Светлой памяти казненных моряков "Памяти Азова"
Ровно 11 лет, 5 августа 1906 года, царская власть свершила одно из своих преступлений, в котором вылилась дикая месть к борцам за свободу. 1905 — 1906 г.г. были годами «свобод», митингов и открытых выступлений. Моряки в русской революции были всегда одним из ее авангардов.
Морское начальство, зная это, с целью распыляло корабли по разным портам и бухтам. Так, в бухтах, Харро и Пононвик мирно стояли учебно-артиллер. отряд из крейсеров: «Память Азова», «Абрек», «Воевода», а также и миноносцы.
Вечером 19 июля 1906 г., на крейсер «Азов» прошел незаметно для офицеров переодевшийся в матросский костюм один из организаторов по работе среди матросов Арсений Коптюх; в 10 час. вечера было устроено заседание членов судового комитета, совместно с «рядовыми» членами.
Заседание происходило в таранном отделении. Обсуждался текущий момент; главные прения были вызваны телеграммой, полученной тов. Гавриловым из Свеаборга, в которой говорилось, что «Свеаборг и минный отряд судов восстали».
Собрание затянулось до часу ночи, затем было предложено перейти в другое место, а не членам комитета разойтись. Офицерство, знавшее о тайной организации на корабле, усиленно искало нити заговора и «крамольников». Старший офицер кап. 2 ранга Мазуров, верный царский слуга (ныне уже генерал), делал частые ночные обходы. Вылезший из горловины Коптюх, заметив Мазурова, 6ыстро прилег к матросу Козлову. Оставшиеся в таранном отделении «попали» под карандаш.
Зоркое око Мазурова заметило, что на одной подушке спят два матроса. Сатрап будит тов. Коптюха и спрашивает его: «Кто ты такой»? «Я кочегар»,—ответил Арсений Коптюх.—А номер твой»?—«122», —снова ответил «кочегар».
Мазуров арестовывает тов. Коптюха, сажает за двойной борт в ванную комнату. Офицерство было уже на ногах. При обыске у «кочегара» нашли браунинг и патроны. На вопросы командира судна Лозинского тов. Коптюх отвечал резко, вызывающе. Часовым было приказано:
«при малейшей попытке к побегу заколоть арестованнаго».
Пока командный состав «допрашивал» Коптюха, на судне тушатся огни, революционеры силою берут у часового ящик патронов и... началось то, что должно было произойти, когда люди хотят стряхнуть с себя гнет и позор.
Трусливое офицерство, вдохновители насилия и произвола, садятся на катер и отъезжают на берег. Они не могли защищаться долго.
На утро на «Памяти Азова» были подняты красные флаги. Сторонники новой жизни ликуют, им грезится свободная, новая, молодая Россия—Россия без тирана, кандалов, тюрем, эшафотов, Россия без жандарма, нагайки, беспросветной нужды и нищеты. Они видят освобожденную Россию. С криками «ура» восставшие поднимают сигнал другим судам. Грозный революционный командир матрос Лободин приказывает крейсеру «Воеводе» сняться с якоря и подойти к борту «Азова»; но «Воевода» пошел с открытыми минными аппаратами. Тогда «Воеводе» был дан новый сигнал: «стать на якорь», а крейсеру «Абрек» и миноносцу «Ретивый» присоединиться к «Азову». Последовал ответ: «ясно вижу», но сами не шли. Была сыграна боевая тревога и по упорствующим судам был открыт огонь с правого борта из 6 дюймовых 47-и м.м. орудий.
Но команда этих судов не могла еще расстаться с рабством, хотя среди них и были сочувствующие восстанию. Суда подходят к берегу и весь состав разбегается в лес.
Больно и обидно было азовцам, но светлый луч свободы зовет дальше, и крейсер, под командой матроса Лободина, идет в Ревель. В море попадается миноносец «Летучий». Снова с «Азова» поднимается сигнал о присоединении. Но—увы!—и на этот раз призыв остается гласом вопиющего в пустыне.
