По материалам журнала Вестник Америки, июнь 1917 г.

Русское обозрение

Между первыми днями революции и настоящей минутой лежит грань, которая займет в истории новой России выдающееся место: это присоединение социалистических элементов, как блока, к кабинету Временного Правительства.

До того в России произошел ряд событий, которого обозреватель не должен упускать из виду. Вслед за революцией в Петрограде, страна стала всюду преобразовывать свою администрацию, новые силы и новые формы местного управления впервые появились в России. В среде дворян, промышленников, казаков, крестьян и армии, а также посреди кадетов, народников и социал-демократов состоялись перетасовки, съезды, определялось отношение к настоящему моменту. В правительственных сферах состоялся ряд важнейших совещаний, привлечены новые и опытные люди к центральному управлению, учрежден ряд чрезвычайно важных комиссий по судебному делу, рабочему вопросу, аграрному вопросу, по местному самоуправлению, по казачьему вопросу, принят ряд важных решений по вопросу о продовольствии, преобразовании полиции, по вопросу о Финляндии, Польше, украинцах, евреях, по школьному делу и т. д.

Если все это собрать и нанизывать факт за фактом, — составится огромная таблица преобразований и мероприятий, где и общество, и правительство покажут себя вполне выросшими для нового порядка. В этой картине быстрых и решительных действий увидишь, как постепенно спадает лопающаяся ледяная кора, окутывавшая Россию в течение сотен лет, и страна покрывается весенней и радостной зеленью.

Всюду самодеятельность, всюду великое чувство ответственности, всюду разум и опыт — и через все эти факты, через всю цепь преобразовательной деятельности проходит красной нитью одна истина, не оставляющая мысль ни на минуту:    это истина о великой школе, пройденной Россией в предыдущие революционные годы и в борьбе за земство, за суды, за городское самоуправление.

Все эти старые земские деятели — выборные и третий элемент — теперь почти всюду являются господами положения и проявляют редкую распорядительность и хозяйственные знания; все те аграрные, рабочие и политические теории, над которыми иные разумники подтрунивали десять-пятнадцать лет тому назад, упрекая партии в ненужном и казуистическом теоретизировании, теперь так явились кстати, теперь так приложимы к делу, теперь были в состоянии собрать вокруг себя столько преданных людей и так говорят к сердцу сознательных масс, что и слепой должен узреть и воскликнуть:

труды истории не пропадают даром, жизнь — это действительно процесс, в котором всякому свое место.

Обо всем этом стоило бы написать полное и убедительное обозрение, нарисовать яркую и красноречивую картину, но перемена, происшедшая в центральном правительстве, повела, очевидно, насмарку добрую часть этих мероприятий, которые уже, быть может, и не будут положены в основание ближайших правительственных действий и не займут своего места в непосредственных устроительных мероприятиях.

Поэтому они для обозревателя, к сожалению, потеряли свою немедленную ценность, и нам приходится сейчас же перейти к главнейшему факту русской жизни за прошлый месяц: к переменам в министерстве.

***

Перетасовку во Временном Правительстве принято считать новой, тихой революцией. Пожалуй, если взять правительственную программу, поправленную в отношении двух-трех пунктов, то придется признать, что была маленькая революция. Если принять во внимание и личный персонал нового министерства, а также тех членов первого революционного министерства, которые вынуждены были выйти в отставку, то опять-таки маленькая революция налицо. К тому же и ход событий, предшествовавших смене министров, имел характер несколько повстанческий. События чередовались в таком порядке.

Уже первый день в прошлом месяце, первомайский праздник, бывший в самом деле праздником всероссийским, ибо и министерства, и суды объявили его днем неприсутственным — ознаменовался неприятным для нового строя явлением: метанием бомб на улицах Петрограда.

Одной из бомб был убит генерал Кашталинский.

Несколько дней после этого состоялась необыкновенно шумная и враждебная демонстрация против П. Н. Милюкова, министра иностранных дел, по поводу ноты, отправленной державам о верности новой России ко всем старым договорам и делу войны. Демонстрация эта вызвала и контр-демонстрацию, закончившуюся стычками между дружественными и враждебными правительству демонстрантами. Это была первая встряска, объявившая миру, что в среде Новой России назрела серьезная опасность.

В это время в Совете Рабочих и Солдатских депутатов были произнесены речи, которые опять-таки говорили о накопившемся порохе в среде левых революционеров. В заграничной печати вызвала особенно много шума переданная по телеграфу речь с.-д. Станкевича в Совете, в которой оратор сделал призыв о свержении нового правительства, ибо „сила за нами”. Тут впервые ясно вырисовывалось фактически существующее двоевластие в России.

Милюков успокоил толпу, министерство имело специальное объединенное заседание с Исполнительным Комитетом „Совета рабочих и солдатских депутатов” — и недоразумение было выяснено. Правительство убедило „Советчиков”, что нет никакой пропасти между политикой „Совета” и правительственной нотой. Правительство, на первый взгляд, как будто даже вышло с победой, ибо Совет объявил, что всецело поддерживает правительство, а тот же самый с.-д. Станкевич, уже успокоенный и умиротворенный, явился к Совету с характерным заявлением, что состоялось примирение, ибо дескать, „мы, рабочие, только часть России” и не можем, следовательно, требовать, чтобы все пошло „по нашему”.

