Материал из журнала "Пробуждение" № 11 за 1916 года.

Очерк Н. Дмитриева

Когда один из русских журналистов обратился к графу С. Ю. Витте с просьбой высказаться по вопросу о счастье и смысле жизни, граф ответил отрицательно:

«об этом-де так много напечатано, что прибавить ничего более невозможно».

Однако, когда теперь известный писатель, В. А. Поссе, через посредство газет обратился с тем же вопросом к широким кругам общества, ответы их не совпали с ответом гр. Витте.

Вопрос о счастье и смысле жизни волнует, трогает и зажигает лиц самых разнородных положений, профессий, званий и состояний. Далеко не всех удовлетворяет то, что сказано и напечатано,—общий трафарет.

Анкета, предпринятая русским писателем, вызвала множество самых разнообразных ответов; результатом обыкновенных «обывательских писем» явилась не вполне обыкновенная книга, своего рода человеческий документ, ярко свидетельствующий о подлинных переживаниях, рассказанных просто, без эффектов, без всякой мысли об авторстве.

Судя по анкете, вопрос о счастье и смысле жизни не только задевает многих—он составляет своего рода «проклятый вопрос» для большинства участников.

Откликнулись люди самых разнообразных званий, состояний и профессий и тем не менее, среди более чем пятисот писем, проходят шесть категорий тождественных мнений и построений.

Первая — это люди без счастья и смысла жизни.

Вторая: отрицающие счастье, но признающие смысл в жизни.

Отрицатели смысла жизни, признающие счастье, принадлежат к третьей категории. Затем идут «несчастные» и рядом с ними «счастливые» и, наконец, блуждающие между Адом и Раем— между счастьем и несчастьем.

Характерно, что к первой категории — отрицателей и счастья и смысла жизни—принадлежит молодежь; окончившая курс гимназии 17 лет, восемнадцатилетняя гимназистка, учащиеся в высших учебных заведениях.

Единственный среди них бывший священник, канцелярист 32 лет, заявляет:

«счастья человек не добьется, какие бы он ни употреблял усилия, так и истинного смысла жизни он не уразумеет, хоть будь семи пядей во лбу!» «Слово счастье—пустой звук». «Счастья нет, это—воображение людей». «Не ищите его, пока не водворится в мире справедливость».

«Счастья нет и быть не может», но для большинства все-таки есть смысл жизни. Он «в бесконечном постижении и любви», «в связи между своей жизнью и жизнью мира», «в работе на пользу других», «в творчестве».

Некоторые, настроенные менее идеалистически, видят единственный смысл в деньгах, ибо только с их помощью можно достичь всего.

«Любовь, деньги, семья, все материальное не может дать счастье человеку с высоко развитой душевной организацией. Разве можно говорить о каком-то счастье при том, что происходит не только у нас в России, но на всей земле?»

задает вопрос сельский учитель.

«Счастья нет, это—воображение людей»,—вторит ему кассир и по своему определяет смысл жизни. Счастье—деньги. Цель «моей личной жизни—дать детям как можно больше образования и воспитания».

И тут же рядом выстраданная исповедь женщины:

«Когда вы видите птицу, вы видите у нее и крылья; видите, что она летит. Когда же у нее крылья оборваны и она пресмыкается по земле, смеете ли вы спросить, счастлива ли она?

Птица хочет лететь в высоту, хочет лететь и вить на неприступных вершинах безопасные гнезда. В этом ее счастье. Но, когда она, бескрылая, пресмыкающаяся, учит детей пресмыкаться, то вы можете ее только жалеть и страшиться за детей, но не спрашивать о счастье.

Или вы думаете, что права для людей не то же, что крылья для птицы? Тогда объясните, что значат—права? Почему они нужны мужчинам и не нужны женщинам? Объясните, почему мастеров не лишают прав во имя их профессии, а женщину лишают прав во имя материнства? Или вещь труднее сделать, чем создать здорового, жизнерадостного человека? И кто для кого?—человек для вещи или вещь для человека?