На судне устраивается новое собрание, избирается судовой исполнительный комитет. Командиром, как сказано было выше, был матрос Лободин. На общем собрании товарищ Коптюх говорит речь, в которой указывает:
«Многие из вас, товарищи, и даже очень многие и сейчас не знают, от чего произошло настоящее восстание. Я постараюсь объяснить это. Мы восстали потому, что распустили Государственную Думу и самых лучших людей из состава ее арестовали. Но оставшиеся члены Г. Д., собравшись в Выборге, решили начать это великое дело—дело освобождения. Правительство говорит, что земли нет, между тем как у государя, церквей и помещиков земли много. И вот трудовая группа, с.-р. и с.-д. постановили эту землю отобрать»...
В это время в Ревеле стоял транспорт «Рига», командиром которого— был Герасимов, бывший комендант морской крепости. Узнав о происшествии на «Азове», Герасимов решил изолировать команду, среди которой были тоже жаждущие свободы. «Рига» покидает Ревель, чтобы не присоединиться к «Азову».
В Ревеле азовцев встретило не то, чего они ждали. Слуги старого режима не спали. Офицеры, оставшиеся на «Азове», собирали и подкупали еще не созревшую политически часть команды. В этом отношении сыграл большую роль писарь Евстафьев и кондуктор Лавриненко, которые подготовили ряды черных людишек. За это гнусное дело последний был произведен в офицерский чин и ныне арестован уже в чине штабс-капитана.
В Ревеле на помощь сторонникам старого строя поспели два парохода-буксира с жандармами и солдатами. Силы восставших оказались слабыми. Была жестокая схватка и в этой борьбе был убит глава крейсера товарищ Лободин, убит негодяем писарем Евстафьевым. Вот что показывал следователю этот убийца: «На верху шла стрельба. Мятежники стреляли с кормы и с верхней палубы... Лободин стоял у 47-и мм. орудия.
Я крикнул: «сдавайся»... и спустил курок. Лободин опрокинулся на палубу. Он был перед тем с винтовкой в руках... Убив Лободина, я сбежал вниз и крикнул: «Господа, Лободин готов»...
Оставшиеся в живых борцы были схвачены и отправлены в Вышгородский замок и в тюрьму «Маргариты».
Красный флаг спущен, и на крейсере снова воцарился мрак...
С зияющей раной лежал на палубе убитый Лободин, враги жестоко надругались над холодным трупом. Пять штыковых ударов было нанесено в грудь, пять ран в ту грудь, под которой при жизни билось благородное сердце, билось за свободу, за землю, за волю. Четыре раны зияли в голове, в той голове, которая думала лишь об освобождении порабощенного народа: одна рана была на шее.
Честный борец, товарищ революционер! Ты крепко держал в руках красное знамя «В борьбе обретешь ты право свое» и гордо пал от руки подлого наймита, не поколебавшись ни на минуту в правоте своего дела.
Восстание подавлено. Вечером к «Азову» подходит шлюпка, в ней сидело трое «вольных». Это были представители Кронштадта, которые ехали руководить дальнейшим ходом восстания. Их допустили к трапу... дальше... «руки вверх»!
Это были И. И. Бунаков и двое его товарищей. Все трое были арестованы.
Из Петербурга посылались телеграмма за телеграммой морским министром адмиралом Бирилевым о скорейшем и строгом суде. Я приведу одну из них:
— «В виду чрезвычайных обстоятельств, коими сопровождался мятеж команды на крейсере 1 ранга «Память Азова», предписываю, на основании 90 ст. военн.-морск. уст. о наказ., виновных в этом мятеже судить по всей строгости военно-уголовных законов, с применением наказаний, определ. в упомянутом уставе для военного времени».
31 июля собрался в Вышгородском замке «суд». Я приведу краткий перечень приговоров, где обозначены «судьи»; они все еще живы и многие адмиралами; сейчас они носят на груди, конечно, красные бантики.
Краткий приговор:
«1906 г., 4 августа. По указу Его Императорского Величества, суд особой комиссии, в составе, по приказу за № 52 от 30 июля с. г. командующего отдельным отрядом судов, назначенных в плавание с корабельными гардемаринами:
Председатель, кап. 1 ранга Русин. Члены: капит. 2 ранга Гирс 2-ой. Лейтенанты: Фролов, Любинский, Тимирев, Беренс 1-й, Подгурский 1-й.
При делопроизводителях лейтенантах Баркове и Клочковском.