Печать всего мира это поняла как укрепление правительственных позиций.

До сих пор все события действительно носят несколько революционный, если не повстанческий характер.
Но отсюда и дальше вплоть до составления нового министерства, события, по нашему, носят все признаки истинно-парламентарного кризиса.

Перемена в характере событий не случайная, а имеет под собою солидное основание. В самом деле, в течение всего нескольких дней с демонстрации против Мариинского дворца, Совет рабочих и солдатских депутатов имел ни один случай, чтобы убедиться, что он, действительно, „не вся Россия”, хотя занимает в Новой России и исторически, и фактически большое место.

Контр-демонстранты на улицах Петрограда были не единственными защитниками правительства, — появившиеся вскоре депутации с фронта одна за другой заявили верность Временному Правительству и Исполнительному Комитету Государственной Думы. Съезды солдат и крестьян, открывшиеся в Петрограде к тому же времени, проявили полное согласие с правительством в отношении главного спорного вопроса — неукоснительного продолжения войны.

Совет рабочих и солдатских депутатов даже вынужден был сейчас же, после примирения с правительством, издать призыв к армиям о наступлении. И если примирение Совета с правительством не долго протянуло, то это не по вине „Совета”, который официально всячески старался поддерживать правительство, а по новому, очень серьезному обстоятельству. Пока в Петрограде верхи спорили за власть, в армии показался червь разрухи. Дезертирство стало угрожающим явлением и вскоре как будто бы на фронтах не только установилось тихое соглашение с врагом о перемирии, но русские войска начали откровенное „братание” с немцами, причем последние пустили в ход „гостинчики” и водку. На это явление надо было ответить неотлагательными и серьезными мерами.

Военный министр, А. И. Гучков, немедленно же опубликовал призыв о прекращении дезертирства, затем, очевидно с целью пришпорить армию, стали распускать слухи о готовящемся немецком наступлении на рижский фронт, на Петроград. Командующий Петроградским военным округом, ген. Корнилов, объявил, что составит специальную армию для защиты столицы и потребовал добровольцев.

Эти меры полурастопчинского характера вызвали большую тревогу и заграницей, и в самой России, но они, конечно, не могли внушить доверия к правительству в среде революционной „богемы”, с ее вечно обнаженной совестью, относящейся к делам государственным, как к святыне. С другой стороны, они были недостаточны для восстановления дисциплины.

Немцы стали оттягивать войска с русских фронтов и готовить наступление на англо-французско-бельгийском фронте. Союзники взбудоражились и стали теснить правительство к энергичным мерам. Пришлось применить к революционной армии сильную руку — на это не согласились радикалы из Совета рабочих и солдатских депутатов.

Они, во первых, опасались генеральской солдатески, во-вторых, не пожелали обидеть революционную армию, в третьих, опасались сильных мер вообще. Наоборот, „Совет” все сильнее стал требовать, чтобы правительство без совещания с ним не сделало по армии ни одного сколько-нибудь серьезного распоряжения.

Тут-то „двоевластие” обнаружило себя вовсю. Гучков вышел со своей знаменитой фразой:

„Россия на краю пропасти”.

Керенский на крестьянском съезде выразил сожаление, что не умер в первые дни революции.

Правительство собрало Думу по случаю годовщины созыва Первой Государственной Думы, очевидно, с целью укрепить авторитет Думы в противовес Совету рабочих и солдатских депутатов. На заседании Ф. И. Родичев произнес одну из своих пророческих речей, в которой велел правительству пойти своей дорогой, „которая будет оценена Россией и историей”. Ораторы в один голос гремели против двоевластия.

На улицах столицы появилась прокламация правительства, приглашавшая социалистов поделить власть. Но Исполнительный Комитет Совета рабочих и солдатских депутатов был против коалиционного министерства. Он не мог делить ответственность за внешнюю политику правительства, которой он не сочувствовал и выразителем которой был П. Н. Милюков.

Под влиянием разрухи армии и проповеди большевиков, с Лениным во главе, о немедленном заключении мира, настроение в „Совете” стало явно в пользу скорейшего окончания войны, которому известная сделка старого правительства с союзниками о Константинополе для России и многие тайные договоры и обязательства самодержавного правительства лежали поперек дороги. „Совет” стал серьезно думать о воздействии на немецких социалистов — с одной стороны — и на социалистов союзных стран — с другой, чтобы повести общую пропаганду за скорое окончание войны. С этой целью он и решил созвать землячества социалистического Интернационала в Стокгольм, где предстоял и съезд, приготовленный немецкими социалистами, от участия в котором русские социалисты отказались.

