По материалам периодической печати за 1917 год.
НОВЫЕ НАЗНАЧЕНИЯ
Слева—новый начальник штаба Верховного Главкокомандующего генерал Духонин, посредине—главнокомандующий юго-западного фронта генерал Балуев; справа—военный комиссар В. П. Гобечиа.
В текущей кампании генерал Духонин за боевые отличия награжден Георгиевскими крестами двух степеней. Генерал Ваттэль является его ближайшим помощником. Оба генерала считаются выдающимися генералами нашей армии.
В. П. Гобечиа, в своем донесении от 21-го июля военному министру так характеризовал генерала Духонина:
«Считаю долгом донести, что за время командования армиями фронта генералом Корниловым, в тяжелое время, когда честь армии и России была брошена на весы, руководимый главнокомандующим штаб фронта был на большой высоте.
Генералы Духонин и Раттэль энергичными и решительными распоряжениями создали условия, при которых наша бегущая, дезорганизованная армия остановилась, сорганизовалась и находит силы переходить в успешное наступление. В моей работе комиссара встречаю неизменную поддержку и содействие названных генералов».
О генерале Валуеве военный комиссар В. П. Гобечиа от 3-го августа доносит военному министру:
«Сегодня в 2 часа дня отбыл на западный фронт, к месту своего нового служения, главнокомандующий юго-западного фронта генерал Валуев. При сем считаю необходимым донести: генерал Валуев, в исторические дни нашего отступления спешно назначенный командующим 2-й армией, вместо отстраненного за нераспорядительность ген. Эрдели, только личной огромной силой воли, соединенной с тонким пониманием политического момента, сумел остановить натиск германских полчищ и уберечь нашу армию от полной гибели. Твердость, спокойствие и непоколебимое мужество вместе с горячей любовью к солдату—вот основные качества, которые сопутствовали всей деятельности генерала Валуева на нашем фронте».
"Огонек", № 37 - 24 сентября (7 октября)
Смерть генерала Духонина
На русской революции—новое кровавое пятно: трагическая смерть генерала Духонина, арестованного по распоряжению большевистского правительства и убитого матросами на глазах прапорщика Крыленко.
Генерал Духонин не был деятелем старого режима. Его высоко вознесла революционная волна и выдвинула сперва на пост начальника штаба верховного главнокомандующего, а затем и на пост фактического верховного главнокомандующего, и он же стал одной из многочисленных жертв большевистского переворота.
Конечно большевистские вожди не издавали приказания об убийстве генерала Духонина, но они систематически натравливали солдатские массы против ставки вообще, как «осиного гнезда» контрреволюции, и против генерала Духонина в частности, и они же повели на ставку матросов, с которыми они не могли справляться, которых не могли держать в подчинении. Не надо было большой прозорливости, чтобы предугадывать возможность кровавой трагедии, разыгравшейся на могилевском вокзале, но однако для предотвращения ее ничего не было сделало, и фактически верховный главнокомандующий был выдан на расправу солдатской и матросской толпы. Это будет очень яркая страница в истории переживаемых нами дней.
Генерал Духонин очень недолго стоял во главе наших армий, но и для этого воротного периода будет своя история. Теперь однако не время говорить о том, что сделал или чего не сделал покойный главнокомандующий.
Трагический образ вождя армии, растерзанного развращенными демагогией солдатами, чересчур ярок и отодвигает на задний план воспоминания о том, что предшествовало этому кровавому моменту. Во всяком случае—ложь, будто генерал Духонин был контрреволюционером. Он действовал в полном единении с демократическими организациями при армии и был чужд каких-либо агрессивных стремлений. Скорее его можно было бы упрекать в противоположном,— в излишне мягком отношении к демагогии большевиков и к произведенному ими перевороту. И тем, не менее ему, участнику многих сражений, пришлось пасть не на поле брани, а под ударами своих же солдат. Когда же, наконец, рассеется нависший над страной кровавый кошмар?
Русские Ведомости, № 256, 23 ноября
Обзор печати
«Ноmо Novus» пишет в «Русском Слове»:
Убийство генерала Духонина потому лишь не вызвало крика безумного ужаса во всей стране, что мы сейчас ко всему привыкли, а в особенности привыкли к мысли о том, что ценность человеческой жизни, в частности же генеральской,— это ломаный грош. Меньше одним ломаным грошиком, больше, — не все ли равно?
