Материал из журнала "Пробуждение" № 18 за 1916 года.
Статья Н. Степаненко
Уже давно приходится слышать:
— Русская торговля отказалась работать и перешла на наживу.
Слова эти можно характеризовать: «старая погудка на новый лад». Ничего нового в них нет, ничего такого, что указывало бы на исключительность условий переживаемого времени.
Русская торговля, а следовательно и русский торговец для русского человека то, что каштаны для огня: разгорается огонь, а каштаны обугливаются, и если их не вынуть своевременно, они обуглятся и сгорят окончательно.
Голод ли, пожары или, как сейчас, война—русский торговец спешит и радуется, и как горбуновские молодцы, спешащие на пожар и выкрикивающие: «поспешай, братцы, а то без нас сгорит»,—всеми силами старается использовать время, загребает и руками и ногами, захлебывается от радости—весь потный, горячий и красный.
Трещат карманы от наживы, а он все уплотняет их, топчет, как мужик сено на возу.
И от избытка радости приговаривает:
— Пошли, Господи, чтобы война эта самая...
В прошения, в молитву обратились горе и несчастья людские.
В одной из городских российских дум один из представителей города так именно и выразился. И когда у него потребовали объяснения,—хотя слова и без того сами по себе сказаны были ясно,—он ничего лучшего для себя не нашел, как удалиться из залы заседания думы.
Пыл и увлечения до каких только пределов не могут дойти!
А разве менее характерно следующее?
Сдает мой знакомый в одну газету промышленно-коммерческого характера статью о спекуляции и наживе торговцев, и редактор ему говорит:
— Не подходит, так сказать, по духу нашей газеты.
Какой же дух этой самой газеты, отказывающейся так откровенно вести борьбу со злом?
А дух такой: жми и прижимай, высасывай побольше соков и крови, ибо сие полезно для российских пауков и эксплуататоров.
А их много—пауков и эксплуататоров. Где только их нет?
Нет такой щели, куда бы они не залезли.
Тепло и удобно сидеть им в щелях.
В Нижнем-Новгороде торговец выписал из Америки партию обуви. Цена ботинкам поставлена франко 3 6/10 доллара за пару, приблизительно около 11 руб. На заданный торговцу вопрос, по какой цене он намерен продавать ботинки, получился такого рода характерный ответ:
— Да знаете-ли... надо будет сосчитать... Знаете, хлопоты, перевод денег, затрата, находчивость... Не всякий ведь додуматься может... Будем продавать рублей по пятидесяти за пару.
Когда ростовщик берет лихвенные проценты, его привлекают к суду; торговец-эксплуататор берет сверхлихвенный процент, грабит публично, среди белого дня, и он остается как бы вне закона.
Клеймит его общественное мнение. Но что ему гекуба и что он для гекубы?
А тот, кто сегодня еще возмущался наглостью торговца, на завтра идет к этому самому торговцу и платит за пару ботинок 50 рублей.
Не ходить же в самом деле босиком, в лучшем случае, не носить лаптей.
Хороши лапти в теории, легко писать и говорить о гигиеническом значении супа из сухой травы, а каково следовать всему этому на практике?..
Практика—это крик души, стонущей и больной. Вакханалия, пляска и— крик надрывчатый.
Фабриканты, сахарозаводчики, коммерсанты, промышленники, купцы— все танцуют, все неистово пляшут, у всех горят глаза восторженно и радостно.
Одна самарская купчиха-мукомолка нажила на муке два миллиона.
— Догоню до трех да и забастую.
Забастует ли только!
Есть у меня знакомый приказчик. С малых лет служит он приказчиком в кожевенной лавке. Присмотрелся, свыкся, втянулся во все манипуляции торгового дела. Никогда не возмущался. А сейчас возмутился.
Совесть заговорила.
Человек кормится от торгового дела, человек окунулся в это самое торговое дело с головой; казалось бы, ему ли возмущаться? А пришла пора, и от того, что творится вокруг, крик стонущий вылетает из груди.
Плачут трудовые деньги, исходят горькими слезами.
Плачут... как библейская Рахиль о детях своих «и не хотяше утешитися, яко не суть».
Было у нас торжество наживы и в Крымскую кампанию, и в Турецкую войну, и в Японскую авантюру, но никогда еще аппетиты так жадно не разгорались, не принимали таких ужасающих размеров, как в настоящее время.
А ведь война еще не окончена, кровавая жертва еще не искуплена, итоги еще не подведены немногое скрыто от глаз.
Но и то, что приходится видеть и наблюдать, повергает в трепетный ужас и страх.
Сжились мы, втянулись, а все же страшно.
Что будет дальше?
Поругана совесть, честь загрязнена...
Торговое дело—дело великое, государственное дело... Да, все это так. А кто стоит у руля, кто вертит колесом? На чью сторону падает зерно труда и жизни?..
«Именитое купечество», которое так гордится этой кличкой—именитое лишь о ярлыку, по кличке, по названию, а не по совершаемым действиям и поступкам.
Классическое: «не обманешь—не продашь» все еще, как каиново проклятие, вист и тяготеет над миром торговли и промышленности.
Хорошо известно это и внутри страны, и далеко за пределами ее.
Кто подсыпает суррогаты в муку,—русский торговец; кто гнилой товар старается сбыть за доброкачественный,—русский купец.
Иностранцы берегутся русских торговцев и промышленников, как огня.
Богатства наши неисчерпаемы, а разрухи и непорядков не обобраться.
Предприимчивости у нас на грош нет, за то по части наживы мы обогнали любую нацию.
Нынешнее тяжелое время в достаточной мере закрепило то, что давно всем и каждому было известно.
И иностранцы, конечно, учитывают момент.
Американцы уже учли. По словам «Дня», во Владивосток прибыли уже пароходы с американской обувью. Учтут после войны и англичане, и французы. А в Берлине и теперь уже «изготовляется громадное количество готового платья для России».
Думают ли об этом российские эксплуататоры и спекулянты?
Мне кажется, что, зарыв голову в песок, как это делает страус при виде опасности, если и думают они, то думают по своему... как страус. Надеются больше на фатум, на случай: «авось кривая вывезет, авось свинья не съест».
Живут не разумом, живут чувством, а больше всего моментом, основанным на случайности.
А когда загремит гром и опасность приблизится и сделается очевидной,— в Петроград полетят петиции, жалобы...
На это способности не стать занимать.
Никто не умеет так обильно и жалобно лить крокодиловы слезы, как русский купец и промышленник.
И сейчас, несмотря на торжество наживы, жалуется: ограничительная политика, видите ли, которая составляет основную программу ведомства торговли и промышленности, легла в основу деятельности ведомства и мешает росту и развитию во всех начинаниях (?) людей, стоящих во главе торговли и промышленности.
Опеки у нас действительно много; опека тяготеет не в одной только области торговли и промышленности. Но одна ли опека в данном случае служит виновницей и не следует ли искать корней поглубже.
Торжество наживы, конечно, не в опеке.
Н. Степаненко.
P. S. Сто лет назад написано, а ведь можно не меняя ни единой буквы, поставить в конце статьи сегодняшнюю дату и ни единый человек не скажет, что это написано так давно, а не сегодня.
Еще по теме
| 