Все это совершенно не шло рядом с участием в министерстве, где иностранная политика П. Н. Милюкова и твердый солдатский дух Гучкова явились преобладающими — и „Совет” отказался от коалиционного министерства.

Но влияние и воздействие страны все более давали себя чувствовать. А. Ф. Керенский, в речи к „Совету”, заявил во всеуслышание, что России грозит гражданская война, если не будет восстановлено единой власти. Черноморский флот и многие армейские единицы выразили верность правительству и желание повести войну до конца. Делегаты крестьянства тоже вмешались.

Тем временем, ген. Корнилов, командующий военным округом, подал в отставку, за ним вышел из кабинета А. И. Гучков и через два дня — П. Н. Милюков. Очистилось поле для переговоров о коалиционном кабинете. Соглашение не терпело никаких отлагательств, потому что высшие генералы армии один за другим решили сложить свои полномочия, если не водворят единого верховного органа власти. „Совет” сдался — и соглашение с правительством о вступлении социалистов в кабинет состоялось, главным образом, на следующих основаниях:

1)    Единство всех союзных фронтов;
2)    Полнота и единство правительственной власти;
3)    Мир без аннексий и без контрибуций;
4)    Требование от союзников, чтобы и они пересмотрели свои мирные условия.

Совет рабочих и солдатских депутатов, в союзе с социалистическими партиями, послал в кабинет блок из шести представителей: трех народников и трех социал-демократов; пополнился соответственно и состав высших членов отдельных министерств — и кризис был улажен — по нашему, совершенно парламентским порядком, т. е. не путем насильственного переворота и захвата, а путем доброго соглашения относительно платформы и лиц и распределения между сторонами прав и обязательств, власти и ответственности.

* * *

Присоединение социалистических элементов в России к центральному правительству существенным образом меняет тактику нового правительства только в отношении внешних вопросов. Во внутренних делах остается в силе первая декларация Временного Правительства, объявленная вслед за его вступлением в управление страной. Кстати, внутренняя политика первого революционного кабинета не вызывала никаких сомнений. Устранение основных вопросов русского устроения, как-то: аграрный, конституционный и самый вопрос о будущем образе правления — из сферы правительственного влияния, путем передачи их исключительной компетенции Учредительного Собрания, значительно упростило задачи правительства, сведя их к ликвидационным и организующим мероприятиям.

Это облегчает социалистическому блоку в правительстве, верному своим партийным принципам и учениям, деление тягот власти. Но эта ограниченность правительственной компетенции зато также и умаляет то значение, которое рабочий блок может иметь в правительственных делах. Иными словами, на присутствие социалистов в правительстве не приходится возлагать какие-то особые надежды. И тем не менее, перемена, осуществившаяся в центральном управлении России, благодаря привлечению крайне-левых элементов к власти, несет в себе много хороших надежд на ближайшее будущее России и она, пожалуй, может вообще послужить новыми вехами по пути русской революции.

Прежде всего, неминуемо известное успокоение в рядах народных масс и революционных деятелей, которые не могли освободиться от мысли, что силы, вызвавшие революции, не те, которые призваны ее контролировать, направлять и управлять ею. Возможно, что теперь удастся, наконец, сбалансировав общественные силы, спокойно готовиться к Учредительному Собранию.

Но участие радикальных элементов в исполнительной власти может оказать большое дисциплинирующее влияние и на сами эти элементы, призванные играть большую роль в будущей жизни России.

Непосредственная ответственность за центральное управление молодым государством заставит лево-революционные элементы относиться более бережно и к грядущим реформам. В делах государственных левые политики „по профессии”, кстати, впервые покажут себя не только критиками и разрушителями, но и строителями, практическими политиками. От этого исторического экзамена в высокой мере будет зависеть и роль крайних левых в будущей политической жизни России. От него будет зависеть и будущая роль дипломированной буржуазии и купеческого сословия.

Политическое соревнование между элементами крайне-левыми и либеральными нигде не имеет столь объективно-прочной почвы, сколько в России, ибо в России оба эти элементы получают в сущности кредит на веру. Либерализм столь же непрактичен в деле управления, сколько и социализм, оба они были оторваны от практических государственных дел и судить их можно более по программам, нежели по фактам из прошлого. Поэтому провал одного из этих элементов неминуемо приведет к повышению другого и наоборот.

А что от доминирования тех или других элементов в управлении Россией будет зависеть и будущий строй, и внутренняя и внешняя сила России — не приходится, вероятно, доказывать.

Вот почему, хотя мы в смене кабинетов не видим никакой революции, мы не можем в ней не видеть большого шага к углублению петроградского солдатского переворота.

А. Яковлевич.

Еще по теме:

Революция. 1917 год. Предисловие

.............................................................................

Необходимо переустройство армии (июнь 1917 г.)

Свобода словоизвержения— это не свобода слова! (июнь 1917 г.)

Революция и положение детей (июнь 1917 г.)

Русское обозрение (июнь 1917 г.)

Будни и праздники "Женского Батальона Смерти" (июнь 1917 г.)

Московские городские выборы (25 июня 1917 г.)