В убийстве Духонина есть, однако, нечто из ряда выходящее вот в каком отношении: покойного уже никак и ни за что нельзя было считать ни приверженцем старых порядков в армии, ни сторонником дисциплины, которая-де приводит в ужас, тогда как упразднение дисциплины, что мы все видели, приводит к блаженству, счастью и райскому житью.
Духонин был избран „самим" Керенским, тогдашним „главковерхом", а ныне жалким изгнанником и беглецом, на пост начальника штаба, как лицо или как генерал, который, очевидно, шел (по каким мотивам, соображениям,—это скажет нам история) на все условия „революционной демократии", как их понимал Керенский, после того, как перестал понимать Корнилова. Условия эти нам известны.
Командование сводилось лишь „к оперативной части", всем же остальным заведывали армейские комитеты и правительственные комиссары—Станкевичи, Войтинские и пр. Велика ли была эта, якобы, самостоятельная оперативная часть, — я не знаю, но думаю, что она так сплеталась и с общей политикой непротивленства Керенского, и с местной политикой комитетов, „Румчерода", „Искосолов" и т. п., что едва ли в оперативной части оставалось что-нибудь, кроме карты генерального штаба, по которой генерал водил указательным перстом.
Идеал главнокомандующего-техника и автоматического исполнителя предуказаний партийной политики был найден. Духонин скромно делал свое дело, совершенно изолировав себя от России, от страны, от народа сетью армейских комитетов. Ни один верховный главнокомандующий, поэтому и не просидел так долго на месте; при самом внимательном чтении „Известий совета рабочих и солдатских депутатов" против Духонина нельзя было найти никакой злобной выходки, что, как известно, составляло главную специальность либердановской редакция, и Керенский нашел себе главнокомандующего по плечу, и меч по руке Ахилла. Все было прекрасно не в смысле России, а в смысле революционной демократии, усердно готовившей гибель стране и революции.
И вот я спрашиваю: чем, собственно, провинился этот, видимо, тихий, покорный и наивно веривший генерал Духонин? Ему говорили: главнокомандующий должен быть безличен, ему полагается мундир и прочее по штату, но судьба армии, России и внутреннее строение защищающих ее органов совершенно не входят в оперативную часть и отнюдь не дело его распоряжений. Для этого существуют испытанные представители революционной демократии — товарищи Войтинские, Станкевичи и, сверх того, раr dеssus la marche, армейские комитеты, фронтовые съезды и пр. Духонин твердо и честно шел по указанному ему пути.
Когда произошел большевистский переворот и был назначен новый главковерх прапорщик Крыленко, потребовавший заключения перемирия, генерал Духонин, как честный человек, исполняющий свои обязательства, обратился к своему „начальству" — главкомиссарам революционной демократии, главкомитетам армии.
Главкомиссары и главкомитеты собрали совещание по реконструкции власти и, не подчинившись главковерху Крыленко, тем самым обусловили поведение Духонина. Весьма возможно, что генерал, просто как честный русский человек, и сам не взял бы на себя заключения перемирия с немцами, но в данном случае какая же у него могла быть инициатива? Представьте, что Духонин признал бы главковерха Крыленко и перемирие с немцами. А что ж армейские комитеты, которые две недели судили и рядили, а что же Станкевичи, Войтинские и все другие недреманныя очи революционной демократии, приставленные для наблюдения, — они предоставили Духонину право распоряжения? Да и какое основание имел Духонин думать, что после того, как место революционной демократии заступила сверх-революционная демократия — "краса и гордость революции", главный кит свободы а la russe— превращение армии в выборную артель—вдруг исчез, и главкомитеты с главкомиссарами больше не стоят выеденного яйца?
Генерал Духонин верил в разум русской революции и в то, что как раньше, так и ныне Войтинские с Либерданами, с одной стороны, и Ленин с Троцким — с другой, суть два крыла одной и той же революционной красы и гордости. „То спор славян между собой",— мог мыслить генерал Духонин и спокойно ждать главкомитетского решения.
На трагической судьбе генерала Духонина ясно можно проследить гибель революции, что совершенно напрасно приписывают только большевикам. Они довершали удар, — это правда; они пожали плоды,—это тоже правда, но сеяли не они, и убийство генералов началось не при них, а при главковерхе Керенском, ибо разложение армии, превращение ее из органа защиты в орган самоуправления и самоуправства начались, по мудрому решению либердановского меньшевизма и черновского эсерства, с первого дня революции. На том пути разложения армии и превращения ея в свободную артель, который был избран, выхода никакого не было. Не соглашаться с „Искосолами", „Румчеродами“, „Центробалтами" —значило стать „корниловцем"; согласиться— значит принять мученический венец генерала Духонина.
