечером девушки возвращаются домой с венками, которые и берегут до Троицына дня.

Семицкая березка в Тульской и других губерниях называется „кумою", а „кумиться"—значит целоваться при развитии венков..Там, пред завитием в роще венков, поселяне поют песню, носящую на себе печать смешения язычества с христианством, вероятно, сочиненную при переходе от первого к последнему:

Благослови, Троица,
Богородица,
Нам в лес пойти!
Венок сплести!
Ай Дид, ай Ладо!

В других местах, около Москвы, мужчина, носящий березку, именовался „кумом",а девица „кумою"; тот и другая играли важную роль на празднике.

Игра „кума в Семик" повторяется в селениях Московской, Владимирской, Рязанской и частью Тульской губернии, где в это время поселянки, собравшись в роще, нагибают молодые плакучие березки, свивают из них венки и попарно подходят сквозь них целоваться, приговаривая:

Покумимся, кума,
Покумимся!
Нам с тобою не браниться,
Вечно дружиться.

В это самое время дарят друг друга желтыми яйцами, коими поминают также утопленников на русальной неделе.

Во Владимирской губернии, в городе Покрове, девки ходят поутру с пирогом сбирать у соседей деньги, а вечером составляют хороводы, где поют и пляшут, а потом едят пироги и яичницы. В других же местах к Семику девки делают складчину или ссыпчину.

По окончании сорочин от Радоницы до Троицкой субботы, коей обряды известны были в ХVI веке, в Троицын и Духов дни отправляется между простым народом отдельно от церковного торжество, которое имеет связь с Семиком, ибо гадание, начатое в последний, оканчивается в первые.

Самое гулянье в Москве в Троицын день бывало близ Каланчевского поля, на Красном пруду, который, по преданию, в старину известен был под именем „Русальского"; также собирался народ в это время на веселье за Дорогомиловским мостом.

В Спасске Рязанском, в Троицын день, девицы и молодки сбираются в загородную рощу завивать венки, садятся там в разных местах хороводными кружками, поют песни с припевом „Лелье", потом начинают полдневать, т. е. есть принесенное из дому кушанье, наконец, надев на голову венки из древесных листьев, водят по роще круги, напоследок идут в город на гору, где сняв с себя венки, кидают в Оку для узнания своей участи.

Волжские жители в Троицын день, собравшись к завитым березкам, идут с венками на Волгу и поют:

Глубока река берега рвала,
Ох! люли, берега рвала.
Уже я млада по бережку шла            
Ох! люли, по бережку шла,
По бережку шла и цветы рвала.
Меня младу туда сорвало;
На низ понесло, к донским казакам;
Ох! люди, к донским казакам.

Развив венки, девушки и молодые вдовы бросают их в воду, загадывая о суженых: чей венок поплывет, та надеется в тот год выйти замуж; чей потонет, той сидеть в девках или во вдовстве. Это игрище оканчивается песней, которую они поют, возвращаясь домой:

Грушица, грушица! Зеленой виноград!
Под грушицей светлица стоит,
Во светлице девица сидит,
Забавные речи говорит:
Ах! нонече какие времена!
Сушат жен хорошие мужья,
А девушек дальние друзья;
Всяка девка себе дружка зажила.
Дальний друг—большая сухота,
Ближний друг—веселье завсегда.
Призвала дружка на часок побывать
Уняла его и ночку ночевать,
Упросила неделюшку пожить,
Принуждает его силою любить.
Уже силою не буду я любить,
По неволе я не буду целовать...

Московский листок (большая политическая внепартийная газета) № 149, 29 мая 1900 г.