Если вам женщина скажет, что она счастлива,—пожалейте ее детей: у них нет матери-человека. Горе птичьему царству, когда их самки лишатся крыльев и будут пресмыкаться!

Горе людям, что их женская половина ради чечевичной похлебки пресмыкается во прахе и не сознает, что ей нужны крылья, чтобы летать и увлекать за собой детей! Горе человечеству, не считающемуся с законом природы и правилами наследственности! Горе потомству, отцы которого топчут ногами матерей его! А вы не спрашивайте о счастье людей и не ищите его, пока не водворится в мире справедливость».

Среди лирических излияний и набросанных наспех мыслей участников анкеты, обращают внимание серьезные попытки дать объективную, научную характеристику «счастливых» и «несчастных».

«Наиболее важное и общечеловеческое условие счастья, а также высший смысл жизни хорошего и разумного человека состоит в том, чтобы добиться такого положения вещей, при котором людей соединяла бы атмосфера всеобщего сочувствия и благожелательства, так что горе одного человека было бы горем и всех других,—пишет один из участников анкеты.

—Сознание, что тебе сочувствуют и стремятся деятельно помочь, может облегчить самые горькие  страдания. Точно также и наоборот: сознание одиночества, отчужденности, всеобщего равнодушия усугубляет страдание и делает его безнадежным и отчаянным. Поэтому нет ничего хуже теории борьбы классов, проводимой до своего логического конца».

Другой участник находит, что

«современное человечество далеко ушло от животного, но еще больше не дошло до полного законченного человека, и в этом заключается трагедия его существования, если рассматривать жизнь каждого по отдельности, в массе же огромный шаг вперед».

К вопросу о счастье, по мнению автора третьего письма, можно подойти, разбирая вопрос, почему люди несчастны: «несчастных, ведь, громадное большинство».

«Людям для того, чтобы чувствовать себя счастливыми, недостает не внешних обстоятельств (богатства, здоровья и пр.), а гармонического развития душевных и физических сил».

В результате, даже признающие в теории возможность существования счастья здесь на земле, пытающиеся его определить, в подавляющем большинстве не чувствуют себя счастливыми; наоборот, они считают себя «несчастными», ибо не видят гармонии между стремлениями и достижениями, между мечтой и действительностью.

На сто слишком подобных ответов «несчастных», имеется около шестидесяти ответов «счастливых».

«Счастье—это ощущение радости бытия». «Я,—пишет вдова-телеграфистка, имеющая двух детей,—страшно счастлива: я всегда, как курица с яйцом, ношу в себе эту радость. Смысл жизни в самой жизни».

Счастье в «любимом труде», в «любимой работе», в «исполнении заветной цели», не в личном, а в мировом. О таком именно состоянии счастья—бесконечной радости, наполняющей все существо—свидетельствуют письма учеников «великого учителя», гения всего человечества—Л. Н. Толстого.

Но за этой категорией, искавших и обретших, стоит гораздо более многочисленная категория «бегунов», ищущих и не находящих, живущих половинчатой жизнью, считающих себя, с одной стороны, счастливыми, а с другой, несчастными. Однако, в анкете есть пробел, указываемый самим Поссе. На нее вовсе не откликнулись «угнетатели и насильники, оседлавшие для своего счастья чужое несчастье и в этом уразумевшие смысл жизни.

Анкета, произведенная Поссе, любопытна и характерна и сама по себе, как показатель исканий и настроений русского общества в самых его разнообразных слоях.

Все это свидетельствует прежде всего о том, что «во глубине России», где так долго таилась «вековая тишина»—теперь идет непрерывная работа подспудных сил, ищущих выхода из области подсознательного к сознательному.

О счастье и, главным образом, о смысле жизни все крепче, все глубже задумываются даже там, где еще недавно царило во всей полноте убеждение: — «Пофилософствуй,—ум вскружится!»

Н. Дмитриев.