Приговорены: Колодин, Гаврилов, Аникеев, Богданов, Костин, Баженов, Григорьев, Кузнецов, Потапов, Котюхин, Шилин, Пенкевич, Болдырев, Кротков, Бортников, Крючков, Кудряшев к исключению из службы, лишению воинского звания и всех прав состояния, и подвергнуть смертной казни через повешение; мещанина Коптюха лишить прав состояния и подвергнуть смертной казни через повешение».
12 человек пошли на каторгу и т. д.
Приговор был выслушан спокойно.
Рано утром б августа на дворе замка уже ожидали казаки.
За неимением свободных палачей и виселиц, осужденных должны были расстрелять.
Перед казнью приговоренные писали письма родным. В 4 часа утра окончательно был утвержден приговор кап. 1-го ранга Бостремом. В камеры принесли парусиновые куртки. Предложили связать руки, был протест, но, когда опытные «мастера» объяснили, что этого требует «техника», было выражено согласие. Завязать глаза не позволили. Проходя мимо стоявших на охране пехотных солдат, многие говорили:
«Простите и прощайте, братцы, идем умирать».
На таинственном дворе замка запели революционную песню. Это был похоронный марш и вечная память по самом себе. Не с мольбой о пощаде, а с возгласами: «Мы победим» шли на казнь борцы.
В старинном саду было приготовлено все; растянут канат, в порядке стояли солдаты, на правом фланге рядом с офицером стояла черная ряса с крестом в руках.
— «Товарищи-братцы,—раздался чей-то голос, — надо попрощаться, ведь больше»...
И дрожащие уста крепко целовали другие уста.
—«Прощай!.. Прощай... Прощай!»
Глаза впивались друг в друга, и эти немые взгляды говорили:
«Мужайся, брат, ты честно шел по тернистому пути, ты умираешь за святое народное дело!»
Кончилось последнее прощание, без пожатия рук, так как последние были завязаны за спиной.
Привязали к канату... их было 18 борцов...
Один подозвал дежурного офицера и сказал:
«Кто убьет меня, тому передайте на память мои серебряные часы, находящиеся в конторе тюрьмы».
Снова читают приговор...
«Довольно, довольно, мы знаем,— раздавались голос—Братцы, цельтесь хорошенько, чтобы смерть пришла сразу».
«Ружья зарядить!»
—закричал офицер, и снова раздались голоса:
«Цельтесь, братцы, в грудь»...
Раздался залп... Птицы, сидевший на деревьях, вспорхнули и улетели.
В двадцати шагах от места казни стоял православный собор, в котором теплились лампадки... Для чего?..
Канат подрезан... Раздался дикий крик товарища Бортникова. Он не был убит; многие еще стояли и шевелились...
Это был крик подавленной России.
Это был крик к стране, чтобы родина услышала стоны ее верных сынов.
Это был крик, звавшие на борьбу... Его снова подстрелили...
Передо мной лежат подлинные письма казненных и лежат карточки тов. Лободина и красавца Бортникова, вдумчивые глаза, тонкие губы, нежное лицо.. Ну, что же я скажу этим портретам?.. Что скажу тем, которые отдали свою юную жизнь на алтарь борьбы...
Что я скажу, когда, душевно переживая эту ужасную трагедию, у меня, как у ребенка, льются слезы... Да, я не могу ничего сказать, надо делать...
Казненных положили на грязные дроги и повезли в гавань.. «хоронить»... кровь сочилась и капала на ревельскую мостовую... Жандармы погрузили трупы на баржу. Пароход «Карлос» отвел баржу в море, где борцов около о. Наргена и... утопили.
И вот, долгих одинадцать лет прошло с тех пор, как произошло это восстание... Преступный царизм давил, казнил лучших сынов родной страны...
За три года военными судами было приговорено:
моряков к казни—56, на каторгу—431, в арестантския отделения —1.235, в тюрьмы — 322, в дисциплинарные батальоны - 404.
Павшие товарищи моряки!
Начатое вами святое, великое дело мы свершили и довершили теперь рука об руку с рабочими и крестьянством. Ваши нечеловеческие страдания, ваши заветы, ваши святые имена давали нам силы и бодрость в борьбе.
Мы поклялись умереть в бою, погибнуть в пучине морской или на баррикадах, истечь кровью, но не отдать свободы никому и никогда. Знайте, павшие товарищи, мы выполним это. Борьба еще не закончена, борьба продолжается!
Матрос И. А. ШАБАЛИН
|