В этом убийстве гонерала Духонина, верой и правдой служившего комитетским, комиссарским органам революционной демократии и употреблявшего все усилия для того, чтобы спасти что-нибудь в деморализованной и дезорганизованной армии, сказалось, — увы! роковое бессилие революция. Она не в состоянии была защитить своего избранника, она требовала всех прав себе и превратила командный состав в некое подобие конституционного короля, который царствует, но не управляет.
Когда же разъяренная стихия потребовала жертв, главкомитеты и главкомиссары каким-то чудесным, видно, образом,—сам Бог им покровительствует, —оказались под домашним арестом или уехали на фронт; тот же, который не управлял, а творил их волю, был растерзан толпой. Наш новый славный главковерх прапорщик Крыленко в своей телеграмме сообщал о карауле в пять, кажется, человек, сопровождавших генерала Духонина на вокзал. Я не знаю, достаточен ли такой эскорт с точки зрения почета для особы все же бывшего верховного главнокомандующего, но ясно, во всяком случае, что его было недостаточно для фактической безопасности.
Но дело не в этом, а в том, что среди эскорта, который вел генерала Духонина на вокзал и, в сущности, вел на казнь, был прапорщик Крыленко, который заступался за Духонина, а не было ни одного представителя ни главкомиссаров, ни главкомитетов, именем которых действовал генерал Духонин.
Как говорится у Алексея Толстого: „я Сицкаго не вижу между вами", а им бы всем Сицким, — комитетам и комиссарам, всем главкосицким,—надлежало бы быть тут, чтобы грудью защищать генерала Духонина, доверчиво связавшего свое верховное командование с органами революционной демократии. Они были всегда, когда генералу Духонину надлежало действовать. Единственный раз, когда их не было —это тогда, когда генералу Духонину приходилось умирать.
Сейчас у революционной демократии считается очень соmme il faut исступленно ругать большевиков. Керенский из какого-то своего, вероятно не очень прекрасного, далека пишет:
„Опомнитесь... Нам надо опомниться, чтобы понять, что при нем, Керенском, была „настоящая свобода", не то, что теперь! Но, не выходя из пределов настоящей беседы о судьбе несчастных генералов, мы знаем одно: „при свободе Керенского их убивали или сбрасывали с мостов, а ныне, при свободе Ленина, Троцкого и Крыленко, их убивают на вокзале, при чем те же органы социалистической мысли писали, что кровь убитых на Корнилове, а ныне то же самое пишут большевики.
Хотя товарищ Стучко уничтожил суды, но суда истории он не уничтожит, и этот суд вынесет свой приговор, и я не думаю, чтобы либердановская группа, вдохновлявшая Керенского, вышла из этого суда с гордо поднятой головой.
Улики
По поводу убийства генерала-республиканца Духонина, отдавшего приказ не препятствовать силою вторжению в Могилев «ударного отряда» Крыленки, орган всероссийского центрального исполнительного комитета первого созыва «За Свободу Народа» пишет:
«Убийство Духонина есть акт сознательный. И ответственность падает исключительно на голову кровавого Крыленки. Это он заявил прямо в Двинске, что «большевики придут к миру через трупы генералов ставки».
В свое время мы отметили это гнусное заявление. Крыленко привел в исполнение свою угрозу».
А «Заря» напоминает, что большевики:
«19-го числа, рукою одного из своих подручных, Склянского, писали, что надо «уничтожить все осиные гнезда контрреволюции... и в первую очередь гнездо Духонина, Гоца, Авксентьева и других предателей революции».
Здесь, как вы видите,—говорит «Дело Народа»,—гнусное натравливание на самосуд идет дальше, чем против Духонина. Все, кто не с большевиками,— предатели, а потому скромное «и другие» разрастется, со временем, в длинный «черный список».
И, одной рукой натравливая на самосуд, другой рукой эти господа будут писать лицемерные фразы сожаления о том, что им «не удалось сдержать накипевшей народной ненависти»...
Еще по теме:
К взятию ставки (ноябрь 1917 г.)
Смерть генерала Духонина (ноябрь 1917 г.)
На могиле генерала Духонина в Киеве
|