Положение в Совдепии

Письма наших корреспондентов

Среди петроградских рабочих

Уже теперь по Петрограду и окрестным заводам идут разговоры, что большевикам за аршин ситцу удалось уговорить путиловцев не поддерживать мятежных кронштадтцев, что другой раз никто не даст так себя провести. Мне самому пришлось на рынке слышать, как в споре кто-то назвал матроса "клешником”, в ответ на это матрос закричал, что мы-то "клешники", а восстали, а вы за аршин ситцу продались. И идут такие разговоры совершенно открыто, присутствие толпы, в которой могут быть агенты-чекисты, никого не смущает.

Чувствуя такое все нарастающее брожение, большевики пытаются разъединить рабочих, останавливая заводы под предлогом недостатка топлива, хотя его еще достаточно для продолжения работ тем незначительным темпом, которым они велись за последнее время.

Табачные фабрики пущены в ход ввиду того, что там работают только женщины. Завод "Треугольник" пущей в ход, но на него согнаны все коммунисты рабочие со всех стоящих заводов. Всякие митинги и собрания категорически запрещены властью и не устраиваются даже коммунистами, чтобы избежать скопления рабочих.

Даже небольшие частные собрания по какому бы то ни было поводу караются: у одного из рабочих родился ребенок. Ребенка крестили, и после крещения гости и родственники отправились к родителям. Собрались таким образом гости в количестве 12 человек. Вдруг нагрянули агенты чека и забрали всех, не исключая и матери, как устроивших незаконное собрание, а полутора-недельный младенец был отправлен в ясли, где и скончался через сутки.

До того момента, когда большевикам удалось различными льготами выжить из Петрограда в деревни большинство причисленных к остановленным заводам рабочих, по заводским районам расхаживали день и ночь патрули интернациональных батальонов и разгоняли даже группы из 4—5 человек. Теперь и разгонять некого, т. к. живущие в городе все заняты на огородах, и им не до прогулок по городу.

Поэтому внешне не заметно того напряженного положения, которое в действительности существует.Оно делается лишь заметным с того момента, когда вступает в связь с существовавшими и ранее рабочими подпольными организациями, и тут резко проявляется разница настроений и отношений к моменту сравнительно даже с прошлым годом.

Крупной организации, направляющей оппозиционно настроенные рабочие круги, нет: связи со старыми партийными эсеровскими руководителями, пребывающими за границей, нет (это между прочим вызвало среди рабочих очень недоброжелательное отношение к заграничным эсерам; даже пользующиеся известной популярностью лозунги Чернова и Ко не могут расположить вновь рабочих к тем старым руководителям, которые их бросили на произвол судьбы — вот общий голос сохранившихся кое где старых партийных работников). Но, не имея общей организации, рабочие каждого крупного завода выделили из совершенно определенных групп оппозицию красной власти.

Группы эти иногда теоретически руководятся старыми партийными программами, потерявшими уже связь с жизнью и потому абсолютно не влияющими на действительное направление умов и не выражающими отношения рабочих к советской политике.

Другие рабочие группы, не представляя из себя организации в собственном смысле этого слова, объединяются просто вокруг какого-то общего чуждого политике интереса, но так как при встрече им приходится обмениваться впечатлениями, и, встречи эти происходят более или менее регулярно, например, в кооперативе или закупочной комиссии, то и получилось, что они успели достаточно выяснить физиономии друг друга и, согласно своих симпатий, до некоторой степени объединиться. Таким центром объединения явились еще церкви.

Рабочим решительно все равно, возьмут ли при перевороте сразу власть монархисты или социалисты— они готовы поддерживать любых антибольшевиков. В этом отношении вообще все население Сов. России настроено одинаково— кто угодно лишь бы не большевики.

Недавно одним из заводов были выпущены прокламации, широко разошедшиеся по городу, о необходимости слиться с интеллигенцией и с просьбой к этой последней как-нибудь подать весть о себе для объединения работы. Надо сказать, что теперь нет такого страха перед провокаторами и агентами чека, т. к. публика успело выкристализоваться и научилась чутьем узнавать противников.

Нельзя сомневаться, что самое небольшое волнение быстро раскинется по городу. Таким толчком может быть грядущая мобилизация, но провести ее большевики хотят по-новому: мобилизации не будет объявлено, но все призывные возрасты (до 55 лет) будут вызваны каждый в свою часть, якобы для отбывания учебного сбора. Если бы была возможность оповестить рабочих и вообще низшие слои населения о таком "учебном сборе" — были бы обязательно беспорядки.

В настоящее время интеллигенты и рабочие склонны к каким угодно выступлениям, даже террористическим. Случаи с Авровым (усмиритель Кронштадта), убитом на заводе Новый Леснер, и Анциеловичем на одном из других заводов, очень характерны. И особенно обращает на себе внимание, что оба эти убийства большевики скрыли, и неизвестно даже, были ли какие-нибудь репрессии применены к протестантам.

Чем кончится даже неорганизованное выступление — предугадатъ не трудно; на защиту советской власти выступят только интернациональные батальоны и вновь сформированные отряды из коммунистов - ответственных работников (рядовым коммунистам уже стало невозможно доверять). Среди курсантов такое брожение, что совершенно невероятно, что они не присоединятся к восставшим в первую очередь. О красной армии и говорить нечего.

Свобода : Газ. полит., лит. и обществ. - Варшава, 1921 г. № 330, 12 августа